Скандинавия глазами разведчика

За стеклом иллюминатора было хоть глаз коли. Прожорливому и кровожадному волку Фенриру, по всей видимости, всё-таки удалось обмануть самого Одина и проглотить-таки наше солнце [6] . Одинокие огоньки скудно освещали окрестность, не давая возможности составить о ней ясное представление. Жиденькой струйкой пассажиры потянулись к небольшому строению, оказавшемуся административным зданием международного аэропорта. Американских военных видно не было. Паспортные формальности продолжались недолго, иммиграционный чиновник без всяких вопросов поставил в паспорт штамп о прилёте и отпустил меня восвояси. Через пять минут я в нерешительности стоял в небольшом холле, ожидая, когда ко мне подойдёт кто-нибудь из посольства или резидентуры. Я сразу узнал «своего», как только он появился в дверях. Встречал меня сам резидент, немолодой уже мужчина, отрабатывавший, по всей видимости, последнюю свою командировку.

6

Волк Фенрир — персонаж из скандинавской мифологии. Один — главный бог скандинавского пантеона.

— Борис Николаевич? Меня зовут Николаем Ивановичем. Поехали?

Я с радостью согласился, тем более что моего отца тоже звали Николаем Ивановичем. Мы прошли к его машине. Вокруг было по-прежнему темно, хотя по московскому времени уже пора было светать. Отъехав от аэропорта, мы сразу нырнули в густую мезозойскую темноту, прорезаемую ярким кинжалом фар. На бледном фоне покрытого плотными облаками неба отражались причудливые холмы и вздыбленные кучи неизвестной мне породы, будто оставленные поработавшим на славу гигантским бульдозером.

Асфальт был великолепный, и «форд» бесшумно нёс нас по какой-то обручевской Плутонии, правда лишённой малейшего намёка на растительность. Наконец я не вытерпел:

— Николай Иванович, что это такое? — Я показал пальцем за окно.

— Лава.

— Что-о-о?

— Застывшая лава. Вулканическая порода.

Я сразу вспомнил о вулканическом происхождении Исландии, но одно дело — читать, а другое — увидеть всё это наяву.

— И что — вся страна такая?

— Да нет, местами встречается и травка, мхи. Ведь у исландцев масса овец, чем-то кормиться они должны.

— А деревья?

—Практически нет. Вот сейчас под Рейкьявиком планируется разбить парк, но это всё когда-то будет [7] .

Когда мы въехали в Рейкьявик, начало светать, но город разглядеть не удалось. Николай Иванович отвёл меня в гостевую комнату и предложил хорошенько выспаться.

Спать почему-то не очень хотелось, перед глазами проходили шикарные предрождественские картинки Копенгагена, перемежаемые фантастическим пейзажем Исландии, в ушах раздавался пьяный смех филолога-ловеласа Эрика, а в полутёмном окне полуподвальной гостевой мелькала морда сиамца Барсика. Ко всему прочему в нос лез неистребимый запах тухлых яиц: здание посольства, как и весь город, обогревалось горячей водой из гейзерных источников, содержащих сильную концентрацию серы. Потом я куда-то поплыл и сразу провалился в бездну.

7

Уже работая в длительной командировке в Копенгагене, помню, как мне пришлось встречать следовавшую из Исландии транзитом домой семью одного нашего дипломата. Его трёхлетняя дочка показывала пальцем на деревья и спрашивала: «Папа, что это?»

Проснулся я оттого, что меня здорово, как на корабле, качало. Комната ходила ходуном, стены трещали и люстра раскачивалась из стороны в стороны, готовая вот-вот упасть на мою голову.

«Когда же кончатся эти кошмарные сны!» — подумал я с досадой за допущенный накануне перебор по части горячительных напитков и закрыл глаза, чтобы продолжить сон. Но что-то было не то, в нос опять полезла сера, и я понял, что уже не сплю. Я прислушался: в доме было тихо, обитатели, вероятно, продолжали спать. Дом на какое-то время успокоился, не двигал своими стенами, люстра замерла на своём месте.

«Чертовщина какая-то! Значит, всё-таки мне это приснилось?»

И тут как бы в опровержение этого нелепого предположения по дому опять прошла крупная дрожь, где-то вдали прокатился гул, люстра вновь пришла в движение. Я испуганно вскочил с постели. Землетрясение! Как я раньше не догадался, ведь Исландия — страна вулканическая, молодая, и землетрясения здесь не являются редкостью. Первой мыслью было: «Бежать!» Но, не услышав в доме и за его пределами каких-либо признаков беспокойства или паники (люди вообще куда-то пропали), я уговорил себя остаться в постели, чтобы не показаться смешным в глазах аборигенов. Подумать только: испугался землетрясения!

