Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
— Да, кстати, — заметил Пауль, — я внимательно изучил те таблетки. К сожалению, это обычное средство от ревматизма.
— Значит, так… Но она и принимала их от ревматизма.
— Сильное лекарство, — продолжал Пауль, — и немного рискованное. Профессор, у которого я консультировался, сказал, что это средство может привести к распаду белых кровяных телец. Это может стать опасным при любой инфекции. Старикам подобные лекарства нужно назначать с особой осторожностью, сказал он.
— Наш доктор отнюдь не светило науки, — согласился Остлунд, — но не в том дело. Мы им довольны. Но я хотел бы знать другое. Что мне можно написать о…
Остлунд
«Убийство!»
Когда Викторсон встал из-за стола, свечи замерцали.
— Я вас позвал не для того, чтобы вы мне тут сочувствовали, — строго сказал он.
Он собрал своих ближайших приятелей, тех же, что и в прошлый раз. И они, хотя и сломленные и неуверенные, пришли. На этот раз за столом сидела и Дези. Ужин был подан роскошный, вино наилучшее. Коммерсант поднял бокал с темным сладким шерри.
— «Окружные вести» позволили себе лишнее, — заявил он, — и в следующем номере, в понедельник, они принесут извинения. Но мы должны считаться с тем, что в ближайшие дни публика будет настроена против нас. Так что нам очень важно держаться вместе.
Он испытующе оглядел лица в мерцающем свете свечей. Но видел только робкие взгляды и несмелые улыбки. Викторсон задумался и не стал произносить вслух то, что уже вертелось на языке. Выпил бокал до половины и сел.
Пастор Солин поднял глаза от тарелки, на которой растекалось нетронутое мороженое.
— В действительности речь идет о том, — заметил он, — что виновный должен понести наказание, чтобы невиновные могли вздохнуть спокойно.
— Тут одни невиновные, — раздраженно отозвалась фру Эркендорф.
— Нет, — заявил священник.
Воцарилась мертвая тишина. Никто не спросил, что скрывалось за тайной исповеди. Слышался только стук ложечки по тарелке — Дези доедала мороженое.
Доктор Скродерстрем нарушил тишину озабоченным покашливанием.
— Я не совсем понимаю, — начал он, — но знаю, что если не держаться вместе, предложение купить мусоровоз отвергнут. Я скажу вам, что уже сейчас оно висит на волоске.
Тема заинтересовала лишь жену священника.
— Это правда, что всем придется купить одинаковые круглые мусорные баки? — спросила она.
— Да, — растерянно подтвердил доктор.
— Но если у кого-то совсем новый четырехгранный… Хозяйка сделала нетерпеливый жест.
— Мы будем есть или обсуждать мусорные баки? То и другое вместе не годится.
— Инес права. Дези доверчиво склонилась к нотариусу.— Черт бы побрал эти баки! А как насчет добавки мороженого?
В последние недели Дези с фру Викторсон немного сблизились, с виду без интереса, но напряженно наблюдая друг за другом, как две кошки. Бывали минуты, когда они доверялись друг другу, но это были только эпизоды, после которых опять воцарялось молчание. Открытого недружелюбия Дези больше не проявляла.
— Больше ни слова о мусорных баках, — заявил коммерсант и сурово взглянул на священника. — Но вопрос сам по себе довольно важен. Результат покажет, остаются ли сограждане на нашей стороне.
— Или мы уже утратили все позиции, — добавил доктор Скродерстрем.
Пастор согласно
кивнул.— Прежде всего дело в моральном авторитете, — подчеркнул он.
— Мы по всем статьям можем служить положительным примером, — заявила жена пастора таким тоном, будто выступала в церковном кружке кройки и шитья. — Я согласна, нельзя допустить, чтобы этот ужасный Вармин захватил власть. Знаете, что он недавно сказал Исааку…
Жена священника вдруг замолчала, увидев лицо Дези, на котором улыбка Мадонны сменилась презрением.
Викторсон откинулся на спинку стула и уставился на прекрасный фламандский натюрморт, где продукты, как пышнотелые рубенсовские нимфы, развалились вокруг чаши темно-красного вина. Это был последний подарок Викторсонам от Анны Мари Розенбок.
Эркендорф все еще не высказался. А коммерсант ждал именно его.
Нотариус побледнел и нервно сглотнул.
— Круглые баки для отходов… — начал он.
— Продолжай, — подбодрила его супруга.
На этот раз фру Викторсон ничего не сказала. Ясно было, что круглые мусорные баки действуют нотариусу на нервы.
— Я с этим не согласен, — отчаянно заявил он. — Я не могу одобрить эти изменения в нормах поддержания чистоты. Я уже возражал в комитете по здравоохранению.
— Да, возражал,— подтвердила фру Эркендорф и огляделась вокруг. — Никто не может сказать, что он не возражал.
— А потому,— продолжал Эркендорф в отчаянии,-я отвергну на заседании городского совета изменение инструкций.
— То есть, другими словами, собираешься саботировать? — спокойно спросил коммерсант. — Без изменения инструкций нет смысла покупать мусоровоз, ты же знаешь. Значит, ты уже решился?
Нотариус походил на мышь, с которой играет кошка.
— Я опасен, когда меня разозлят, — пропел он пронзительным писклявым голосом.
— Да плюнь ты, — посоветовал ему Викторсон. — Надеюсь, ты еще передумаешь.
Но всем стало ясно, что правящей партии города пришел конец. Страх нашел свою первую жертву. Нотариусу уступили и тем лишили Викторсона ценного козыря.
Напряженную паузу нарушила фру Викторсон.
— Ну что, Исаак, — спросила она пастора, — выпьем до дна? Потом может прийти час расплаты.
— «Никто не ведает ни день, ни час» — так написано в завтрашней проповеди.
— Как мило! Ну так что?
Дези повернулась к доктору и вполголоса спросила:
Завтра какой-то особый день?
— Какой? Гм… Я забыл посчитать.
Пастор подсказал:
— Начинается Неделя судного дня.
НИКТО НЕ ВЕДАЕТ НИ ДЕНЬ, НИ ЧАС
Глянь, поля налились золотом колосьев,
Быстро встань и прихвати косу!
Пробуди, как говорит пророчество,
Ветер вздохов и теплых слез росу!
Неделя судного дня известила о своем приходе проповедью с душераздирающими картинами покарания грешных мужчин и развратных женщин: первые утонут в водовороте собственных грехов, а вторые никогда не дождутся страстно лелеемой в мечтах свадьбы. Участники воскресного богослужения были очень тронуты, и больше всего сам пастор.