Сказания Умирающей Земли: Волшебник Мазериан; Пройдоха Кугель

Через некоторое время они вышли из хижины и прогулялись по верещатнику. Итарр пытался показать девушке, в чем заключалась красота: медлительная река Скаум блестела протоками среди зеленых тростников, облака над утесами розовели в бледных лучах заходящего Солнца, птица парила навстречу ветру, подрагивая широкими крыльями над безбрежными дымчатыми просторами Модавны. Тсаис старалась заставить себя видеть красоту, но мозг ее упорно сопротивлялся. Тем не менее она уже научилась сдерживать дикий гнев, разгоравшийся в ней при виде оскорбительного уродства мироздания, ее неутолимое стремление убивать притупилось, ее лицо, дрожавшее от постоянного напряжения, слегка расслабилось.

Так они бродили по пустоши молчаливо и задумчиво. Во всей своей печальной славе перед ними разгорелся и погас закат; по небосклону, одна за другой, медленно поднимались серебристые звезды.

– Разве ты не видишь, как прекрасны звезды? – прошептал Итарр, поднимая к небу прорези черной маски. – Их имена древнее человеческой памяти.

Но Тсаис не могла ему сочувствовать – в закате она не находила ничего, кроме скорби, а звезды казались ей не более чем беспорядочно разбросанными мелкими блестками. Она вздохнула:

– Наверное, во всей Вселенной нет двух людей несчастнее нас с тобой!

Итарр промолчал. Внезапно он схватил ее за руку и заставил пригнуться, опустившись на колени в заросли утесника:

– Пельграны!

Похлопывая крыльями, на фоне сумрачного неба к ним приближались огромные тени.

Пельграны пролетели над самой головой – поистине уродливые твари, похожие на горгулий. Вблизи можно было слышать, как ритмично поскрипывали, словно ржавые поворотные петли, их суставы. Тсаис успела разглядеть жесткое кожистое тело, мощный горбатый клюв, жадные злобные глазки на морщинистой морде. Тсаис невольно прижалась к своему спутнику. Пельграны скрылись над лесом.

Итарр язвительно рассмеялся:

– Тебя пугает внешность пельграна? Если бы пельгран увидел меня без маски, он упал бы в обморок на лету и сломал себе шею!

На следующее утро Итарр прогулялся с девушкой в лес, где она заметила высокие деревья, напомнившие ей Эмбелион. Они вернулись в хижину во второй половине дня, после чего Итарр вернулся к изучению своих книг.

– Я не волшебник, – с сожалением признался он. – Мне известны лишь несколько простых заклинаний. Но время от времени приходится пользоваться магией – надеюсь, что сегодня ночью она поможет мне избежать опасности.

– Сегодня ночью? – рассеянно переспросила Тсаис; она уже забыла о планах человека в маске.

– Сегодня наступит ночь Черного Шабаша – я должен найти на шабаше Джеванну.

– Я хотела бы пойти с тобой, – сказала Тсаис. – Я хотела бы посмотреть на Черный Шабаш и на Джеванну.

Итарр отговаривал ее, объясняя, что сцены и звуки шабаша вызовут у нее мучительный ужас. Но Тсаис настаивала, и в конце концов Итарр разрешил ей сопровождать его, когда через два часа после захода Солнца он направился к дальним утесам.

Итарр находил дорогу в темноте, пробираясь по торфянику между крошащимися скальными обнажениями, а Тсаис неотступно следовала за ним как хрупкая бледная тень. Им преградил путь огромный отвесный уступ. Они углубились в черную трещину этого эскарпа, поднялись по крутым каменным ступеням, вырубленным в незапамятные времена, и вышли на плоскую вершину утеса. Внизу чернели, как непроглядное ночное море, пустоши Модавны.

Теперь Итарр жестом предупредил девушку о необходимости соблюдать осторожность. Они прокрались через расщелину между двумя высокими останцами и спрятались в тени, обозревая открывшуюся картину ночного сборища.

Они смотрели сверху на амфитеатр, освещенный двумя пылающими кострами. В центре находилась каменная платформа высотой не больше человеческого роста. Вокруг костров и вокруг центрального возвышения возбужденно кружились несколько десятков фигур, облаченных в серые монашеские рясы; их лица скрывались под капюшонами.

