Скажи "Шалом"

— Я просил организаторов передвинуть день награждения, — печально рассказывал мне Мартин, — но президент Франции отказал мне в моей маленькой просьбе.

— Ах, — лицемерно изобразил я сочувствие, — а что еще можно ожидать от французского президента? Но не смогла бы Люси принять участие в этой церемонии? Может быть, она решила бы, что военный парад проходит как раз в честь дня ее рождения?

— Конечно же, мы все это взвешивали. Но кто знает? А если бы дождь пошел?..

Кошка под дождем? Даже мне стала понятной абсурдность моего предложения.

— Мы и от детей отказались, — добавил Мартин на обратном пути в зал, — поскольку это никак не согласовалось бы с ежедневным распорядком Люси. Ведь она обязательно должна играть с трех до половины восьмого…

— Утра?

— Нет, вечера. Кроме того, мы оба страдаем хроническим истощением, так как Люси не дает нам спать. Каждую ночь она по нескольку раз прыгает к нам в кровать и лижет наши носы. Она ведь ждет от нас любви…

По-видимому, она еще не все получила от семьи Мартина.

На сцене, между тем, разыгрывалась настоящая драма. Но я утонул в своем кресле, погруженный в раздумья о менталитете швейцарцев. На чем он вообще основывается? На первый взгляд он кажется нам, израильтянам, полным тайн. Швейцария такая же маленькая страна с этническими проблемами.

Добропорядочные швейцарцы, как и мы, тоже должны каждый год нести военную службу. Инфляция в Швейцарии, как и у нас, за последний год тоже утроилась и составляет сейчас шесть процентов.

Но нет, во всем и вся швейцарцы отличаются от нас, израильтян. Скорее всего, за этим скрывается вопрос мотивации. Мы будем понемногу расти, швейцарцы же в этом не нуждаются. В Израиле все для Каца, а в Швейцарии все для кота.

Афера Аристобулоса

Район вилл, в котором мы живем, застроен красивыми и уютными домами на одну или две семьи, окруженными маленькими садами, за ними синеет море, а над ними синеет небо. В общем, живем мы в местности, которую вполне можно отнести к земному раю. Но со времени аферы Аристобулоса мы в этом уже не так уверены.

Она началась с того, что в две только что построенные, расположенные одна напротив другой, частные виллы въехали две семьи: учителя музыки Самуэля Майера — в одну, а чиновника Йешуа Оберника — в другую. И афера тотчас же началась в полном объеме. С самого начала было ясно, что обе семьи не могут выносить друг друга, что впоследствии вылилось во взаимное адское отравление жизни. В качестве конечной цели каждый из них выдвинул изгнание другого. В порядке достижения этой конечной цели они вываливали ведра с мусором в саду соседа, включали радио на полную мощность, так, что дрожали оконные стекла, выводили из строя телевизионные антенны и делали все, что еще следует делать в таких случаях.

Якобы Майер даже пытался подключить ванну Оберника к линии высокого напряжения. И хотя это не удалось, не было никаких сомнений, что рано или поздно одна из двух семей должна была уехать. Вопрос был в том, у кого крепче нервы. На нашей улице ставки были 3:1 за Майера. До какого-то момента все это напоминало вполне обычную историю, какую можно встретить в каждом жилом квартале, населенном евреями. Поворот к необычному начался, когда Оберники приобрели пса. Его звали Аристобулос и был он непонятной масти, хотя будто бы происходил из какой-то первоклассной скандинавской породы. Оберники берегли его, как зеницу ока и только по ночам выпускали на свободу, очевидно, из опасения вражеской атаки — вполне обоснованного опасения, — так что лай Аристобулоса был вполне подходящим (и, вероятно, был на это направлен), чтобы добавить ума соседу, в особенности, если этот сосед был учителем музыки с абсолютным слухом.

