Скандальные признания

Сейчас необходимо вернуться к действительности, которая кажется очень блеклой, но, по крайней мере, безопасной. И не важно, что жизнь без волнений и приключений очень одинока. Дебора привыкла к одиночеству. Более того, чувствовала себя одинокой почти всю свою замужнюю жизнь. Одинокой, раненой и потерянной. Она слишком хорошо помнила, как невеста с искрящимся взглядом превратилась в ненавистную жену.

Больше она не будет такой легковерной. И не станет причиной всех неудач и разочарований. Теперь не надо прятаться от подруг из страха, что они узнают о ее несчастливой жизни. Не придется притворяться перед самой собой, что она не жалкая жертва. Она больше не позволит чувству вины и желанию безопасности руководить своей жизнью. Как и самому жестокому на свете чувству — любви. Может, ее жизнь и пуста, но зато она сама себе хозяйка. Да, вдали от чувств, но ведь и от боли тоже. С этого момента она от них на безопасном расстоянии. Что бы ни нашло на нее прошлой ночью, это была не она, не Дебора. Это лишь выброс эмоций. Катарсис. Противоядие, прививка опасности против недуга скуки. И теперь все закончилось.

Дебора решительно взялась за перо. «Часы пробили полночь, когда Белла украдкой выскользнула в ночную тьму в мужском одеянии. Она собиралась исполнить миссию, которая потрясет все светское общество и столкнет ее с самым опасным и привлекательным мужчиной Англии».

— Ты выглядишь каким-то усталым. — Элизабет Мюррей озадаченно посмотрела на Эллиота.

Сходство между сестрой и братом было очевидным, с первого взгляда становилось понятно: они родственники. Одинаковые карие, глубоко посаженые глаза, темные волосы и ясный проницательный взгляд. Те, кто удостаивался этого взгляда, обычно начинали нервничать, боясь неосторожно выдать свои тайны. И хотя Лиззи отличалась более светлой кожей и мягкими чертами лица, она частично унаследовала энергичность брата и весь его шарм. Сочетание того и другого ее друзья находили очаровательным, муж — завораживающим, а критиков оно даже слегка пугало.

— Развлекаешься от заката до рассвета? — с улыбкой поинтересовалась она, стягивая светло-лиловые лайковые перчатки. И без церемоний плюхнулась в потертое кресло у камина.

Эллиот усмехнулся:

— Боже, ты же меня знаешь. Танцую до четырех утра и ухлестываю за очередной богатой наследницей, чтобы расплатиться с карточными долгами. Обычное занятие для джентльменов.

Лиззи захихикала:

— Я очень удивилась, когда не застала тебя в толпе поклонников Мэрианн Килвиннинг. Говорят, у нее состояние по меньшей мере тысяч в двадцать.

Эллиот щелкнул пальцами:

— Ерундовая сумма. Я много больше оставляю за одну игру «У Уайта».

Улыбка Лиззи увяла.

— Я слышала, твой приятель Каннингем как-то проиграл за одну ночь примерно столько же. Я знаю, это считается очень модным, но не могу отделаться от мысли, что джентльмены могли бы найти способ и получше потратить деньги.

— Ты в этом не одинока.

— А как прошел разговор с Веллингтоном?

— Он хорошо меня принял, — горько сказал Эллиот, — но все как обычно. Неотложные обязательства, необходимость делать инвестиции, истощенные ресурсы, ничего особенного, одни банальности. — Он вздохнул. — Наверное, в чем-то я несправедлив к нему. Он конфиденциально сообщил мне, что подумывает снова заняться политикой. И если займет пост в кабинете министров, постарается сделать все, что сможет… о, Лиззи, я не знаю. Эти люди… те самые, что отдали своей стране здоровье и молодость… они не могут так долго ждать. Им требуется помощь уже сейчас, им нужно кормить себя и свои семьи, а не выслушивать эфемерные обещания о том, что надо подождать и помощь подоспеет. Мы этого еще во время войны наслушались.

— Генри. Я знаю, — тихо произнесла Лиззи и раскрыла глаза, чтобы не заплакать. Лицо брата утратило всякое выражение. Она ненавидела ронять слезы, но, что важнее, Эллиот очень не любил, когда задевали эту болезненную для него тему.

— Генри и сотни — тысячи — других. Братья, мужья, отцы, друзья. Мне противна эта ситуация.

— И Веллингтон не собирается ничего предпринимать?

