Сказ и птице синей или как рай Уссурийский искали

***

Снились ему луга заливные, реки молочные* полноводные, берега кисельные* плодородные… Всюду цветы яркие: голубые да красные, а посреди поля– полюшка* сидела птица невиданной красы*: сине-голубого цвета, с длинным хвостом переливчатым*; перья сверкали то серебром, то золотом. Увидала птица Николу, не улетела, стала спрашивать: «Куда ты, Никола, путь держишь?» Удивился тот, что птица разговаривать умеет, имя его знает, но виду не подал. «Еду в край Ассирийский, искать рай земной. Есть, говорят, место волшебное – Беловодьем зовут, всё для жизни там есть, благодать одна». Птица долго на Николу смотрела, затем крыльями взмахнула, в воздух поднялась и крикнула ему: «Возьми перо моё, как станет невмоготу*, подуй на него, загадай желание, и если светлое оно, то исполнится!» – и улетела.

Проснулся Никола. Уж ночь наступила, и так темно было, что и попутчиков не видать. На коленях искрилось что-то. Пригляделся юноша, потрогал и понял, что пёрышко это. «Ох, как же могло оно из кармана выпасть?» – забеспокоился он. Но в кармане лежало другое, то, что старец Ксенофонт передал. «Так это был не сон?» – обрадовался Никола и снова уснул, теперь крепко и без сновидений.

На следующий день Никола уж после обеда проснулся. Долго глаза не открывал, всё руками-ногами шевелил.

– Любишь ты поспать! – раздался звонкий девичий голос.

Напротив него сидела девица*, его возраста, чернобровая, с длинной косою тёмно-русою, в платье голубом и синем, с бахромой, платке на плечах. Она насмешливо глядела на него. Никола сначала понять не мог, где находится, потом враз* всё вспомнилось, и первой мыслью было следующее: «Что же я наделал!» Сунул руку в карман, хотел пёрышки проверить, нашёл одно только. «Неужто привиделось?» – расстроился он.

– Да всё хорошо! – словно угадала его мысли девица. – Ещё недельки две-три и доберёмся до Беловодья!

Никола недоверчиво смотрел на неё. Это же была тайна – его и Ксенофонта!

– Да никакая это не тайна! – снова, будто зная, о чём юноша думает, произнесла девица. – Все туда едут! В край Ассирийский – за раем земным и от зла повсеместного. Ты билет свой всю ночь в руках держал, вот я и подсмотрела, в какую сторону направляешься. И я туда же, так что нам по пути с тобой! А меня Саедана зовут. Старорусское имя это. Обычно меня все Седанкой называют. При жизни родители мои Беловодье всё искали. Не стало их – я и засобиралась. Благо, человек добрый путь подсказал. На последние деньги билет купила и вот – сижу с тобой в поезде. Уж не знаю, что меня ждёт в краю далёком, но, верно, не хуже будет, чем в Петербурге.

– Седанка… очень приятно. А я Николай, можно Николой звать, – представился молодой человек.

– Ух ты! Тебя как нашего царя– батюшку* зовут! В честь него самого? – улыбнулась Седанка.

– Не знаю, только деда моего так величали*, – засмущался Никола.

– Мы в Никольск-Уссурийский едем, значит, судьба твоя там, ведь у города имя твоё!

Вчера это в голову ему и не приходило. Он только о птице Сирин думал да о крае заветном Ассирийском.

– Говорят, там много народу разного живёт. И море тёплое есть, – продолжала Седанка задумчиво, подперев рукой голову. Затем в окно глядеть стала. Там простирались леса бесконечные, густые, тёмные; станций мало, останавливались редко. Поезд шёл неторопливо, сильно ход на поворотах замедляя, и Николе казалось, что на лошади в Беловодье скакал бы пошибче*. О том, что он тоже сирота, Седанке не обмолвился*. Как-нибудь потом, при случае.

***

«Ух, шустрый какой!» – заговорила птица синяя. Никола старался поймать её, по полю бегая. «Как зовут-то тебя? Каждую ночь снишься, а имени твоего до сих пор не знаю!» – спрашивал он. «Си– и-и-рин!» – протяжно закричала птица и стала петь песни дивные. Голос её завораживал, проникал в душу самую. Никола не мог с места двинуться – так прекрасно было птицы пение. А пела она о грядущем блаженстве, о счастье великом, о радостях человеческих. «Только человек, чистый душой, может песни слушать мои, дурной человек рассудок теряет!» – такими словами закончила свою музыку птица Сирин и улетела. «Чудо какое!» – радовался во сне Никола, стараясь повторить мелодию, но у него ничего не получалось.

Так и прошло время в пути. В разговорах, думах и снах. Юноша больше молчал, слушая Седанку да сны в голове перебирая. Он уж и не знал, что ему больше нравится: то ли на девицу смотреть, то ли синей птицы токование* слушать.

… Однажды Никола всё же смог к птице Сирин подобраться. Как уж та не заметила – непонятно. Видимо, на синичек-невеличек* засмотрелась. Схватил птицу за хвост, насилу* та вырвалась. Взлетела с шумом и стала кружить над Николой: «Негоже* так со мной!» – «Я до тебя дотронуться хотел, уж больно ты красивая и будто ненастоящая!» – «Как же ненастоящая! Я ведь перо тебе подарила, куда девал его?» – «Не знаю, драгоценнейшая Сирин! Оно как сквозь землю провалилось!» – «А ты поду-у-умай!» – протяжно пропела птица и улетела. Затем вернулась и добавила: «Ты оберегать и лелеять*меня должен! Счастье – оно хрупкое! А в Беловодье в самый раз пригодится!»

Никола боялся, что птица Сирин больше не явится в его снах и долго не хотел просыпаться. Но когда-нибудь делать это надо, и, открыв глаза, увидал, что Седанка подол платья своего зашивала.

– Ух, зацепилась где-то, надо же! – проговорила с досадой она, взгляд Николы заметив.

Слова птицы Сирин долго из головы не выходили у него. А Седанке про свои сны ничего не сказывал. Боялся, что засмеёт – девицы они такие! «И почему в Беловодье счастье должно пригодиться? Неужто нет его там? Значит, обманул старик?»

– А Ксенофонта многие знают, – произнесла Седанка, в который раз мысли Николы угадав.

– Почему ты о нём заговорила? – с удивлением спросил он.

– Да так, вспомнила. Ты во сне несколько раз имя его произнёс. Ксенофонт прожил долгую, трудную жизнь. Он не обманщик. И не каждому совет даёт. Он с батюшкой и матушкой моими знаком был, несколько раз к нам в дом хаживал*. Всю Расею* пешком обошёл. И про Беловодье столько нам сказывал! Но где находится, сам недавно вызнал*. Поведал*, что добраться в края те не сможет, сил уже нет. Вот за него я и решилась ехать в земли дальние!

Только-только Никола заметил, что у девицы глаза синие-синие, искрятся и словно видят насквозь его. Аж головой замотал. «Полюбилась* что ли?» – мелькнула мысль у него, но прогнал её тут же. Вслух только произнёс растерянно:

– Я и не знал, что во сне разговариваю…

***

В одном из снов Никола птицей Сирин любовался не в поле, а в саду яблоневом. Деревья молодые были, полностью усыпанные спелыми наливными яблочками. Птица Сирин ела яблочки одно за одним, семечки вниз бросала. «Возьми эти семечки! Райские яблоки из них вырастут! Будешь взращивать их, жить безбедно да меня вспоминать!» Подобрал Никола семечки. Все были крупные, доселе* таких не видывал*.