Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Скажи любви «нет»
Шрифт:

Мы улыбнулись.

– Твоя мать это единственное светлое пятно в моей жизни. Единственное, чего я добился. Твоя мать и ты. Но ты, скорее, ее заслуга.

– Ну, зачем ты все твердишь, что я ее сын, а ты в этом только принимал участие. Ты так всегда говорил, когда я был маленький. А я каждый раз обижался.

– Ты обижался? Но я ведь шутил. Это у меня такая шутка была.

– Дурацкая шутка… Я был слишком маленьким, чтобы понять ее.

– Я никогда не замечал, чтобы ты из-за этого расстраивался. Я еще много чего не замечал… Твоя мать великая женщина. Мне по-настоящему повезло. Ты знаешь, с той жизнью, которую я ей устроил, она давно бы могла бросить меня, но она всегда была рядом. Когда мы поженились, дела на работе уже шли неважно. Мы поженились в самое неудачное время. Потом она забеременела. Мысли

о том, что я не смогу устроить для вас достойную жизнь, непрерывно преследовали меня. Но твоя мать, вместо того чтобы злиться, как могла, успокаивала меня, ободряла, говорила, что скоро все устроится. Она никогда не жаловалась. Те же родители твоей мамы, твои дедушка и бабушка, имели полное право бросить мне упрек. Но они были порядочными людьми и входили в наше положение. Часто они даже помогали нам.

– Когда ты уезжал к ним на каникулы, твоя мать навещала тебя по воскресеньям, а я всегда отказывался ехать, говорил, что мне надо работать. Отчасти так оно и было, но настоящая причина состояла в том, что я с ними себя неловко чувствовал, хотя они ни единым словом меня не попрекнули. Хорошие они были люди… Мой отец время от времени спрашивал, как идут у меня дела, тем более что именно он дал мне денег на приобретение бара, а я ему врал, говорил, что все хорошо. Мне бы надо было попросить у него денег, пока еще не стало слишком поздно, но я так и не решился на это. Я старательно закрывал глаза на то, что стою на грани банкротства, и делал вид, что ничего страшного не произошло, но чем упорнее я держался за бар, тем хуже шли мои дела. Ты даже не знаешь, через что мне пришлось переступить, когда в конце концов обстоятельства заставили меня прийти к нему и честно во всем признаться. Он начал орать, что я промотал его деньги, что я бездарь, что я ни на что не способен и могу только плясать под чужую дудку. «Я тебя предупреждал, что ты выбрасываешь деньги на ветер». Ну, ладно. А теперь позвони маме, скажи ей, что мы задерживаемся и еще пока не попали на прием.

– Хорошо.

Пока я говорил с мамой, отец потянулся рукой к телефону.

– Подожди, папа хочет поговорить с тобой.

– Алло… Нет, пока еще ничего не известно, мы еще не были у врача. Когда выйдем от него, я тебе позвоню… Пока.

Он, в общем-то, повторил мои слова и нового ничего не добавил. Он просто переживал из-за того, что мама за него волновалась. Отец отдал мне телефон и снова замолчал. Шли минуты, казалось, они тянулись целую вечность. Мои мысли крутились вокруг отца: вначале я подумал, что он скоро может умереть, потом представил, как он лежит на полу, а бабушка пинает его ногой в бок, затем увидел, как он молча сидит рядом с телом дедушки.

Потом мои мысли плавно перетекли от отца к ней, к женщине, которая бросила меня и скоро выйдет замуж. И даже тогда, когда решался важнейший вопрос, связанный с жизнью и смертью моего отца, она по-прежнему не выходила у меня из головы. Мне страстно хотелось, чтобы в конце этого тяжелого дня она ждала меня в нашем доме.

Я снова стал прислушиваться к звукам больницы. Неожиданно для себя я уловил, что в нашем с отцом молчании слышится настойчивый зов, что его переполняет жажда проявить и ощутить нашу родственную близость. И в тот же самый миг отец положил мне руку на плечо, словно хотел опереться об меня, чтобы встать со стула. Но он и не пытался подняться. Не говоря ни слова, он держал руку на моем плече. Я ощущал тепло его ладони. Я понял, что если я повернусь и посмотрю на него, то наверняка расплачусь. Но я не мог себе этого позволить, по крайней мере, в эту минуту. Мне следовало быть сильным, я пришел, чтобы приободрить, поддержать его, я должен был выражать уверенность и надежду. Только мне казалось, что мои веки превратились в плотину, сдерживающую потоки слез. Эта плотина оказалась ненадежной, по ней уже пробежали мелкие трещины. Я замер и собрал всю волю в кулак, пытаясь не поддаться нахлынувшей слабости.

