Сказания о земле Московской

Записал летописец про Ак-Ходжу: «На Москву не дерзнул идти, но посла неких своих товарищев не во мнози дружине…»

Дмитрий тех «товарищев» принял, выслушал их надменные речи. Неужто опять покориться? Для чего же тогда столько крови русской было пролито? Нет, не прежние теперь времена!

Собрал он тогда на совет своих ближних бояр и воевод. Судили они меж собой: раз татары много потерпели урону на Куликовом поле, то к новой войне им за три года не подготовиться, а за это время на Москве сила вырастет. И порешили они: Дмитрию в Орду не ехать и выход не платить. А дружбу держать и подарки щедрые посылать согласны, и пошлину сбавить с ордынских купцов тоже согласны — пусть приезжают в Москву, милости просим!

«Товарищи» привезли ответ Дмитрия царевичу Ак-Ходже, а тот доставил грамоту хану Тохтамышу.

Хан счел ответ дерзким и понял: надо вынудить строптивого коназа Дмитра покориться! Надо идти войной на Москву немедля, напасть внезапно, не дать русам времени собрать полки.

Был Тохтамыш не только решителен и умен, но и хитер. Повелел он всем царевичам, ханам подручным, темникам готовиться к новой войне, а с кем воевать — не сказал. Многие из этих ханов и царевичей принадлежали к Белой Орде и в Куликовской битве не участвовали, а потому рати их были многочисленны. В степях заволжских собрались тьмы и тьмы войск. Тохтамыш распустил слух, будто поведет их покорять царства Закавказья. И одновременно по его повелению в Сарай-Берке в один и тот же день были взяты под стражу или перебиты русские купцы, а все товары их отобраны в ханскую казну, русские суда на Волге были захвачены. Рассчитывал хан: ни один гонец не домчит до Москвы весть о его военных приготовлениях.

3

 начале лета 1382 года огромное ордынское войско переправилось через Волгу. И тут только Тохтамыш повелел объявить по всем туменам, что поведет их не на юг, а на север.

Записал про него летописец: «Сам с яростию събрав воя многы… и съ всею силою своею перевезеся на сию сторону Волги… и поиде изгоном на великова князя Дмитриа Ивановича и на всю Русь. Ведяше же рать внезапу из невести (тайно) умением… да не услышано будет на Руси устремление его…»

Не обычной дорогой через Рязанскую землю, а по обоим берегам Волги, через Нижний Новгород, повел Тохтамыш свои полчища.

Перепуганный Дмитрий Константинович суздальско-нижегородский послал к нему своих сыновей — Василия и Семена с подарками. Но напрасно он опасался — Тохтамыш и не собирался грабить его земли, а спешил нагрянуть на Москву нежданно.

Тохтамыш принял обоих княжат милостиво и повелел им находиться при своей особе, то ли гостями, то ли заложниками.

Подошел он с войском к рубежам рязанским. Встретил его столь же перепуганный князь Олег Иванович со своими боярами и, низко кланяясь, поднес ему подарки, молил его не разорять Рязанской земли.

Хан и тут не собирался задерживаться, он спешил вперед, на Москву.

И все же ему не пришлось подойти к земле Московской внезапно. Нашлись в Орде, кто дал знать Дмитрию. Но слишком поздно узнали в Москве о страшном нашествии. Опять, как перед Куликовской битвой, разослал Дмитрий гонцов по всем уделам. Говорили гонцы: «Идет на Москву сила несчетная, собирайте рати как можно скорее».

А князья жаловались на оскудение своих земель, доказывали, сколь мало у них уцелело воинов, убеждали, что в столь краткий срок не сумеют собрать полки.

Понял Дмитрий — пришла на Москву беда. Одной Москве придется встречать супостатов. А войска у него под руками о ту пору оказалось совсем мало.

Пошел он в глубоком раздумье и тревоге вместе со своим другом и двоюродным братом Владимиром Андреевичем серпуховским вдоль белокаменных стен кремлевских. Солнце сверкало на белых башнях и храмах, на золотых куполах и крестах… И рассуждали они промеж себя: выдюжат ли могучие башни, ворота и стены долгодневную осаду? В Кремль — в погребцы, в амбары, в подклети храмов спешно свозилось продовольствие, оружие, недавно привезли «от немец» и втащили на башни двенадцать грозных тюфяков с огненным зельем (порохом), к ним же обтесали из камня ядра.

И решили оба брата: выдюжит Кремль любую осаду. Поехал Владимир Андреевич со своими воеводами на запад набирать одно войско, а Дмитрий с воеводой Боброк-Волынским направился на северо-восток, сперва в Переславль-Залесский, оттуда в Ростов, оттуда — за Волгу, в костромские земли набирать другое войско. Уезжая, сулил он жителям московским вернуться елико возможно поспешнее, обещал вызволить родной город из беды.

Жену свою Евдокию, со дня на день собиравшуюся родить, он оставил в Москве, а верховную власть над осажденными передал митрополиту Киприану.

4

атаилась белокаменная столица в ожидании и в тревоге. И тут прилетела грозная весть: татары близко! Серпухов взяли! Значит, через три дня подойдут к Москве! Узнали о лихе на посадах, зазвонили в набатные колокола, и люди со всех улиц устремились ко Кремлю. Мужчины, женщины, дети, старики захватили пожитки, какие смогли унести на себе, толпами протискивались сквозь все пять кремлевских ворот.

Среди бояр и духовенства начался переполох. Первым собрался бежать митрополит Киприан.

Звонили колокола. Сбегался народ на площадь.

Собралось вече. Давно, очень давно не бывало на Москве такого, чтобы сам народ собирался на вече решать дела. Было оно бурным, как разбушевавшаяся в непогоду Волга. «Бяху людие смущени, яко овца, не имуще пастуха, гражанстии народи (горожане) възмятошася и въсколебашася…» Люди шумели, надсаживались, старались перекричать один другого.

— Чего татар бояться! Не те времена! Не отдадим Кремля! — раздавались гневные голоса.

Митрополита Киприана не пустили бежать из Москвы. А бояре — какие успели «дать плеща», какие попрятались по своим теремам и не выходили на площадь. В едином пламенном порыве слились сердца горожан московских. Люди были отважны, даже безмерно отважны, готовились жизни свои отдать за Москву. Митрополит оказался трусом, никто ему не собирался подчиняться. Кто же возглавит московское народное ополчение?

Только на следующий день вызвался быть военачальником молодой литовский князь Остей, внук Ольгердов, случайно оказавшийся в Москве.

Он восстановил кое-какой порядок, а то сыскались было охотники пограбить дворы беглых бояр. Насмерть перепуганный Киприан наконец смог выехать из Москвы. Митрополичий возок провожали градом камней. Выехала также великая княгиня Евдокия со своими боярынями и детьми, отпустили и столь же перепуганных бояр.

Чтобы неприятелю не оставлять никакого укрытия, горожане подожгли все посады, начали спешно поднимать на стены бочки со смолой, подтаскивали котлы для ее кипячения, подкатывали к тюфякам каменные ядра, бочки с порохом, раздавали оружие.

К вечеру 23 августа показались передовые отряды врагов. Они переправились в мелких местах через Москву-реку и встали за речкой Неглинной; отдельные всадники закружили вокруг Кремля, видно, высматривали, некоторые приблизились к стенам. Один из них на ломаном русском языке спросил:

— Где коназ Дмитр?

Ему отвечали с бранью, с насмешками:

— Нет его тут! Уходите, злодеи, откуда пришли!

Осажденные решили: подошло все войско ордынское, выходит, нечего опасаться врагов, не так уж их много.