Как ни странно, я снова заснул и проспал ещё пару часов без всяких сновидений. Поздним утром в гостевую заглянул Николай Иванович и рассказал, что в районе Рейкьявика было пятибалльное землетрясение, в городе кое-где дали трещины дома, лопнули трубы водяного отопления, но человеческих жертв нет. Всё хорошо, прекрасная маркиза!

После завтрака резидент повёл меня, как это полагается, представлять послу. Негласный этикет взаимоотношений «ре-зидентурских» с «посольскими» непременно предполагал эту процедуру, независимо от сроков пребывания командированного в стране, его чина и звания и целей командировки. Правда, если прибывший занимал солидное положение, время аудиенции значительно увеличивалось, и беседа могла кончиться на весьма дружеской ноте и даже приглашением «вместе отобедать» или «накоротке отужинать».

Кроме чисто протокольных соображений, такие визиты имели сугубо прозаическое объяснение: главе дипломатического представительства было полезно убедиться, что представитель «ближних соседей» появился в посольстве не для того, чтобы делать под кого-нибудь «подкопы» или искать «компру». «Чистые» дипломаты в своей практической деятельности непременно учитывали благоприобретённый исторический (в основном отрицательный) опыт и в отношениях с представителями КГБ не отходили от ставшей генетической линии поведения «держись от чекистов подальше», хотя в описываемое время эти комплексы проявлялись всё-таки не в такой острой форме, как тридцатью годами ранее. Впрочем, это зависело от того, какими людьми были чекисты и какими — сами «чистые».

Посол был неглупый мужик, к представителям разведки относился без предубеждений, поэтому долго на моей персоне задерживаться не стал. Через пять минут мы с Николаем Ивановичем вышли из его кабинета и уединились за «секретной» дверью резидентуры, чтобы обсудить моё задание и способы его выполнения. Оговорюсь сразу, что заданием не предусматривалась вербовка агентов или проведение явки с ценным источником. Всё было значительно проще: нужно было собрать максимум общедоступной информации, на основании которой можно было сделать вывод о возможности и целесообразности работы по Исландии. Скажу также, что такая возможность априори не просматривалась, но для формального закрытия вопроса, как в науке, требовались определённые оперативные выкладки.

Две недели в Рейкьявике я провёл в стенах посольства, листая различные справки, отчёты и обзоры посольства и резидентуры и беседуя с дипломатами. Я с благодарностью вспоминаю о помощи, которую мне оказали «чистые» сотрудники посольства Подражанец, Комиссаров и Шаманин. С Серёжей Комиссаровым, владеющим несколькими скандинавскими и европейскими языками, мне пришлось потом вместе проработать в Дании и Швеции, а с Шаманиным тоже столкнуться в Швеции.

Кстати, о языках. Кроме того, что мы впереди всей планеты в области балета, нужно отметить, что ни в какой другой стране, кроме нашей, не поставлено так досконально изучение иностранных языков. Где, в каком государстве вы встретите дипломатов, владеющих исландским языком, на котором говорят всего двести тысяч человек? Такие люди были и, я надеюсь, ещё живы. Я знал их и видел. Это упомянутые выше Комиссаров и Подражанец, ученики известного в кругах МИДа и за его пределами профессора Якуба. Как скандинавист могу подтвердить только, что это явление на уровне маленького чуда света.

Свободное время использовал для прогулок по городу, а вечера — для хождения в «киношку». Рейкьявик — небольшой по нашим, да и по европейским масштабам город, и его можно обойти за пару часов. Компактный центр и деловая часть столицы с министерствами, банками, магазинами и офисами; университетский район на окраине (где-то здесь вращается мой знакомый норвежец); порт с многочисленными причалами и рыбацкими шхунами и баркасами; бассейн с подогретой морской водой у самой кромки океана; старейший в мире парламент альтинг (британский парламент на самом деле моложе исландского) [8] , приютившийся на краю искусственного озера, по которому плавают лебеди; бессастадир — резиденция президента; мрачные средневековые каменные церкви; памятник норвежскому конунгу Эйрику Рыжему, открывшему Исландию в незапамятные времена, и насколько хватает глаз — безбрежный океан.

8

Альтинг собирался в июне на две недели начиная с 930 года.