Мне хотелось взглянуть ему в глаза. Я бы с радостью обнял его, но не мог, руки у меня словно онемели. Мне никогда не удавалось это сделать. Но несколько мгновений спустя, я даже не знаю, откуда у меня взялись на это силы, кое-что я все-таки сумел сделать: я положил руку ему на колено. Мы не смотрели друг на друга и не обронили ни слова. Я все еще не до конца овладел собой и чувствовал, что вот-вот

могу сорваться и дать волю облегчающим сердце слезам. Как бы я ни противился этому.

Отец снял руку с моего плеча и сжал мою кисть. Я не прикасался к рукам отца с тех пор, как прошло мое детство.

Я не мог больше сдерживать себя, я был готов сдаться под напором нахлынувших чувств, как вдруг меня стало наполнять необычное ощущение. Как будто на смену слабости пришла сила. Мне не хотелось больше плакать. Вплоть до последнего мгновения, провожая отца к врачу, я ощущал себя его родителем. Но в тот миг, когда он накрыл своей ладонью мою руку, я почувствовал себя его сыном. Мне был нужен отец, и мой отец спешил мне на помощь, он все понял и пришел ко мне. Мне было легко и просто сидеть и молчать рядом с ним, ощущать свою руку в его руке. Я никогда еще не был так близок с ним. Совсем недавно меня бы смутил его поступок. Но только не в эту минуту.

Время от времени он поглаживал большим пальцем мою кисть, как бы напоминая о своем присутствии и возвращаясь к ощущению первого прикосновения.

Когда он убрал руку, я понял, что мне надо на миг остаться одному.

– Я зайду в туалет, а потом поговорю по телефону. Если появится доктор, позвони мне. А, может быть, ты хочешь поговорить с ним наедине? Тогда я подожду в коридоре, если тебя не будет на месте.

– Нет, я тебе позвоню, я хочу, чтобы ты зашел к врачу со мной.

Я вошел в туалет, и посмотрел на себя в зеркало. Потом сполоснул лицо, и вышел. Издали я видел отца, сидящего на стуле. Он сидел, подавшись вперед и поджав ноги под стул, и упирался в пол носками ботинок. Руки, скрестив пальцы, он зажал между колен. Я смотрел на этого человека, склонившегося под тяжестью своей жизнью, под грузом тягостного, казалось, нескончаемого дня, и, не выдержав, заплакал. На мои глаза накатились слезы, которые мне кое-как удалось сдержать чуть раньше. Я прислонился к окну и поспешил поскорее вытереть глаза.

Я остался стоять у окна, стараясь думать о чем-нибудь другом. Я медлил, чтобы отец не догадался по моим глазам, что со мной случилось.

И в эту минуту я решил позвонить ей. Женщине, которую люблю. Я набрал ее номер, воспользовавшись функцией «анонимный звонок». Я посмотрел на отца, затем на дисплей телефона с высветившимся номером, потом снова на отца. Наконец, не отводя глаз от отца, я нажал клавишу «вызов».

После двух гудков я перестал слышать, как колотится мое сердце, потому что услышал ее голос.

– Кто это?

И как раз в этот миг безумного трепета я увидел, как отец встает со стула и манит меня рукой. Подошла наша очередь.

– Кто это?

Я, не отвечая, сложил телефон и, перед тем как опустить его в карман, протер экран рукавом пиджака.

35. Она (стоит у полки с печеньем)

Вечером того же дня, когда я узнал, что с моим отцом, я подошел к ее дому. Мне надо было видеть ее, поговорить с ней, уговорить ее вернуться ко мне, а не выходить замуж за этого хренова инженера. После утреннего звонка мне не удалось больше услышать ее голос. Она выключила телефон, не хотела, чтобы я снова приставал к ней со своими объяснениями. Я простоял у ее дома до трех часов ночи. Потом приходил к нему еще три вечера подряд. Она недавно перешла на другую работу, и я не знал, где находится ее новый офис. Домой в эти три дня она так и не вернулась. Наверное, она уже ночевала у него. Я не только провел три ночи около ее дома, но еще заезжал туда утром по дороге в офис и вечером после работы. Всякий раз, когда мне надо было куда-то поехать, я обязательно проезжал мимо ее дома, даже если это было не по пути. Я вызывал ее по домофону, но мне никто не отвечал. Так продолжалось чуть больше недели.

Чтобы немного скрасить свое грустное настроение, нахлынувшее на меня в те дни, я как-то днем заглянул в кафе-мороженое, славящееся своим самым вкусным в мире крем-брюле. Я взял коробку с кремом и еще две упаковки с шоколадным и ореховым мороженым. Когда я отходил от прилавка, я заметил через окно на другой стороне улицы супермаркет.

– Я могу оставить у вас мороженое, мне надо зайти в магазин? Я вернусь минут через десять.

– Без проблем.

– Спасибо.

Я не собирался покупать много продуктов. Взял корзинку, получил номер очереди в гастрономический отдел: тридцать три.

Поделиться с друзьями: