Сказание о белых камнях

Мастера-камнесечцы соединялись в артели — «дружины», которые, закончив одно здание, переходили к другому. Во главе этих бродячих артелей стояли старосты — «зиздатели». Руководил работами «хитрец». Нашлось в славянском языке меткое словцо для талантливого, хитроумного мастера своего дела, для подлинного художника. Ну а теперь это словцо приобрело совсем иной, лукавый смысл, и потому создателя храмов предпочтительнее называть по-современному — зодчим.

Размеры белокаменных зданий XII — XIII веков Суздальской Руси были строго продуманы и определенны, отношения одних частей к другим, например высоты к длине и к ширине, всегда оказывались очень простыми. Значит, древний зодчий заранее, еще до постройки здания, рассчитывал эти размеры и соотношения. Но как же он держал в уме свои сложные вычисления, свой замысел целиком? Не составлялся ли им предварительный чертеж или хотя бы какие-то наброски? Но почему же тогда до нас не дошел ни один такой чертеж?

Граффити XII века.

Известно, что дерево сохраняется в грунте только в том случае, когда постоянно очень сухо или когда постоянно очень сыро. А в Суздальской земле подпочвенные воды очень близки к поверхности, уровень их то поднимается, то опускается. Самые толстые дубовые бревна и сваи за несколько столетий исчезают без следа.

Возможно, что зодчие XII столетия составляли свои чертежи, наброски, расчеты на том материале, что всегда имелся у них под руками — на бересте, которая за несколько веков исчезла бесследно.

А возможно, было и по-другому. На старинных иконах и фресках иногда изображаются святые с маленькой церковкой в руках. Быть может, это вовсе не религиозный символ, а просто изображение модели будущей церкви. Древние зодчие вырезали из податливой липовой колоды такие модели и, руководствуясь ими, строили храмы. И эти деревянные игрушечные церковки тоже до нас не дошли.

Держал ли зодчий в руках берестяной чертеж или деревянную модель, он неотлучно находился у строящегося здания, порой взбирался на леса, показывал и объяснял каменщикам, порой отходил в сторону, смотрел на свое белокаменное детище издали, любовался им и в утренние часы, и при закате солнечном. Забота у него была большая: как будет выглядеть храм, стоящий на горе, над рекой, или притаившийся на лесной опушке, или на низком берегу озера. Как поднимется храм в городах выше боярских теремов, выше крепостных башен и валов, чтобы не слишком выделяться, но и не прятаться.

Кто же были эти искусные камнесечцы и зиздатели, эти хитроумные и высокоталантливые зодчие-хитрецы? Откуда они пришли? — снова и снова задают вопрос люди науки.

Печаль Древней Руси была та, что мы не знаем и никогда не узнаем имен тогдашних творцов прекрасного. Летописцы неоднократно поминают: «Князь Юрий, князь Андрей, князь Всеволод... създа церков камену чюдну велми...» И все. Какое дело летописцу — монаху или боярину — до каких-то там безымянных «холопей-каменщиц».

Летописец XII века.

На некоторых белых камнях Борисоглебской церкви в Кидекше, а также на других каменных постройках позднейших лет можно различить маленькие, высеченные резцом буквы или непонятные значки, так называемые «граффити».

Что это? Зарубки здешних жителей — дескать, не забыть бы о том, о сем? Или в древние времена мальчишки нашли поломанный скарпель и давай баловаться — буквы и черточки насекать? А может быть, эти памятные знаки единственные подлинные подписи древних строителей?

Откуда пришли эти первые на Суздальской земле зодчие-хитрецы?

Переняли ли свое мастерство от строителей соборов и замков Италии и Германии, или учились у искусных греков из Царьграда, или строили в княжестве Галицком, что на юго-западе Руси, или возводили храмы в далеких Грузии и Армении? Или те зодчие лишь в самые седые времена Киевской Руси учились у иноземцев, а позднее их сыновья стали искусными мастерами, творцами прекрасного?

Но откуда бы ни явились те безымянные хитрецы, мы знаем одно: они создали подлинные белокаменные чудеса, создали в едином стиле, единым вдохновенным порывом. И первыми по времени чудесами являются церковь Бориса и Глеба на Кидекше и Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском.

Князь благоверный и боголюбивый

Известный советский ученый-антрополог профессор М. М. Герасимов широко применял метод восстановления подлинного скульптурного портрета умершего человека по его черепу. Так им были восстановлены портреты Ярослава Мудрого, Тамерлана, Ивана Грозного, адмирала Ушакова и других. Восстановил он и голову Андрея Боголюбского.

Еще до войны врачи исследовали скелет Андрея и установили, что князь был высокого роста и атлетического телосложения. Летописи подчеркивают его гордость — он ни перед кем не склонял головы. А медицинское обследование скелета выяснило, что у Андрея два шейных позвонка срослись между собою и он просто не мог нагибать голову.

А вот какое лицо восстановил Герасимов:

Отталкивающе некрасивое, с широким приплюснутым носом, с мощной нижней челюстью и мясистыми губами. Это лицо дикаря-кочевника, половецкого хана — деда Андрея со стороны матери-половчанки. Не таким ли был тот легендарный хан Аюб, прославившийся своей жестокостью? Он кончил трагически: доверчиво отправился на переговоры к своим врагам поволжским болгарам и на пиру у болгарского царя был отравлен.

Страшное лицо вылепил Герасимов. Не захочется встретиться с таким человеком где-нибудь на лесной дороге.

А какое умное, какое мужественное лицо! С непреклонной волей и не знающей устали энергией. И вместе с тем это лицо простодушного потомка дикаря, неистово вспыльчивого и беспощадно жестокого.

Андрей Воголюбский.

Подвиг Андрея Боголюбского в битве против полков Изяслава Мстиславича. (Здесь и дальше миниатюры взяты из древнерусских рукописей.)

А глаза! Выпученные, с пухлыми веками, пронизывающие, несомненно, черные, словно два жгучих уголька. Мы можем только догадываться, как сверкали эти глаза в неистовом гневе, как наполнялись они слезами во время молитвы.

Андрей родился, провел детство и юность «на Суждали». Кидекшского терема тогда еще не было, жил он, видимо, в том «дворе», который «постави» его дед Мономах в «мизиньном» городе Владимире.

Именно этот город отдал своему сыну Юрий Долгорукий.

С юных лет Андрей пристрастился к охоте в дремучих приклязьминоких лесах. И с юных лет всей своей неистовой, не знающей удержу душой полюбил он родные лесные просторы.

Поглощенный борьбой за великокняжеский стол, Юрий Долгорукий мало вникал в жизнь и нужды жителей своих исконных земель. Правил за него сын. Андрей встречал переселенцев с юга, расселял их по городам и весям, наделял угодьями. Переселенцы — ремесленники и хлебопашцы, — обретая покой на новых землях, любили и почитали Андрея. Слушая их рассказы о половецких набегах, о бесконечных распрях между его южными родичами, Андрей поневоле чувствовал неприязнь ко всему киевскому.

В 1149 году, в разгаре борьбы за Киев, Юрий вызвал сына с его дружиной на юг.