Тсаис ощутила холодок зловещего предчувствия и с сомнением взглянула на своего спутника.

– Даже в этом есть своего рода красота, – прошептал Итарр. – Странная, причудливая – но завораживающая.

Тсаис снова присмотрелась к пляшущим фигурам, не понимая, о чем говорил Итарр.

К хороводам вокруг костров присоединялись все новые и новые персонажи в рясах с капюшонами – Тсаис не могла проследить, откуда они появлялись. Судя по всему, празднование только начиналось, и его участники распаляли ритмичными движениями обуревавшие их страсти. Они пригибались и переваливались гуськом с боку на бок, повиливая задами, после чего выпрямлялись и вышагивали гоголем вперевалку, как на ходулях, – вереницы ряс переплетались, проскальзывая внутрь и наружу; тем временем уже можно было расслышать приглушенное монотонное пение.

Круговорот тел ускорялся, движения становились все более лихорадочными, головы в капюшонах теснились все плотнее вокруг центрального возвышения. Наконец одна из фигур вскочила на платформу и сбросила рясу – коренастая голая ведьма уже не первой молодости, с уродливой скуластой физиономией. Ее глаза экстатически блестели, мясистые черты лица непрерывно сокращались и растягивались идиотскими гримасами. Она разинула рот, высунув дрожащий язык, ее жесткие черные волосы метались, захлестывая лицо подобно пучку степной травы на ветру, – озаренная пляшущим пламенем костров, ведьма трясла головой, раскачивалась из стороны в сторону, исполняя дергающийся сладострастный танец и с задорной издевкой поглядывая на толпу.

Гимническое мычание скачущего, кривляющегося хоровода нарастало, превращаясь в мощный, отвратительно мяукающий хор, – а наверху, в ночном небе, появились черные крылатые тени, приземлявшиеся с поспешной целеустремленностью стервятников, почуявших падаль.

Теперь пляшущие спешили сбрасывать рясы, обнажая всевозможные тела, мужские и женские, ветхие и юные, – здесь были ведьмы с ярко-оранжевыми волосами, спустившиеся с Кобальтовой горы, лесные колдуны Асколаиса, белобородые чародеи Затерянной страны с ручными мелкими суккубами, непрерывно лепечущими и хихикающими. Облаченный в роскошный золоченый шелк, на шабаш прибыл принц Датул Омэт из Кансапары, города павших пилонов на дальнем берегу Мелантинской Пучины. Еще одно блестящее существо, сплошь покрытое чешуей, выпучило огромные неподвижные глаза – человекоподобный ящер с бесплодных холмов Южной Альмерии. Две бледные девушки, никогда не расстававшиеся близнецы, представляли почти вымершую расу сапонидов, уроженцев полярных тундр. Некрофаги из степей Рухнувшей Стены отличались стройностью и чернильно-черными глазами. Мечтательная волшебница с голубыми локонами обитала на мысу Печальной Памяти – по ночам она ждала на пляже того, кто выходил к ней из моря.

Приземистая ведьма продолжала плясать, болтая грудями и черным пучком волос; горный котлован бушевал пантомимой извращения и зла – охваченные непристойной экзальтацией, причастники тянули руки к небу, извиваясь всем телом.

Но не все. Одна спокойная фигура, все еще облаченная в рясу, с неповторимой грацией медленно шествовала к средоточию вакханалии. Теперь она взошла на каменную платформу, и ряса соскользнула с ее плеч – перед толпой предстала Джеванна в облегающем тело туманно-прозрачном белом платье, прихваченном в талии, свежая и непорочная, как пена морского прибоя. Пылающие рыжие потоки волос спускались ей на плечи, заканчиваясь кудрявыми локонами на груди. Скромно потупив большие серые глаза и чуть приоткрыв клубнично-алый рот, она молча внимала диким возгласам восхищенных поклонников, то и дело доносившимся из беснующегося вихря. Постепенно, с дразнящей сосредоточенностью, ее тело начало подрагивать в такт всеобщему ритму.