Скажи пчелам, что меня больше нет

– Допустим, все, что ты себе напридумала, саксоночка, – правда. Хотя это невозможно, ты сама сказала. Но даже будь это правдой, разницы никакой. Женщина из медальона Фрэнсис мертва, как и наша Фейт.

Его слова больно укололи меня в сердце.

– Знаю, – прошептала я со слезами на глазах и кивнула.

– Я тоже, – тихо произнес Джейми, и я заплакала в его объятиях.

25 Voulez-vous coucher avec moi [85]

85

Зд.: Ляжешь со мной? (фр.)

Дни все еще стояли теплые, но коптильня находилась в тени скалистого утеса, и здесь уже больше месяца не разводили огонь, поэтому в воздухе висел прогорклый запах пепла и застарелой крови.

– Как думаешь, сколько в нем веса?

На грубо сколоченном столе у дальней стены лежал черный с белыми пятнами кабан. Брианна уперлась ладонями в холку убитого животного и для пробы навалилась на него всей силой. Шея чуть подалась – окоченение давно прошло, – но сама туша не сдвинулась ни на дюйм.

– Полагаю, живьем он весил больше твоего отца. Фунтов четыреста?

Джейми выпотрошил кабана и выпустил кровь, что, вероятно, облегчило ему ношу фунтов на сто или около того, хотя мяса все равно было много. Отрадная перспектива в преддверии зимы, однако в настоящий момент это обстоятельство меня скорее устрашало.

Я развернула отрез материи с несколькими карманами, в котором хранила большие хирургические инструменты: обычному кухонному ножу такая задача не по силам.

– Что насчет кишок? – поинтересовалась я. – Пригодятся, как по-твоему?

Бри задумчиво наморщила нос. Джейми смог унести (вернее, притащить волоком) только саму тушу, правда, двадцать-тридцать фунтов кишок он все-таки предусмотрительно захватил, наскоро вычистив содержимое. Тем не менее за пару дней в брезентовом мешке состояние внутренностей, и без того не очень-то аппетитных, только ухудшилось. Испытывая некоторые сомнения, я все же положила их на ночь в емкость с соленой водой: если кишка сохранилась в целости, она сгодится в качестве оболочки для колбас.

– Не знаю, мама, – неуверенно произнесла Бри. – Думаю, они уже порядком протухли. Хотя какую-то часть, наверное, можно спасти.

– Ну, нет так нет. – Я вытащила самую большую пилу для ампутации и проверила зубья. – В крайнем случае сделаем котлеты.

Колбасы в оболочке при надлежащем копчении хранились практически бесконечно. Котлеты на вкус не хуже, но с ними больше хлопот: для сохранности их необходимо укладывать в деревянные бочонки или ящики, перемежая слоями топленого сала. Бочек у нас не было, зато…

– Сало! – воскликнула я, поднимая взгляд. – Черт, совсем вылетело из головы! У нас ведь нет большого горшка, а кухонный котел мы занять не можем.

На вытапливание сала требуется несколько дней, а в котле варили по крайней мере половину пищи, не говоря уже о кипячении воды.

– А если попросить в долг? – Заметив шевеление за дверью, Бри повернула голову. – Джем, это ты?

– Нет, тетя, это я. – Жермен заглянул внутрь и осторожно принюхался. – Мэнди захотела навестить petit bonbon [86] Рэйчел, и Grand-pere разрешил пойти, но только со мной или Джемом. Мы бросили монетку, и он проиграл.

86

Зд.: сладкого мальчика (фр.).

– Хорошо. Тогда будь добр, сходи и принеси мешок с солью из бабушкиной хирургической.

– Там ничего не осталось. – Я взяла кабана за ухо и вставила пилу в складку на шее. – Последняя ушла на кишки. Придется и ее позаимствовать.

Я сделала первый надрез и с удовлетворением отметила упругость звериной плоти, хотя разложение уже тронуло соединительную ткань между мышцами и шкурой: кожа слегка отслоилась, стоило на нее надавить.

– Вот что, Бри, – сказала я, ощущая, как при нажатии зубья пилы цепляют шейные позвонки, – мне потребуется время, чтобы снять шкуру и расчленить тушу. Может, пока разузнаешь у хозяек в округе, не одолжат ли нам котелок для варки на пару дней и полфунта соли в придачу?

– Ладно. – Бри с явным облегчением ухватилась за подвернувшуюся возможность. – Что мне предложить взамен? Может, окорок?

– Что ты, тетя, за горшок это уж слишком! – потрясенно воскликнул Жермен. – Да и вообще не стоит торговаться, – добавил он, нахмурив светлые бровки. – Ты ведь просишь об одолжении. Когда-нибудь и тебя попросят.

Брианна глянула на племянника то ли с удивлением, то ли с недоверием, потом перевела глаза на меня. Я кивнула.

– Похоже, я слишком долго отсутствовала, – шутливо заметила она и, потрепав Жермена по волосам, отправилась выполнять поручение.

Чтобы отделить голову, пришлось повозиться, правда, всего несколько минут: пила вошла удачно, да и опыта мне не занимать, чего уж там. Я разрезала последние пучки мышечных волокон, и массивная голова с глухим стуком шмякнулась на столешницу, отчего поникшие уши дрогнули. Я прикинула ее вес – около тридцати фунтов, разумеется, с учетом языка и щековин. Пожалуй, лучше их срезать, прежде чем варить студень в котле. На это уйдет целая ночь, значит, овсянку надо замочить с вечера, а потом подогреть кашу на золе. Или пожарить с сушеными яблоками?

От физических усилий я слегка вспотела и перестала чувствовать холод. Отделив ноги, я бросила их в маленькое ведерко для последующего маринования, затем отложила пилу и взяла большой нож с зазубренным лезвием: свиная шкура, хоть и сырая, была жесткой. Сняв кожу наполовину, я остановилась, чтобы отдышаться и вытереть лицо фартуком. Опустив подол, я увидела Жермена: мальчик все еще сидел на бочке с соленой рыбой, которую Джейми выменял у Георга Фейнбека, одного из моравских братьев в Салеме.

– Знаешь, это тебе не увеселительное представление. – Я жестом подозвала Жермена и вручила ему маленький нож. – Вот, возьми-ка и помоги. Стягивай кожу. Не срезай слишком много, просто отделяй ее лезвием от мяса.

– Я знаю как, бабушка, – терпеливо сказал он, беря нож. – Все равно что свежевать белку, только очень крупную.

– Ну, в общем, да. – Я слегка повернула запястье внука, направляя лезвие под правильным углом. – Разница в том, что с белки снимают шкурку целиком, ради меха. А кабанью мы разделим на большие куски и потом их используем. С одной ляжки хватит кожи на пару ботинок.