Скажи миру – Ы!
Шрифт:
Вся та радость, что наполняла мое сознание тем, что я ощутил себя в молодом здоровом теле, с немалой по сегодняшним временам суммой денег, на личном счете, в один миг испарилась из-за моего знания истории. Именно того момента, что дирижабль, на котором я нахожусь, вот-вот потерпит крушение. А главное ничего нельзя изменить. Даже если я выйду с этим знанием к капитану, меня тут же обвинят в диверсии, даже не станут учитывать тот факт, что я сам нахожусь на корабле и подвергаюсь той же опасности, что и все остальные. И даже, если я каким-то чудом выживу, все это останется за мной. То есть дальше обязательно начнется расследование, где именно я буду фигурировать в качестве главного подозреваемого или вернее обвиняемого. И что же прикажете в таком случае делать?
Пометавшись по каюте, я решил, что прежде всего нужно успокоиться. И лучше всего это было сделать с сигаретой во рту, и требовалось слегка промочить горло, чем-то горячительным. Протянув руку к стоящей на столике бутылке, я хотел было наполнить бокал, но в последний момент остановился. Кто знает, в чем причина того, что тело освободилось от своего носителя? А вдруг в этом виноват, как раз напиток,
Насколько я помнил из прочтенной статьи, на судне имелась специальная курительная комната. Единственная на всем дирижабле, где разрешалось пользоваться открытым огнем. Даже кухня, расположенная на судне, была лишена возможности для этого. Это не афишировалось, но фактически на кухне не готовили блюда, указанные в меню, а только разогревали их до нужной температуры с помощью закрытых электрических печей, исключающих любое возникновение искры. И только в курительной комнате, имелась единственная на весь дирижабль стационарная зажигалка, позволяющая прикуривать от открытого огня. В той же статье, писалось о том, что курительная комната была лучше любого другого помещения защищена от проникновения в нее водорода и в ней искусственно поддерживалось несколько избыточное давление, предупреждающее возможное возгорание. Попасть в нее можно было только через специальный шлюз, что тоже обеспечивало дополнительную страховку.
Еще не зная, какое сегодня число, и сколько времени осталось до прибытия, я на всякий случай проверил свой багаж, состоящий из пары чемоданов с одеждой и бельем и небольшого саквояжа с кое-какими бумагами, перевозимыми мною по какой-то надобности. Наверняка, все это было очень ценным, но сейчас первоочередной задачей для меня, было спасти свою жизнь, все остальное можно было отложить на потом.
Взяв с собою пачку сигарет «Кэмел», выбор моего предшественника я одобрил, перешел в курительную комнату и усевшись в одно из кресел, сделал глубокую затяжку. Самым главным сейчас, было вспомнить, где именно находились выжившие в момент катастрофы. По данным, что были отмечены в статье, погибли тридцать пять человек. Вроде бы тринадцать пассажиров и двадцать два члена экипажа, плюс к этому был еще один погибший не входящий в команду дирижабля, а один из служащих обеспечивающих посадку и не успевший покинуть место падения дирижабля. Всего на борту, находилось около сотни человек. Получается, что шансы остаться в живых все же имеются, особенно учитывая, что пожар длился меньше минуты. Что-то там говорилось о сорока трех секундах. Но все это не совсем то, что нужно было вспомнить в первую очередь. Точно помню, что было упоминание о разбегавшихся из-под падающих обломков пассажиров, при этом говорилось, что многие из них получили раны и ожоги. И, точно еще говорилось о нескольких мужчинах и одной женщине, не получивших практически никаких ран, за исключением нескольких ушибов, появившихся в результате падения дирижабля. Зато никто из них не пострадал от ожогов, потому что все они находились именно в той комнате, где сейчас нахожусь и я. Правда, в итоге, все они оказались заперты под обломками, и их раскопали, лишь спустя двадцать минут после катастрофы. Вроде бы и немного времени, но попробуйте провести двадцать минут в темном помещении, перед этим почувствовав падение с высоты, нескольких десятков метров. В общем психологический шок будет вам обеспечен, что в общем–то и произошло.
— Вы тоже решили не торопиться с выходом на поверхность герр Алекс?