— Прости, что говорю это, Лиззи, но в душе он традиционалист. Как Ливерпуль и остальные тори, он боится, что мужчины, которые провели столько лет за пределами Англии, могли стать радикалами. Он считает, что голод и нищета научат их большему уважению. Лично я думаю, это произведет совершенно противоположный эффект, и, что еще важнее, это чертовски несправедливо. Извини, я не хотел богохульствовать и не собирался наводить на тебя скуку.

— Не глупи. Ты не наводишь на меня скуку, не шокируешь своими выражениями и сам это отлично знаешь. Я категорически не согласна с современным представлением о том, что у нас, женщин, нет своего ума, — коротко ответила Лиззи и получила в награду смешок брата.

— Уж тебя-то в этом точно никто не обвинит, — заметил он.

Лиззи усмехнулась:

— Так говорит леди Мюррей.

— Мать Алекса в городе? Я думал, она никогда не покидает свой большой сарай, ой, прости, замок. Она не боицца, что ее будущий хаггис [5] разбежицца, а волынки прекратят плодицца? — поинтересовался Эллиот, передразнивая шотландский говор леди Мюррей.

5

Хаггис — традиционное шотландское блюдо, телячий рубец с потрохами.

— Очень смешно, — сухо сказала Лиззи.

— Какое, интересно, памятное событие заставило ее посетить земли сассенахов [6] ? — К его изумлению, сестра покраснела. — Лиззи?

— Я беременна, — сообщила она, как всегда пропустив обычные экивоки. — Вот она и ринулась к нам на юг, узнав сногсшибательную новость, что у нее в скором времени родится внук и потенциальный наследник.

— Элизабет! — Эллиот вытащил сестру из кресла и крепко обнял. — Какие замечательные новости!

6

Сассенах — презрительное прозвище англичан.

— Эллиот, ты меня раздавишь.

Тот сразу отпустил ее.

— Я сделал тебе больно? Боже, извини, я не хотел.

— Пожалуйста! Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не это. Не говори, что мне надо отдохнуть, не поднимай мне повыше ноги, не заматывай в шали и не пытайся поить горячим молоком. — Лиззи передернуло.

— Это Алекс так делает?

— Бедняжка, он на седьмом небе от счастья. Правда, как только узнал об этом, сразу стал обращаться со мной как с фарфоровой статуэткой. Боже, боюсь, он скоро начнет меня пеленать и занянчит до смерти, — откровенно сказала Лиззи. — Ты не представляешь, чего мне стоило убедить его, что мы еще можем… — Она осеклась и сильно покраснела. — Ладно, не важно. Алекс уже пришел в себя, зато его мать совсем иной рыбный садок. Ну, или «котел овсянки»? Она хочет, чтобы я переехала на время в Шотландию. Говорит, что наследников Мюрреев всегда принимала местная знахарка.

— Но ты же, естественно, не собираешься туда ехать?

Лиззи, точно как брат, пожала плечами:

— Алекс ничего не говорил, но я знаю, он бы предпочел, чтобы я поехала. У меня уже заметен живот, и я не имею ни малейшего желания в таком виде показываться в городе. И уж точно не хочу затягиваться в корсеты, чтобы его скрыть. Так что, возможно, так действительно лучше. Замок Алекса не такая уж развалина. И потом, ты же не можешь винить его за желание, чтобы родное дитятко родилось на его земле.

— Дитятко!

Лиззи засмеялась:

— Еще пара месяцев, и я буду говорить, как шотландка. — Она стала натягивать перчатки. — Мне пора, я обещала Алексу, что не оставлю его наедине с матерью слишком надолго. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала Эллиота в щеку. — Ты действительно выглядишь усталым. Хотела бы я знать, что ты затеял. Явно не амурные похождения. Я уже потеряла счет молодым леди, которые справлялись о моем красивом, очаровательном, достойном, но неуловимом брате. И не говори, что тебя не приглашают. Ерунда. Что тебе действительно нужно, так это…

— Лиззи, говорю тебе в последний раз, я не хочу жениться.

— Я собиралась сказать, что тебе нужно какое-нибудь доходное занятие, — оскорбленно заявила сестра. — Тебе скучно заниматься землями Марчмонтов, и так было всегда. Ты должен давать выход своей энергии, особенно сейчас, когда нет необходимости командовать батальонами. Тебе надо отвлечься от некомпетентности и несправедливости мира. Я не принижаю твоей офицерской карьеры, но она уже в прошлом, Эллиот. Ты не можешь вернуться туда и все исправить. Пора двигаться дальше, найти практическое применение своему опыту, а не бить им себя по голове. Говоря откровенно, я хочу ехать в Шотландию с чистой совестью, и у меня нет времени на обычный шаг.