Сказание об Омаре Хайяме
Шрифт:
– Здесь, – ответил привратник.
– Мне нужен твой хозяин. Я знаю его имя: Омар эбнэ Ибрахим.
– Что же дальше?
– Он, говорят, ученый…
– Тебе все известно?
– Да, мне известно больше, чем ты думаешь.
Эфиоп блеснул огромными глазами и как бы невзначай показал свои жилистые руки, которыми впору гнуть железо на подковы. Однако руки эфиопа не произвели никакого впечатления на разгоряченного пришельца.
– Деньги – еще не все! – вскричал он.
– А при чем тут деньги?
– А при том, что твой хозяин сманил мою девушку, посулив
– Плохи твои дела, – заметил Ахмад невозмутимо.
– Это почему же?
– Зачем тебе девица, которая живой плоти предпочитает мертвый металл?
– Неправда! Он купил ее, купил бессовестно!
Ахмад спросил:
– Ты уверен, что она здесь?
– Да!
– И ты знаешь ее имя?
– Еще бы! Звать ее Эльпи. Ее похитили на Кипре и привезли сюда обманом. И он купил ее! – Молодой человек потряс кулачищем. – Раз ты с мошною – это еще не значит, что тебе все дозволено!
Эфиоп несколько иного мнения насчет мошны и «все дозволено». Он, видимо, не прочь пофилософствовать на этот счет. А может, и позлорадствовать. Подумаешь, какая-то Эльпи?! А сам он, Ахмад? Что он, хуже этой Эльпи? Разве не купили самого Ахмада на багдадском рынке? Если уж сетовать, то сетовать Ахмаду на свою судьбу! А Эльпи что? Ей уготована прекрасная постель, и кувшин шербета всегда под рукою. Не говоря уже о хорасанских благовониях, аравийских маслах и багдадских духах! Ей что? Лежи себе и забавляй господина!
– Как?! – воскликнул влюбленный. – И ты, несчастный, полагаешь, что ей все это безразлично?! Или она любить не умеет! По-твоему, она существо бездушное?
Эфиоп прислонился к глинобитной стене. Скрестил руки на груди и окинул влюбленного полупрезрительным, полусочувственным взглядом: смешно выслушивать все эти бредни!
– Подумаешь, какая нежная хатун! Да пусть эта Эльпи благодарит аллаха за то, что послал он ей господина Хайяма…
– Благодарит?! – негодующе произнес взбешенный меджнун. – А за что? За то, что купил ее любовь? А может, она, принимая его ласки, думает обо мне?.. Может…
Эфиоп перебил его:
– Послушай… Кстати, как тебя зовут?
– Какая разница?
– А все-таки?
– Допустим, Хусейн!
– Так вот, Хусейн. Есть в мире три величайшие загадки. Я это хорошо знаю. И разгадать их не так-то просто. Одна из них – загадка смерти, другая – тайна неба. А третья – эта самая проклятая женская любовь. Ее еще никто не разгадал. Но ты, я вижу, смело берешься за это. Смотри же не обломай себе зубы. Это твердый орешек.
Хусейн был непреклонен в своей решимости. Ему надо поговорить с соблазнителем. Он должен сделать это ради нее и самого себя.
Эфиоп кивком указал на кинжал, который торчал у Хусейна из широкого кушака – шаля.
– А этот кинжал, как видно, будет твоим главным аргументом в беседе? – спросил Ахмад.
– Возможно, – буркнул Хусейн.
Ахмаду очень хотелось отшвырнуть этого непрошеного болтуна, который к тому же еще и грозится, куда-нибудь подальше. У него руки чесались. Но силища этого Хусейна, которая ясно угадывалась, удерживала его. А еще удерживали его постоянные советы господина
Омара эбнэ Ибрахима: разговаривай с человеком по-человечьи, убеди его в споре, если можешь, или поверь ему, если нет у тебя никакого другого выбора.– Хусейн, – сказал Ахмад почти дружелюбно, – найди себе другую дорогу.
– Какую? – Хусейн вздрогнул, словно его змея ужалила.
– Которая попроще.
– Где же она?
– Только не здесь!
Хусейн оглядел эфиопа с головы до ног. «Может, попытаться ворваться во двор и там поговорить с соблазнителем?» – подумал он. Хусейн был уверен, что бедную Эльпи заграбастал этот придворный богатей и теперь надругается над нею. Эта мысль убивала меджнуна.
– Слушай, Ахмад, дай мне поговорить с ним…
Эфиоп покачал головой.
– Только на два слова!
– Нет!
– Я крикну ему кое-что. На расстоянии…
– Нет!
– А если я проникну силой?
– Зачем?
Хусейн кипел от негодования. Убить, растоптать, удушить ничего не стоило ему в эту минуту. Он был готов на все!..
– Пусть он вернет ее, – глухо произнес Хусейн.
– Эту Эльпи, что ли?
– Да, ее.
– Но ведь он купил ее, Ты сам этого не отрицаешь.
– Пусть вернет!!!
И Хусейн сжимает кинжал дамасской стали, который раздобыл еще там, в Багдаде.
У эфиопа иссякает терпение. К тому же солнце начинает припекать. Сколько можно торчать у калитки и вести бесплодные разговоры с этим меджнуном, по уши влюбленным в румийку-гречанку Эльпи? Но Ахмад, памятуя наказ хозяина, пытается быть вежливым:
– Ты не обидишься, Хусейн, если я повернусь к тебе спиной?
– Зачем?
– Чтобы войти во двор.
– Не обижусь, но всажу кое-что меж лопаток.
Хусейн не шутил. Он обнажил кинжал. Эфиоп понял, что не стоит подставлять свои лопатки этому одержимому. Он только поразился:
– Ты так сильно любишь ее, да?
– Больше жизни! – признался меджнун.
– И все-таки я не пущу тебя во двор!
Хусейн зарычал от злости. Неизвестно, что бы он сотворил, если бы не показался сам Омар эбнэ Ибрахим.
Он был в долгополой зеленой кабе из плотного шелка. Белоснежный пирахан узким вырезом охватывал крепкую шею. Светло-карие глаза, каштанового цвета бородка и небольшие усы. И прямой с небольшой горбинкой нос. А над высоким лбом – традиционная повязка, словно бы окрашенная слегка поблекшим шафраном.
Да, разумеется, это был он. И Хусейн узнал его тотчас же. Ахмад попытался стать между ним и своим господином, но Омар Хайям отстранил слугу. Хусейн решил, что этот соблазнитель чуть ли не вдвое старше его и лет ему, должно быть, не менее сорока – сорока пяти.
Омар Хайям глядел прямо в глаза своему сопернику. Будто пытался внушить ему некую мысль о благоразумии.
– Это был ты! – зарычал Хусейн.
– Я тебя не видел ни разу в своей жизни, – сказал Омар Хайям. Голос его был низкий, спокойный и, казалось, немного усталый. Он говорил сущую правду: это какой-то силач-пахлаван, а с подобными нечасто приходится встречаться придворному хакиму, по горло занятому своим делом.