Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
Он осторожно отворил двери, выглянул. Ни души. Не оглядываясь, убийца запер двери и поспешил к запасному выходу. Ногтем открыл патентованный замок, запер двери и сбежал по лестнице. На дворе потянуло холодом, но он даже расстегнул пиджак. В углу двора какой-то пьяница пускал струю, одновременно распевая псалом. Поющий заметил убийцу.
— Хочешь хлебнуть? — спросил он.
— Пожалуй, нет, — ответил убийца.
— Глоточек никогда не помешает.
— Может, и так, — согласился убийца.
Пьяница достал из кармана поллитровку водки. Убийца вытер горлышко и отхлебнул.
— Спасибо,
— Ты тут живешь? — спросил пропойца.
— Нет, просто был у знакомого. Пока.
— Пока и с Богом, — кивнул пьяница.
Убийца поспешно перешел на другую сторону улицы и последний раз взглянул на окно номера, где оставил мертвую женщину. Он убеждал себя, что не имел иного выбора. А теперь пора было срочно возвращаться домой. Он вышел на Дроттнинггатан, свернул на Мастер-Самуэльсгатан, купил в киоске вечерние газеты, просмотрел заголовки на первой полосе и пошел дальше. Мужчину за столиком кафе «Аниара», с любопытством к нему приглядывавшегося, он не заметил.
Вечером Ян Ольсон сидел на скромной вилле Сундлина и смотрел по телевизору новости. Премьер в своем кабинете писал новую речь.
Сообщение об убийстве Инги Мари, которое подали как преступление на сексуальной почве, он прослушал мельком — не было никакого повода связать это событие с Сундлином и похищением.
Ян все еще дулся на Сундлина. И, кроме того, чувствовал, что подвел сам себя, не сумев устоять перед уговорами премьера. Пару раз его охватило желание пойти к Сундлину и объясниться. Но он не решился. Ведь под угрозой были две жизни.
Из комнаты Сундлина доносился стук пишущей машинки. В воскресенье вечером ему выступать с речью в Соллентуне. По крайне мере, так он утверждал. Ольсон сомневался, хватит ли премьеру сил. Тот уже просил министра просвещения заменить его, если понадобится. Организаторы проявили полное понимание. Разумеется, только в силу необходимости.
Ольсон принес себе пиво из холодильника, выключил телевизор и некоторое время пытался читать. Сундлина он заметил только тогда, когда тот уже стоял рядом.
— Я уже закончил, — сказал он. — Нам нужно поговорить. Ольсон пожал плечами.
— Понимаю, ты недоволен, — кивнул Сундлин. — Я вполне отдаю себе отчет, что втянул тебя в неприятную ситуацию.
— Неприятную! — фыркнул Ольсон. — Речь идет о моем будущем. Если что случится, я тут же получу под зад.
— Ты так думаешь? Можешь на меня положиться, я сделаю все, что смогу — а кое-что я могу, — чтобы с тобой ничего плохого не случилось.
— Ну да, здорово это поможет, если ты сам влипнешь. Трудно рассчитывать, что в таком случае ты мне поможешь. Скорее наоборот.
— Я ужасно устал, — признался Сундлин. — Совершенно измучен. Как думаешь, Кристину отпустят?
— Думаю, отпустят, — подтвердил Ольсон, надеясь, что не ошибается. — Я, разумеется, полагаю, что до утра ты добудешь деньги.
— Они уже здесь, — сообщил Сундлин.
— Ты что, полмиллиона держишь просто так дома? Это безумие.
— Я считал, так будет лучше.
Не хочу привлекать к себе лишнего внимания.— В этот есть смысл. Но как ты их добыл?
— Через абсолютно надежного посредника. Человека, на которого я могу безусловно положиться. Я ему позвонил после первого же письма. И вчера получил деньги.
— Все по их инструкции?
— Да.
— Никаких меченых банкнот?
— Никаких. Не хочу рисковать. Что-нибудь новое по телевизору было?
— Ничего серьезного. Какое-то убийство в центре. В отеле нашли мертвую женщину.
— Как ты планируешь все завтра?
— Достаточно придерживаться инструкций. Вопрос только, как они передадут заложниц. Но как-нибудь обойдется.
— Интересно, как бы отреагировал Енс Форс, знай он настоящие условия,— заметил Сундлин.— Завтра вечером он будет в Албании, а все это — просто большой блеф.
— Но идея хороша, — заметил Ольсон. — Тот, кто до этого додумался, совсем неглуп.
— Только откуда они могли узнать, что у меня столько денег?
— Ты так уверен, что они знают размер твоего состояния? Это может быть совершенно случайным совпадением. Общеизвестно, что ты отнюдь не нищий. И они просто предположили, что ты сумеешь достать деньги.
— Я пытаюсь убедить себя, что это так и есть. В противном случае получается совсем невесело.
— Но как ты мог так рисковать?
— Ты имеешь в виду деньги?
Ольсон кивнул.
— Ты же знаешь мое прошлое. Я из небогатой семьи, вырос в очень скромных условиях и с детства мечтал по-настоящему разбогатеть. Со временем это стало для меня идеей фикс. А когда удалось сделать удачные вложения и ни с того ни с сего стать обладателем огромных денег, уж больно не хотелось ими делиться.
— А как насчет угрызений совести?
Премьер ответил не сразу. Потом сказал:
— Нет, как ни странно. Порой я боюсь, что все раскроется. Но никаких угрызений совести.
— Но ведь ты действовал вопреки собственной политике.
— Очевидно, мне удалось подавить сомнения.
— А теперь тебе придется расстаться с половиной миллиона. И как ты это переживешь?
— Странно, но я об этом совсем не думал! В конце концов я еще не совсем конченый человек. Может, ты не веришь, но для Кристины я пожертвовал бы всем.
— Партией тоже?
— Да.
— А ты не думаешь, что нам стоило бы иметь политиков, которые действовали бы по-другому?
— Вполне возможно.
— Все похищение было прекрасно спланировано. Не понимаю только, к чему эта игра с завтрашней передачей, — заметил Ольсон после краткой паузы. — Совать сумку с деньгами в пригородный поезд — мне это кажется полным идиотизмом. Но, может быть, они лучше знают, что делают.
— Наверняка, — согласился Сундлин и продолжал: — С Анни проблем не будет — похитители ее наверняка ни во что не посвятили. Зато с полицией возникнут проблемы, но ничего страшного, как-нибудь справимся. Меня беспокоит не это. Есть кое-что похуже. Предположим на минуту, что они действительно знают о моих деньгах в швейцарском банке. Тогда не остановятся на том, что получат сейчас. А это будет невыносимо.