Мои мысли, прервал вошедший в курительную комнату, плотный, дородный мужчина, в пиджачной паре и высоком цилиндре, с сигарой во рту. Хотя курить разрешалось только здесь, сэр Мидллтон, не выпускал изо рта сигару практически никогда. Правда вне курительной комнаты он ходил с незажженной, и постоянно жаловался на то, что здесь ему не дают возможности курить, когда и где он того пожелает. Впрочем, капитан довольно быстро убедил его не нарушать принятые правила, хотя и разрешил носить сигару во рту, но при условии, что та не будет тлеть. В противном случае, обещал выпроводить его за дверь. Причем сделать это не останавливая дирижабль, в каком-либо порту. И все это было сказано таким тоном, что ему безоговорочно поверили. Тем более, что капитан Макс Прусс хоть и происходил из обычной семьи будучи в ней двенадцатым ребенком, но обладал огромным опытом и уважением среди воздухоплавателей, налетав к этому времени более десяти тысяч часов, что было просто огромной цифрой. И насколько я помнил из той самой статьи, его имя было занесено в «Золотую книгу воздухоплавателей» по распоряжению Германа Геринга. Правда все это произойдет много позже, пока же вопрос вошедшего в помещение сэра Мидллтона, заставил меня слегка напрячься.
— А что уже объявили посадку? — спросил я.
— Вы, наверное, слегка придремали, и потому не слышали об этом, герр Бюлов. — Вмешался, находящийся в этом же помещении бармен, и по совместительству стюард, обслуживающий посетителей курительной комнаты. — Об этом было объявлено еще около получаса назад.
Несколько поморщившись от его бестактности, попросил у бармена налить мне что ни будь горячительного, предполагая, что вполне успею поднять свой тонус выпив капельку рома, тем более, что кроме нас троих в здесь пока никого не было, а, по моим сведениям, здесь должна находиться еще как минимум женщина. И как мне кажется, я знаю, кто именно это будет. Видимо стрессовая обстановка сильно напрягла мою память и картинки, бывшие, когда-то памятью реципиента, чье тело я сейчас занял, всплывали с огромной скоростью, расставляя все точки над Ё. Единственное, о чем я, пожалуй, сейчас пожалел, так это то, что не взял с собою свой саквояж с бумагами. Учитывая, что там должны были находиться договора на купленный дом и несколько земельных участков в пригороде Нью-Йорка, потеря их будет довольно существенной.
А то, что от них останется кучка пепла, я практически не сомневался. Разумеется, рано или поздно я свяжусь с моими адвокатами и восстановлю утраченное, но все же это будет означать потерю времени. Конечно можно было рискнуть и сбегать за ним, и я даже было дернулся, чтобы так и поступить, но в последний момент, меня остановили голоса входящих в курительный салон людей, и мое чутье, подсказало, что уже слишком поздно, потому как все были в сборе, включая и фрау Бергман, тощую, похожую на воблу, молодящуюся даму неопределенного возраста. И хотя она была всяко старше того момента, когда вспоминали о ягодах, но жеманилась так, будто едва перевалила за возраст совершеннолетия. Она была неприятна Алексу, как предыдущему владельцу этого тела, так и мне. Где-то внутри начала подниматься волна раздражения, стоило дамочке оказаться неподалеку от меня, но я быстро задавил его тем, что очень скоро произойдет некое событие, к которому буду относительно готов только я, и одно это подняло мне настроение.Попросив бармена наполнить мой бокал повторно, я, не обращая внимание на женщину, собирающуюся что-то произнести, сделал несколько шагов в сторону, и устроился на кресле, в самом углу салона, возле проходящей сквозь помещение трубы, решив, что лишняя опора мне никак не помешает, при скором падении, отсалютовал ей, и всем присутствующим здесь бокалом с очень недурным коньяком.
