Скажи смерти «Да»

Так, похоже, у ФБР ничего нет. Заказчик неизвестен, исполнители мертвы — все, что удалось выяснить, так это то, что жили они в мотельчике в пригороде и заезжал к ним еще один человек, по описанию похожий на того, который приходил к мистеру Цейтлину в офис накануне его убийства.

— Знаете, что странно? Мы проверили телефонные звонки из офиса мистера Цейтлина, и получается, что сразу после беседы с незнакомцем он позвонил мистеру Кану, а потом уже отдал распоряжение, чтобы его сопровождали два вооруженных человека из службы безопасности его корпорации. Из этого мы и заключили, что тот незнакомый человек и был представителем убийц или самим заказчиком. Кстати, полиция интересовалась у мистера Кана, знал ли Цейтлин о грозящей ему опасности — и он ответил отрицательно. Тем не менее ваш партнер прилетел в Нью-Йорк на следующий день после звонка мистера Цейтлина и должен был бы, наверное, удивиться просьбе приехать, ведь у мистера Цейтлина была охрана. Он должен был бы попросить объяснить, в чем дело. Он вам ничего не говорил? Я, кстати, хотел бы встретиться и с мистером Каном — насколько я знаю, вы с ним партнеры не только по бизнесу…

Аккуратненько так. Но я не говорю, что моя личная жизнь в его компетенцию не входит, — хотя узнал ведь, пусть и не слишком сложно было это сделать: Мартен ли сказал или Юджин наш адрес оставил в Нью-Йорке в полиции, уже неважно. Важно, что сначала он встречается со мной, зная, что я живу с Корейцем, с которым он собирается встретиться попозже. Где логика?

А пока сообщаю ему, что у мистера Кана с мистером Цейтлиным был совместный бизнес с Москвой, что в Нью-Йорк мистер Кан летал часто, а когда улетал в прошлый раз, сообщил, что это тоже связано с бизнесом. И что мистер Кан, кстати, сейчас в Москве, и в течение месяца должен вернуться, и улетел он в связи все с тем же бизнесом, поскольку со смертью мистера Цейтлина, видимо, возникли какие-то сложности или изменения в деятельности их предприятия. И вижу, что он об отлете Корейца не знал и что он думает сейчас, что тот улетел искать убийц, а значит, он сам связан с мафией. Ну а со мной он все еще не определился: то ли я все вру, то ли действительно не в курсе.

— А зачем вам Юджин, а, Джек? Он ведь, кажется, уже давал показания полиции, и не раз.

— Да, конечно. Я могу с вами быть откровенным, Олли? Дело в том, что Юджин изложил очень странную версию — про то, что он вытащил пистолет у мертвого охранника мистера Цейтлина. Дело в том, что у охранника Цейтлина, который как раз сидел с той стороны, с которой находился Юджин, — у него был пистолет, и он при нем остался. Поверить в то, что у него было два пистолета, сложно — и сложно поверить, что в тот момент, когда двое киллеров продолжали расстреливать “Линкольн”, находясь с одной стороны машины, Юджин спокойно открыл дверь с другой стороны, вытащил у мертвого охранника пистолет, потом закрыл дверь и только тогда начал стрелять. И другое странно: это наверняка были опытные киллеры, а он расправился с ними как с детьми, как настоящий Рэмбо. Одного вмял в “Линкольн”, двоих расстрелял, хотя у них были автоматы, а у него пистолет с одной обоймой. Он супермен, мистер Кан, — и, судя по всему, супермен с большим опытом нахождения в подобных ситуациях?..

— Юджин бизнесмен, насколько вам известно, а что касается суперменства… Убили его партнера, с которым у них были дружеские отношения, убили у него на глазах. Мне кажется, в такие моменты люди могут совершать чудеса, не думая о себе и о своей возможной смерти…

Может, для пущей убедительности рассказать, как я зарезала кронинского охранника, как проткнула насквозь здорового мужика, экс-комитетчика — и не потому, что он меня изнасиловал и угрожал моей жизни, а потому, что я подумала, что он может убить звонящего в мою дверь Корейца, ни о чем не подозревавшего в тот момент? Да нет, не стоит — может не так понять.

— Вы ведь сами из Москвы, верно, Олли?

— Вы это знаете не хуже меня, Джек, вы, наверное, много обо мне знаете — боюсь, что и моя личная жизнь для вас не тайна. Я даже смущена, признаться, и искренне надеюсь, что у меня остались хоть какие-то секреты — в том, что касается очень личного…

Надо, надо как-то его развести, показать ему, что я интересуюсь только кино и мужчинами и вся я такая легкомысленная, живу и радуюсь своему богатству и приумножаю его, и все мафии мира мне безразличны.

— Кое-что знаю, Олли. Что вы приехали сюда в январе 95-го, что иммигрировали как бизнесмен, что у вас здесь были большие деньги и договор с мистером Мартеном о совместной деятельности по созданию кинокомпании и съемкам фильма, но финансировался фильм мистером Цейтлиным. Кстати, мы планировали запросить Москву, что им известно о мистере Цейтлине и его связях. У нас с русскими налаживаются нормальные отношения по борьбе с русской мафией в Америке. Они нам сильно помогли в деле Иванькова. Времена так меняются — раньше об том и подумать было нельзя: вы, русские, были такой закрытой и враждебной нацией…

— Я не русская, Джек, — я американка. В этой стране все американцы, хотя приехали кто откуда — разве нет?

