Скандальный портрет

Эмитист наморщила нос. Похоже, это место, куда ходят, чтобы показать себя. И оно, без сомнения, битком набито разными графами и танцовщицами.

— Среди ваших соотечественников популярностью пользуется «Миль Колон». Хотя, — Ле Брюн погрустнел, — к тому времени, как мы приедем, там наверняка будет стоять очередь на вход.

Эмитист вздернула бровь. Отвечая на этот молчаливый вызов, Ле Брюн продолжил:

— Есть много других замечательных заведений, куда я не премину доставить вас, леди… Например, «Ле Кавё», где за два-три франка вы получите прекрасный обед с супом, рыбой, мясом, десертом и бутылкой вина.

Если учесть, что Эмитист потратила определенное время, знакомясь с обменным курсом, это последнее заявление заставило ее поджать губы. Конечно, за такую скромную сумму они не могли получить ничего по-настоящему вкусного.

Тем не менее Эмитист не стала высказывать свои сомнения. Возможно, внимательно наблюдая за ней, когда он описывал дорогие заведения, Ле Брюн просто старался предложить что-то более экономичное. Он был не глуп. Его манеры могли бесить ее сколько угодно, но ему нельзя было отказать в наблюдательности и практичности. Принимая во внимание, что она уже достаточно помучила его сегодня, а также то, что Финелла расстраивалась, когда они спорили в ее присутствии, Эмитист решила, что «Ле Кавё» звучит достаточно привлекательно.

Прошло не так много времени с тех пор, как они с Финеллой переоделись, пожелали Софи доброй ночи и вышли на слабо освещенные улицы Парижа.

Париж! Это действительно был Париж. И ее приезд сюда подтверждал, что она самостоятельная независимая женщина. Что она готова к новым поворотам, готова сделать новый выбор. Что она расплатилась за ошибки молодости. И не намерена жить затворницей, как будто ей стыдно за себя. Потому что это не так. Она не сделала ничего постыдного.

Конечно, нельзя сказать, чтобы Эмитист стремилась стать настолько независимой, чтобы расстаться с заповедями тети Джорджи. И уж точно не с теми, которые имели практический смысл. Для похода в недорогой ресторан, каким был «Ле Кавё», Эмитист надела простое строгое платье, в каком пошла бы на встречу с банкирами в Сити. Увидев ее выходящей из своей комнаты, месье Ле Брюн слегка поморщился. Эмитист казалось, что она оделась как светская дама.

Хотя другие, пожалуй, сочли бы ее невзрачной провинциалкой, поскольку ее шляпка как минимум на три года отстала от моды.

Но уж лучше, чтобы люди недооценили тебя, чем приняли за расфуфыренную простушку, думала Эмитист. Явиться на континент в карете, запряженной четверкой лошадей, в сопровождении толпы слуг и вагона багажа, производить невероятный фурор в каждой придорожной таверне — все это было бы равносильно тому, чтобы повесить на шею табличку: «Богатая дама! Приходите и грабьте!»

И пусть временами им приходилось мириться с определенной долей неудобств, зато никому бы не пришло в голову принять их за лакомый кусок для грабителей.

Вскоре Эмитист обнаружила и еще одно преимущество того, что не оделась в шелка.

— Я и подумать не могла, что тут везде так грязно, — пробормотала она, поднимая юбки, чтобы не запачкать их. — Можно подумать, мы пробираемся по проселку, ведущему на свиноферму.

— Я предлагал вам нанять портшез, чтобы вас доставили в Пале-Рояль, — мгновенно парировал Ле Брюн.

— О, полагаю, это не для нас, — пояснила Финелла примирительным тоном. — Мы не дамы из высшего света. И чувствовали бы себя неловко, если бы нас несли по улицам, как…

— Как тюки, — закончила Эмитист, — которые тащат огромные могучие носильщики.

— Кроме того, — торопливо добавила Финелла, — мы можем разглядеть ваш прекрасный город гораздо лучше, месье, когда идем пешком, чем из-за занавесок какого-нибудь экипажа. Так мы гораздо больше ощущаем себя его частью.

— Уж это точно. Эта грязь определенно собирается надолго стать частью моих юбок, — заметила Эмитист.

Но потом они прошли в арку и оказались на огромной, залитой светом мощеной площади, и дальнейшие ехидные комментарии замерли на ее губах.

Месье Ле Брюн довольно усмехнулся, глядя, как обе дамы затаили дыхание при виде открывшейся перед ними впечатляющей панорамы.

Никогда прежде Эмитист не видела ничего похожего на Пале-Рояль. И дело было не только в бесчисленных ярко освещенных окнах, заставивших ее заморгать, но и в огромных толпах людей, пришедших сюда с намерением развлечься на полную катушку. Судя по их нарядам, они явились со всех уголков света.

— Идите сюда, — позвал месье Ле Брюн, крепко беря ее за локоть, когда они замедлили шаг, уставившись на одно из ярко освещенных окон ресторана в нижнем этаже. — Это заведение не годится для таких дам, как вы.

И правда. Одного беглого взгляда на обилие военных мундиров и несколько вольное поведение сопровождавших их женщин хватило, чтобы прийти к тому же выводу.

Теперь Эмитист не спешила оттолкнуть руку месье Ле Брюна. Все это было несколько более… бурным, чем она представляла. Когда после смерти тетушки она приехала в Лондон, чтобы проконсультироваться с банкирами и деловыми людьми, огромный город тоже показался ей шумным и пугающим после сонного спокойствия Стентон-Бассета. Но бьющая ключом жизнь ночного Парижа оставляла его далеко позади.

Они вошли в ресторан, и Эмитист почувствовала облегчение, очень быстро, однако, сменившееся удивлением. Несмотря на то что месье Ле Брюн охарактеризовал его как недорогой, он значительно превзошел ее ожидания. Во время своего пребывания в Лондоне ей приходилось заглядывать в мутные окна дешевых едален, и она полагала, что дешевый ресторан для простой публики в Париже будет похож на них. Вместо этого ее взгляду предстали зеркала, колонны и статуи в нишах. Столы, уставленные сверкающей посудой и хрусталем, посетители в ярких нарядах и официанты, усердно снующие вокруг них.

А еда, которая, как она подозревала, будет того же качества, что и в придорожных тавернах, где они останавливались, выглядела не хуже, чем та, которой ее угощали на обедах в лучших ломах их графства.

Но самое главное для Эмитист заключалось в том, что всем здесь заправляла женщина. Она восседала на специальном месте возле двери, рассаживая клиентов по столам в зависимости от размеров компании, и получала от них деньги, занося суммы в массивный гроссбух, лежавший перед ней на большом гранитном столе.