У миссис Бергман, от моего поведения слегка выпучились глаза, и я почувствовал, как она набирает в грудь воздух, собираясь произнести нечто гневное, но в этот момент, послышался громкий свист, сопровождаемый, грохотом. одновременно со грохотом исчезло освещение, и я оказался в полной темноте, окон в курительной комнате не имелось. От стены, возле которой я находился пахнуло нестерпимым жаром, будто лизнувшее ее пламя мгновенно воспламенившегося водорода, одномоментно раскалило ее, сама комната в которой мы все находились вдруг резко накренилась в сторону хвоста судна, и я от неожиданности отбросив бокал, обеими руками ухватился за трубу, пронизывающую помещение от пола до потолка. Последнее позволило, как-то удержаться на одном месте, но и тут же обожгло мои ладони. Как оказалось, труба была раскалена до такой степени, что заставило меня тут же бросить сей «спасательный круг». Комната, мгновением позже пошла вниз, и ударилась о землю замирая, в несколько наклонном положении, послышались звуки падения каких-то конструкций, падающих на верхнее перекрытие нашего помещения, вслед за этим последовал сильный удар в стену, находящуюся сразу за моей спиной, в результате чего меня отбросило в сторону, и я потерял сознание.
Глава 4
4.
Что происходило после аварии, прошло мимо меня. Во всяком случае впервые, после этого я очнулся в местной больнице, куда, как оказалось доставили не только мою бессознательную тушку, но и всех остальных, пострадавших во время катастрофы. И это было, пожалуй, самым лучшим, что произошло с того момента. Во всяком случае в моей памяти не отразились те ужасы, о которых мне довелось читать в глянцевом журнале из будущего. Пока же мне предстояло лечение, и возможно долгие ответы на вопросы дознавателя, которые наверняка последуют стоит мне, да и остальным пассажирам начать приходить в себя.
По словам врача, у меня вследствие аварии образовалось сотрясение мозга, и были обожжены ладони рук. Впрочем, последнее никого не удивляло, потому что большинство пациентов страдали именно от ожогов. А еще, что меня, довольно сильно удивило, в моем организме, причем только в моем, обнаружились следы мышьяка. Почему я сказал только, потому что стоило вскрыться этим данным, как тут же был проведен анализ на наличие следов этого вещества и у остальных пациентов. Все же правильно сделал, что не стал пить коньяк из той бутылки, что находилась в моей каюте. Наверняка отрава была именно там. А как иначе объяснить то, что в моем организме нашли следы мышьяка? Хотя, наверное можно предположить и самоубийство, какой смысл в суициде, если у тебя все относительно хорошо? Или мой предшественник, настолько любил Германию, что разрыв с нею оказался для него трагедией? Нет, скорее всего дело с ином, а вот в чем именно, еще предстоит разобраться.
Как я и думал, стоило лишь чуть прийти в себя, как появился дознаватель с вопросами. Причем большинство вопросов касалось не аварии дирижабля, что меня удивило более всего, а какого черта я вообще приехал в эту страну? Чем мне не понравилось жить в Германии? Когда я вступил в НСДАП? Участвовал ли я в митингах? Состояли ли в рядах штурмовиков? Какое мое политическое кредо и на что я собираюсь здесь жить? И лишь самым краешком, коснулись аварии на «Гинденбурге», спросив, где именно я находился в момент катастрофы, и почему я выбрал именно то кресло в комнате для курения, а никакое другое? В общем вопросы были достаточно отвлеченные и не несли в себе никакой полезной информации, во всяком случае мне показалось именно так. Правда я все же спросил о том, когда начнутся страховые выплаты потерпевшим в аварии. Хотя этот вопрос меня не особенно беспокоил, потому что деньги у меня имелись, но тем не менее он был задан. На что дознаватель пожал плечами и ответил, что не знает об этом, да и по большому счету, ему это не интересно. Его больше интересуют причины аварии, и все, что с этим связано. Следующим моим вопросом тут же стал вопрос, какое отношение имеет моя биография и цель прибытия к аварии на судне. Дознаватель вновь пожал плечами, похоже это давно вошло у него в привычку и произнес интересную фразу:
— Но ведь вы же были на дирижабле. Кто знает, вдруг по каким-то причинам, именно вы, или кто-то из пассажиров готовил диверсию, в результате которой и произошла авария?
— А, вы не подумали о том, что тот пассажир, который мог готовить диверсию, сам подвергался риску ничуть не меньшему, чем все остальные находящиеся на судне?
— Мало ли, какие, могут быть обстоятельства. Вдруг, кто-то из пассажиров, решил покончить собой, таким нетривиальным способом, да и фанатизм служения, тоже никто не отменял — ответил дознаватель, и тут же распрощался.