— Сорри…

Я не реагирую на его “сорри”. Я сейчас думаю о том, что он знает обо мне гораздо больше, чем говорит. Не так уж сложно узнать, в каком состоянии я сюда прибыла, тем более что мне меняли из-за операции снимки на документах. И если уж они будут запрашивать Москву про мистера Цейтлина, то вполне могут сделать запрос и на мистера Кана, на мисс Лански и на мистера Лански, который подписывал договор с Мартеном и который, собственно, и открыл здесь счет с помощью мистера Цейтлина. Какой ответ придет по поводу мистера Кана, догадаться несложно, равно как и по поводу мистера Лански, а вот мисс Лански российским правоохранительным органам неизвестна, не было такой, не было жены у мистера Лански, была мисс Сергеева, давно погибшая. И начнется дело о ввезенных в Америку грязных деньгах, об использовании денег мафии для завоевания Голливуда и многом другом.

Можно будет, конечно, объяснить, что меня хотели убить, что меня просто спрятали здесь, в Америке, и я сменила имя и взяла фамилию человека, с которым мы по американским законам были мужем и женой. Господи, знать бы еще, как оформлялась эта иммиграция, какие шаги предпринимал здесь Яша, но я ведь абсолютно ничего не знаю. И кажется, имею все шансы оказаться в очень большом дерьме. Допустить этого никак нельзя.

Но что делать? Если бы этот чертов Джек оставил нас с Корейцем в покое, не привязывал бы нас к Яше и занимался бы только им — все было бы в порядке. По Яше ему ничего не ответят из Москвы — Яша оттуда уехал двенадцать лет назад. Разве что скажут, что совместную американо-российскую фирму в Москве возглавляют люди с сомнительными связями. Леший ведь не сидел, кажется, и вряд ли можно доказать как-то его криминальность, а подозрения — они и есть подозрения, главное, что без конкретики. Господи, мало ему, Джеку, Яшиных знакомых в Нью-Йорке — вот и расспрашивал бы его партнеров, русских и американцев. Надо что-то предпринять, чтобы он забыл о нас, не впутывал никуда — иначе плохо все это кончится. Если в Москве узнают, что я жива — а отец наверняка узнает, — это нестрашно. Страшно то, что мафиозными объявят наши деньги и нас самих и не будет у нас никакого будущего в Голливуде, а может, и в Америке вообще. Если свяжут Яшу с тобой — а свяжут точно, — уже никому не объяснить, что деньги чистые, потому что скажут, что Яша их и отмыл. И что будет с нами дальше, неизвестно.

Мне кажется, что он не оставит нас в покое — несмотря на то, что я явно ему нравлюсь. Он типичный такой карьерист, чистенький, подтянутый, вежливый, — и во имя своей карьеры он и меня закопает, и Корейца, и всю нашу жизнь здесь.

Я не паникую, улыбаюсь ему, а внутри раскладываю все по полочкам, спокойно и четко. И в который раз спрашиваю себя: что же делать? И говорю пока все с той же улыбкой:

— Тяжелая у вас работа, Джек. Лично меня разговоры жутко утомляют — я проголодалась даже и была бы не против пообедать. Может, составите мне компанию?

…Дома, уже одна, анализирую наш долгий разговор. Нет, вроде правильно я себя вела — легко, спокойно, весело, не задавая никаких особых вопросов относительно дела, показывая, что даже Яшина смерть меня интересует постольку, поскольку он был нашим партнером. И он, Джек Бейли, тоже веселым был и расслабленным, словно у нас с ним было свидание. В какой-то момент показалось даже, что он бы не отказался от продолжения вечера — и поэтому сам уже вопросов по своему расследованию не задает, как бы показывая, что деловой интерес ко мне у него закончился и на смену ему пришел личный. А я как бы к делу никакого отношения не имею больше, и потому мы с ним можем позволить себе кое-что, выходящее за рамки этого самого расследования. И я подогревала его интерес как могла, ненавязчиво и не слишком часто делая ему комплименты, восхищаясь его работой, не выставляла напоказ ни свое богатство, ни то, чем занимаюсь.

Мне кажется, что мужчин я знаю — все же опыт общения с ними у меня за девятнадцать с половиной лет, то есть до нашей встречи, был такой, что на две длинные жизни хватило бы, а то и на три. Тем более что в постель я с ними ложилась в подавляющем большинстве случаев не то что без всяких чувств — вообще без эмоций, и толкал меня на такие поступки только интерес к сексу и к мужчинам. А потом я увидела, что они мне скучны, что они предсказуемы, и совершают, в принципе, одни и те же поступки, и говорят почти одно и то же, и ведут себя одинаково — хотя люди были совсем разные, от одноклассника до старого известного писателя.