Скандалы

Когда они разговаривали в последний раз, месяцев шесть тому назад, Джорджина призналась Бэби, как ей хотелось бы, чтобы журналистские навыки и обретенные ею знания в области домоводства помогли ей претворить в жизнь некий проект, в который Таннер, по ее убеждению, никогда не станет вмешиваться. Не только потому, что в этом он был абсолютно несведущ; скорее всего, он сочтет это не стоящим внимания трудом. Если же ей повезет, она заслужит его полное доверие.

Проведя унылое детство в пригороде Колумбуса, Джорджина проделала затем долгий путь. Она обладала ангельским характером и кожей цвета распускающейся розы, как у холеного английского ребенка. По мнению Бэби, она была скучна, как стакан с теплым молоком, но куда более полезна.

Бэби познакомилась с Джорджиной еще до того, как та вышла замуж за известного газетного магната. Джорджина писала в газете на темы кулинарии. Их столы разделяла перегородка. С изумлением узнав о тайном романе юной журналистки, ведущей кулинарную колонку, с владельцем газеты, Бэби приложила все усилия, чтобы сблизиться с Джорджиной.

Бэби собиралась бросить трубку, когда запыхавшаяся Джорджина наконец ответила ей.

– Привет, радость моя, – сказала Бэби своим обычным веселым и игривым голосом. Бэби редко представлялась по телефону, справедливо полагая, что знакомые сразу же узнают ее.

– Бэби! Как приятно слышать тебя! Мы уже сто лет не виделись! – воскликнула Джорджина.

– Да, да, довольно давно, – нетерпеливо подтвердила Бэби. – Я просто не могла не узнать, слышала ли ты новости?

– Не думаю, – осторожно ответила Джорджина. – Намекни.

– Лолли Пайнс скончалась, – произнесла Бэби тоном, соответствующим драматизму события.

– Ах, вот оно что! Да, ужасно, не правда ли? Таннеру придется вылетать на „Гольфстриме". Бедняжка, он так ждал этого уик-энда.

Господи, ну до чего похоже на Джорджину, подумала Бэби, бросив окурок сигареты в недопитый стакан Джо. Вы можете сообщить Джорджине, что в среду взорвется мир, а она ответит, что должна в этот день взять из чистки темно-синий костюм Таннера.

– Почему ты так тяжело дышишь? – спросила Бэби, меняя тему и обдумывая, как наставить Джорджину на путь истинный.

Джорджина хихикнула:

– Я бежала из ванной для прислуги.

– Почему ты не пользуешься своей?

– Я проводила там эксперименты с салатом латуком и оказалась права. Если головки заморозить и держать в воде, они будут сохранять свежесть около двух недель. И не прорастут.

Бэби нетерпеливо барабанила пальцами по телефонному аппарату. Она не могла позволить себе выслушивать кулинарные изыски. Пришло время решительных действий.

– Джорджина, – хрипло сказала Бэби, – нам надо поговорить.

– О, прости, Бэби, – чуть смутившись, отозвалась Джорджина. – Я собираюсь уходить.

– Лолли Пайнс скончалась, Джорджина.

– Я знаю, Бэби, и искренне сожалею об этом. Но, откровенно говоря, она была не слишком приятной женщиной. Она прекрасно относилась и ко мне и к Таннеру после его развода, но лишь потому, что хотела нравиться ему. По-моему, на ее место надо взять Энн Ландерс, это сразу оживит газету.

– Джорджина, – бросила Бэби, – не надейся. Следующей Лолли Пайнс станет Бэби Байер.

– Дорогая, это потрясающе! – в восторге воскликнула Джорджина. – Я просто вне себя! Но почему Таннер не сказал мне об этом? Должно быть, забыл. Он так торопился.

– Ну, это еще не решено окончательно, – заметила Бэби, укладываясь на живот и подминая под себя подушку.

– Ах, вот как. А я уж подумала, что дело в шляпе. Когда ты узнаешь точно?

– Пока не известно, но хотелось бы серьезно обсудить это с тобой, – сказала Бэби, вытаскивая ящичек ночного столика. Она извлекла оттуда флакончик красного лака для ногтей и, усевшись, стала красить ногти на ногах. – Если уж Таннера нет дома, почему бы нам не встретиться в „Мейфэр". Мы выпьем и поговорим об этом.

– Ох, Бэби, даже не знаю. Я совсем отошла от редакционных дел. Я всего лишь жена владельца газеты.

– Всего лишь жена. Точно, – саркастически подтвердила Бэби.

Последовала долгая пауза.

– Джорджина? Ты меня слышишь? – забеспокоилась Бэби.

– Я здесь, дорогая.

– Ну? Как насчет „Мейфэр"? Скажем, в половине седьмого?

– Вообще-то, я работаю с образцами краски. Все разложено на буфете в посудной. И мне очень хочется прибраться до появления Таннера.

Теперь замолчала Бэби, продолжая не спеша накладывать лак. Наконец она спросила с наигранной небрежностью, скрывая возрастающее беспокойство:

– Когда вернется домой Таннер?

– Ближе к вечеру. Я не хочу, чтобы он увидел этот беспорядок, когда войдет в дом.

Бэби покончила с педикюром.

– Понимаю, – сказала она, тщательно обдумывая слова. – Тогда, может, мы могли бы встретиться на неделе. – Она помолчала. – За ленчем. – Последовала еще одна пауза. – Мы можем пойти в „Каравеллу". – Она прислушалась к биению своего сердца. – Как в добрые старые времена.

Так. Она все же произнесла это. Она позволила себе предъявить тот счет, по которому, как она уверяла Джорджину, ей никогда не придется платить.

Поскольку в вертикальном положении Бэби чувствовала себя увереннее, она спустила ноги с кровати. Она задела пяткой флакончик с лаком, и он, опрокинувшись, оставил на простыне ярко-красное пятно.

– Проклятье! – прошипела она и, попытавшись соскрести лак, лишь ухудшила картину.

– Бэби? В чем дело? – спросила Джорджина.

– Проклятье! – воскликнула Бэби, прижимая трубку плечом. – Я только что пролила лак на эту чертову простыню.

– Скорее возьми старое полотенце и подложи под пятно. Затем найди пятновыводитель. И прикладывай, но только не растирай.

Поднявшись, Бэби четко и ясно повторила ее указания. Уязвить Джорджину не удалось.

5

Нива Форбрац покинула галерею в Саттон-Плейс Саут, где проходил аукцион, в полдень пятницы перед Днем труда. До последней минуты она надеялась, что ей удастся найти что-нибудь для приема у Гарнов этим вечером в Хэмптоне; вещи для уик-энда так и не были уложены. У Гарнов намечался великолепный прием. Все умирали от желания увидеть, во что Тита с помощью денег Джордана превратила свой дом в Хэмптоне. Когда Нива спешила по Пятьдесят седьмой стрит Ист, по улице пронесся порыв душного влажного ветра, и ее тонкое льняное платье прилипло к ногам.

Ей очень нравилось ходить на работу с голыми ногами. Будь ее воля, она вообще ходила бы обнаженной. Другие женщины в галерее упали бы в обморок при виде нагой плоти. Как ни любила Нива аукционный бизнес, она с удовольствием избавилась бы от общества дам, с которыми ей приходилось работать. К себе они относились с исключительной серьезностью, а вот к работе – совсем иначе. Выглядеть как можно более элегантными и исполнять работу с изящной небрежностью входило в их обязанности. Внешне все они походили друг на друга, как горошины из одного стручка: черные бархатные ленточки в волосах, строгие аккуратные костюмчики и нитка жемчуга на шее.