Скажи красный (сборник)

Груди у чужой были маленькие и острые.

Сочувствующие влюбленным заявляли, что приток свежей крови никак не может помешать аристократам и снобам сектора А.

Вырождение, нам грозит вырождение, – шептались по углам консерваторы.

Чужие принесут нам новых детей, они выносливы и непритязательны, – возражали либералы. Девушка мила и неопытна, ей нужно помочь, и она быстро станет одной из наших.

На тайном голосовании перевесили молодость и свежесть, это был еще один удар для внезапно поблекшей Фа.

Маленькая дрянь свободно перемещалась по сектору. Ей не было дела до воспоминаний. Пока окружающие ее, точно пчелы, трудились над восстановлением сот, она целыми днями бездельничала, валялась на тюфяке и красила ногти на ногах.

Она не помнила, что такое любовь, она не помнила родителей, у нее не было родных. У нее были острые грудки и упрямый взгляд из-под нечесаной гривы. Она знала слово «хочу» и пользовалась им вовсю.

Ей нравились тонкие пальцы скрипача, его внимание, его обходительность и хорошие манеры.

Играй для меня, – просила она и расстегивала верхнюю пуговку платья. Он играл, бледный, с испариной на лбу, пока она, обнаженная, не обнимала его сзади, покусывая за мочку уха, – еще, просила она, и он играл, играл, играл, уже не понимая, собственно, на какой из скрипок играет, – темно-вишневого дерева или на этой, живой и теплой.

Звуки музыки разносились по сектору днем и ночью, что было нарушением раз и навсегда установленных правил. Музыкальный салон – да, танцы по субботам – пожалуйста! Браво, бис, – да, да и еще раз – да. Но, – делу время, – говорили самые искушенные.

Звуки, которые доносились из пристройки, были разрушительными. Они уже не были приятным развлечением, они таили в себе опасность. Они томили и разжигали. Будили и напоминали. В них было больше дьявольского, чем божественного.

Женщины застывали над картотеками, путались в словах, совершали грубейшие ошибки.

Слово «любовь» появлялось тут и там, и это еще куда ни шло! Слова «желание», «страсть», «одиночество», «нежность»… Они напоминали о чем-то, чего быть уже не могло в этой, новой, жизни.

О вкусе горького шоколада. О солнечных лучах, о шторах цвета топленого молока, о терпких цветочных ароматах. О потрескивании кофейных зерен.

Дисциплина катастрофически падала. Если вчера мысль о ближайших выходных радовала и наполняла смыслом будни, то сегодня этого было недостаточно.

Счастье. Эти двое были непростительно счастливы, счастливы каждый день. Они купались в блаженстве, не дожидаясь субботы. У них была скрипка.

На очередном собрании сектора голоса негодующих повергли в смятение бедную Фа. Она жаждала лишь одного – изгнания самозванки, чужой. Но, если уйдут оба, что останется ей? Одинокие вечера у рояля? Картотеки? Карточки со словом – «любовь»?

Они стояли напротив, не разнимая рук, не обращая внимания на выкрики из толпы. После тайного голосования постановили – скрипку изъять, нарушителей изгнать.

Нам хватит рояля, – твердили самые непримиримые. Некоторые женщины молчали, опустив глаза, кусая губы, – непонятно было, в знак солидарности или наоборот.

Скрипач ушел, не обернувшись ни разу.

Он шел, размахивая руками в грязных манжетах. Рядом шла Она, маленькая каурая лошадка. Она хохотала, запрокинув растрепанную голову.

Ей было плевать на карточки и вывески. Все, что она хотела знать, у нее уже было. У нее было гораздо больше, но ни одна живая душа не догадывалась об этом. Пожалуй, даже она сама.

У выхода из сектора скрипач засмеялся и пальцем постучал себя по лбу. Музыка была у него в голове, она была везде, она шла за ним по пятам. Носилась по крышам под дождем, хлюпала по лужам, рыдала и хохотала будто помешанная.

Все это время Фа наблюдала за уходящими. Она надеялась. До последней минуты она надеялась, – строгая, прямая, с безвольно опущенными вдоль тела руками. Она не спала ночь. Постель ее, обычно безукоризненно заправленная, была смята. На полу валялось с десяток карточек с обжигающими словами. Боль. Ревность. Смятение. Любовь. Любовь. Любовь.

Скрипка вишневого дерева была торжественно упакована в выложенный алым сафьяном футляр и отправлена на склад. Туда же отправились и остальные скрипки.

В пристройку вселили старичка-архивариуса, и сектор А вздохнул с облегчением.

* * *

Милая Фа по-прежнему музицирует на вечерах. Дамы охотно приглашают кавалеров.

Картотека пополняется с каждым днем, вот только недостает карточек с некоторыми словами.

Многие помнят, какими именно, но предпочитают благоразумно помалкивать.