Сказания о недосказанном. Том III

Нет, зайчик этого не знал и не ведал, но помнил, что написано пером, скальпелем, этого не избежать. Он это уже чувствовал своей шкурой, что этой ночью его ждёт ещё одно испытание на… на, выживаемость и сохранение вида, его, собственного, прожившего свою жизнь в клетке крольчатника, хуже, чем евнухам приходится в гареме. Их, хоть не жарят на сковородке, и в духовке. И, уж, конечно, не сдирают шкурку с ещё живого…

Дед с бабулей спали, но пока ещё не вечным сном и благодарили Господа за добро, которое Он, Господь Бог, им посылал всю жизнь. Дед пару стаканчиков «изабеллы» пропустил, на сон грядущий. Уже летал в облаках Райских мест, куда так хотел потом устроиться. Бабуле своей рассказывал, что летает туда, но она пропела ему на мотив яблочко его – же любимое творение неизвестных народных сказителей…ох ты старая звезда, туда не ходят ни поезда ни самолёты… сказала-пропела, туда с запахом перегара не пускают. И он тогда не принимал на душу, но говорил, что от такого ниже облаков полёт, а для Райских мест нужно больше, а потом, я нажму на тормоза и приземлюсь. Но эта концепция понимания мира, бабку не устраивала, у неё другое не такое концептуальное понимание действительности.

… Рай, с изабеллой, вышел боком. Приземлился дома.

Проснулись от дикого шума в вольере, где кролики совсем не коротали ночь на свежем воздухе, при свете луны и сияния звёзд.

Включили свет. Зайцы и кролики прыгали как бешенные и шматовали, драли свежеиспечённого евнуха. Кто – то визжал и пищал, как – будто с него шкуру живьём сдирали, потом говорил дед. Такое не бывает, даже когда их кастрируют…

Побрызгали водой. Успокоили. Прятались, кто в клетку, разбегались по углам, мокрые, притихли.

А… а, а тот, который был ещё недавно, вечером, сегодня…

… Заяц сидел, нет, лежал, согнувшись «в три погибели», как говорил потом зоотехник-ветеринар… Он, остатки зайца, не сидел и не лежал- валялся на боку голова лежала на травке, а туловище…

Спина, как мама родила, ни пуха ни пера. Голенькая, только зубчики позвоночника торчали, почти по всей спине. И, обдирашка, так его прозвали потом, когда он всё-таки выжил, вынесла душа, хоть и не поэта. А, тогда, в тот роковой час… часть его шубки лежала-валялась где-то в углу крольчатника загона вольера…

Отправили его в лазарет для реанимации, в отдельную клетку- палату, надеясь на реабилитацию.

Бабушка слёзно просила не мучить его и усыпить, но дед решил спасать. Всё-таки мужицкое отродье, хоть и не человек, понимать надо. Он, дед, как бабуля его гладила – величала… ты, чёртов … херрург. Ты не ветеринар. Ты клятву Гиппократа, слышал по репродуктору, брехунец передавал? Слышал, а не понимаешь как ему, бедолаге, сейчас плохо. Завтра узнаешь. Не дам и стаканчика даже изабеллы. А о перцовке даже не мечтай.

Осиротевший гарем кроликовых зайчих, затих. Ах, какой демографический всплеск угробили – каждая маточка – мамочка приносила бы по десятку и более маленьких, потом пушистых и крупных, заячьей крови и масти. Ах, хорош был хозяин этого роду-племени. Глава семейства, – Заяц.

Вот теперь он на санаторном питании, отдельная квартира со всеми удобствами, парк культуры и отдыха ему, пожалуйста – зелёную лужайку. А мы, бедные, осиротевшие, думали крольчихи, в клетках мучаемся от естества так потребного для блага всего народа и заячье – кроликового жития, но не бития… и … таакоого…

– Вот мужики кобели, бегают по чужим бабам, а домой приползают…устал, отойди, работал как вол, как ишак, пела бабушка свою мелодию. Вот бы вас так жёны гладили, кочерёжкой.

Не повезло этому зайцу, не смог, дело сделать, самочкам – крольчихам, наа, тебе, получай. А они теперь бедненькие бегают. Природа требует своё, даже друг на друга прыгают. Эх, вы, люди, думают они, не понимаете, что мы вам хотим помочь…увеличить поголовье на радость вашим желудкам…

Так с горькой думой на лице сидели и скучали несостоявшиеся кроликоматки, так и не ставшие теперь многодетными мамашами…героинями.

А бабуля вывела своё резюме-приговор… и спела деду такую песенку.

–Не суй свой нос туда, … даже собака не догадается, куда.

Но дед, решил отпарировать.

– А помнишь, как тебе внучка нос утёрла, за твой язык. Иш тыы, набросилась на меня, – с цепи сорвалась. Вспоминай, вспоминай. …Внучка поставила чернильницу тебе поближе и говорит, – бабушка, бабушка, сунь нос в чернильницу, ты глаза выкатила на лоб.

– Не помнишь, забыла?!

– Ты это, что такоё говоришь, внученька?

– А что. Ты всегда свой нос суёшь во все дырки, хотя тебя и никто об этом не просит…

Знали, понимали, кто они теперь, и дед, и бывший заяц…

Осиротевшие в эту почти Варфоломеевскую ночь, теперь уже бывшие, героини, решили, он их разлюбил. И дали ему урок за измену-шкуру содрали живьём.

… Также, говорят, царь батюшка, однажды, в России, давно это было, наказал одного судью, тот отправил в тюрьму незаконно, невинного сына бедняка, за воровство.

Вот бы сейчас наказывали виновных, как фальшивого евнуха.

… А, верховный суд, – в лице деда и бабы, пересмотрели и решили оправдать, всех…за, такое…

Но было уже поздно.

Жлоб

Хороши осенние тёплые крымские вечера старикам. Вот и сидят на пригорке сын и зять толкуют.

– Вот ты говоришь в войну лошадей ели. Это чё, лошадь это чаво, мясо ды мясо. Вот мы, коль война ушла уже совсем, ды и в войну, в дяревне, усё ели…Сосед мой, по огороду был, Лягушкой его звали…

– Что, фамилия такая, или лягушек ел?

– Ды лягушки то чаво, мясо ды мясо. Вон французы, говорять ихнее мясо – деликатеса…

– Неет, его по свойски так звали.

– А я думал фамилия.

– Дурашёк, ты и есть дурашёк.

– А что украинские фамилии? – Галушка, Не туды хата, Вырви хвост. Во, красота. Что ты скажешь?!

– Галушка, лягушка, какая разница?

– Да что твои хохлы, они усе придурки. Вырви хвост… Гыы!

– Нет, батя, украинский язык, танцы, песни, говорят, похож по певучести на итальянский.

– Ды ппошёл тыы, бусурманский…Итальянский?!

– Наливай и не мешай… А то ничего не расскажу.

– Вот в дяревни питаться нечем было, а ентот лягушек ловил, везде, где не попадя, в луже, в речке. Нанижет её на палочку, и на костре мучаить, мучаить. Она ишшо шавелица, а он её туды, туды. А мужуки што? Орут, ты чаво мучишь. Стукни её о земь, тоды и суй в огонь…

– Дуурак.

– И всё тут. Живодёр.

– А что мужики, жрать хочешь и гадюку схряпаешь, и такие были…

– Ну чаво уши развесил, налил?