Аристобулос приурочивал свой злобный, адский, всепроникающий лай к самым неприятным часам: в 5.15 утра, между 14 и 16 часов (то есть времени, которое г-н Майер любил посвящать своему послеобеденному сну), потом снова где-то около полуночи и в 3.30. Конечно, он лаял и в другое время, но вышеназванные часы были временем его основного лая. К ночи он располагался в саду.

Примерно через неделю во время обычного полуночного концерта г-жа Майер высочила из дома и прокричала в направлении Оберника следующее сообщение:

— Позаботьтесь-ка о том, чтобы ваша собака заткнулась, иначе я вам ничего не смогу гарантировать. Мой муж сумеет ее пристрелить.

Поскольку было известно, что Самуэль Майер имел охотничье ружье, г-жа Оберник приняла заявление близко к сердцу и сразу же, как Аристобулос снова начал лаять, сказала ему успокаивающим голосом:

— Спокойно, Аристобулос! Ты тревожишь г-на Майера. Стыдись. Прекрати лаять. Фу!

Аристобулос нисколько не умолк. Напротив, он усилил свое тявканье, видимо, желая лаем продемонстрировать свою свободу.

Майер обратился к своему адвокату, чтобы прибегнуть к защите закона. К его огорчению, он узнал, что содержание собак относится к неотъемлемым гражданским правам, и что собака по закону не может быть запрещена, где бы и когда бы она ни лаяла.

Так что однажды ночью схватил Самуэль Майер свое охотничье оружие и засел в саду, где, спрятавшись в кустах, стал поджидать появления Аристобулоса. Аристобулос не появлялся. Он лаял строго в установленные часы (0.00, 3.30, 5.15), но лаял в доме. Время от времени Майеру казалось, что он царапается в дверь, повизгивая и поскуливая, однако дверь так и не открыли. То ли Оберник догадался о поджидающей опасности, то ли пес это делал из чистого изуверства.

Поскольку в этой загадочной ситуации и в последующие две ночи ничего не изменилось, Майер, тайно идущий по следу, решился на рискованный шаг. Он прокрался в темноте к спальне Оберников, заглянул под острым углом в приоткрытую дверь — и не поверил своим глазам (впрочем, как и своим ушам): Йешуа Оберник лежал со скучающим выражением лица в кровати и лаял.

Рядом с ним лежала г-жа Оберлинк и время от времени говорила без особого участия:

— Спокойно, Аристобулос. Дай поспать г-ну Майеру. Фу!

Самуэль Майер уже был готов пустить в ход свое охотничье оружие, однако, поразмыслив, отправился в ближайший полицейский участок, где и рассказал заспанному служащему всю историю. Ответ служащего был:

— Ну, и?

— Что значит "ну, и"? — воскликнул Майер. — Этот тип меня в могилу сведет! Я уже неделю не сплю! Кроме того, он губит мои слуховые нервы, которые так необходимы в моей профессии!

— Сочувствую, — посочувствовал должностной орган. — Против громкого разговора после полуночи я еще мог бы принять меры, а вот против громкого лая — нет. Только в том случае, если при этом предпринимается какая-либо незаконная акция. Кроме того, дела подобного рода находятся в компетенции городского управления.

На следующее утро, после того, как Аристобулос разбудил его ровно в 5.15, Самуэль Майер снова разыскал своего адвоката и проинформировал его, что Йешуа Оберник у себя дома выступает в роли, так сказать, самособаки.

Адвокат вытащил сборник законов для консультации и стал листать, покачивая головой:

— В своде законов времен британского мандата я не смог найти ничего, что запрещало бы имитацию голосов зверей. Также и законнике оттоманской империи, который еще действует во многих областях нашей общественной жизни, ничего подобного не содержится. Зато он предусматривает вознаграждение для персон, занимающихся охраной и побудкой, то есть выполняющих функции сторожевых собак. На основании этого мы сможем возбудить дело против г-на Оберника, поскольку он не имеет официального разрешения заниматься функциями сторожевой собаки, точнее говоря, часового.