Сказка бочки. Путешествия Гулливера
Шрифт:
С этой системой религиозных догматов связывались разные второстепенные теории, встречавшие в городе весьма благожелательный прием. Так, например, тамошние ученые следующим образом толковали душевные способности: вышивка — неистощимое остроумие; золотая бахрома — приятное обхождение; золотые галуны — находчивый ответ; большой парик — юмор, густо напудренный кафтан — балагурство. Умелое применение этих способностей требовало, однако, крайней изощренности и деликатности, а также своевременности и строгого соблюдения требований моды.
С большим трудом, при помощи ученых изысканий, удалось мне извлечь из древних авторов этот краткий очерк философской и богословской системы, являющейся, по-видимому, плодом весьма своеобразного склада мысли и в корне отличной от всех других систем, древних и новых. И я пустился в эти изыскания не столько для развлечения читателя или удовлетворения его любознательности, сколько желая пролить свет на некоторые подробности этой повести: я хочу, чтобы, зная умонастроение и взгляды столь отдаленной эпохи, читатель лучше понял великие события, которые проистекли из них. Поэтому советую благосклонному читателю с величайшим вниманием многократно перечитать все написанное мной на эту тему. Теперь же, заканчивая свое отступление, я заботливо подбираю главную нить моей повести и продолжаю.
Итак, эти взгляды и практическое их применение были настолько распространены в изысканных придворных и городских кругах, что трое наших братьев — искателей приключений — совсем растерялись, попав в очень щекотливое положение. С одной стороны, три названные нами дамы, за которыми они ухаживали, были отъявленными модницами и гнушались всего, что хоть на волосок отклонялось от требований последней моды. С другой стороны, завещание отца было совершенно недвусмысленно и, под страхом величайших наказаний, запрещало прибавлять к кафтанам или убавлять от них хотя бы нитку без прямого на то предписания. Правда, завещанные отцом кафтаны были из прекрасного сукна и сшиты так ладно, что положительно казались сделанными из цельных кусков, но в то же время были очень просты и с самыми малыми украшениями или вовсе без украшений [163] [164] . И вот случилось, что не пробыли братья и месяца в городе, как вошли в моду большие аксельбанты; [165] немедленно все стали щеголять в аксельбантах; без пышных аксельбантов [166] нельзя было проникнуть в дамские будуары. У этого парня нет души! — восклицала одна, — где его аксельбант? Три брата на горьком опыте скоро убедились, какой недостаток в их туалете; каждое их появление на улице вызывало насмешки и оскорбления. Приходили они в театр,
163
Первая часть этой сказки содержит историю Петра и, таким образом, изображает папизм. Каждому известно, что паписты осложнили христианство большими добавлениями, что им и ставит главным образом в упрек англиканская церковь. Соответственно этому Петр начинает свои проделки нашивкой аксельбанта на свой кафтан.
У. Уоттон.
Описание сукна, из которого был сшит кафтан, имеет более глубокое значение, чем то, что выражено словами: «Завещанные отцом кафтаны были из прекрасного сукна и сшиты так ладно, что положительно казались сделанными из цельных кусков, но в то же время были очень просты и с самыми малыми украшениями или вовсе без украшений». В том отличительная особенность христианской религии. Christiana religio absoluta et simplex <Перевод. — Христианская религия совершенна и проста (лат.).> по свидетельству Аммиана Марцеллина[164], который сам был язычник.
У. Уоттон.
164
Аммиан Марцеллин — латинский историк IV века н. э. (прим. А. Ф.).
165
Под аксельбантами подразумевается внесение в церковь пышности и ненужных украшений, создававших лишь неудобство и не годившихся для назидания, подобно бесполезному аксельбанту, который лишь нарушает симметрию.
166
…пышных аксельбантов… — банты из лент или шнурков, иногда с драгоценными камнями, которые мужчины носили на плече. Мода эта была занесена из Франции в конце XVII века. (прим. А. Ф.).
167
…распить в Розе бутылочку… — «Роза» — модный кабачок на Russel-street. (прим. А. Ф.).
168
В таких именно словах (лат.).
Когда паписты не могут найти нужного им текста в Писании, они обращаются к устному преданию. Так, Петр удовлетворяется здесь отыскиванием всех букв слова, за которым он обращается к завещанию, когда ни составных слогов, ни тем более целого слова там не оказывается in terminis.
У. Уоттон.
169
По слогам (лат.).
170
Третьим способом: по буквам (лат.).
171
Календы (лат.).
172
Quibusdam veteribus codicibus — в некоторых древних рукописях (лат.).
173
По праву отца (лат.).[174]
174
По праву отца. — Свифт пародирует jure divino — по божественному праву.
Но человеческое счастье непрочно; недолговечными оказались и тогдашние моды, от которых это счастье всецело зависит. Аксельбанты отжили свое время, и мы должны теперь представить, как они постепенно вышли из моды. Дело в том, что приехал из Парижа один вельможа с пятьюдесятью ярдами золотых галунов на кафтане, нашитых по последней придворной моде. Через два дня все нарядились в кафтаны, сверху донизу обшитые золотым галуном; [175] кто осмеливался показываться в обществе, не украсив себя золотым галуном, тот вызывал скандал и встречал дурной прием у женщин. Что было делать трем нашим рыцарям в столь важных обстоятельствах? Они уже допустили большую натяжку относительно аксельбантов; обратившись к завещанию, братья нашли лишь altum silentium [176] [177] . Аксельбанты были внешним, болтающимся, несущественным привеском, галуны же казались слишком серьезным изменением, чтобы произвести его без достаточного полномочия; они aliquo modo essentiae adhaerere [178] , и ношение их требовало поэтому прямого предписания. К счастью, как раз в это время упомянутый ученый брат прочел Диалектику Аристотеля и особенно его удивительный трактат об истолковании [179] , научающий нас искусству находить для каждой вещи любое значение, кроме правильного; так поступают комментаторы Откровений, которые объясняют пророков, не понимая ни одного слова текста. Братья, сказал он, да будет вам известно [180] , что duo sunt genera [181] завещаний: устные [182] и письменные. Что в этом письменном завещании, лежащем перед нами, нет предписания или упоминания о золотых галунах, conceditur [183] , но si idem affirmetur de nuncupatorio, negatur [184] , ибо, если вы помните, братья, мы слышали, когда были маленькими, как; кто-то сказал, что он слышал, как слуга моего отца сказал, что он слышал, как отец сказал, что он советует сыновьям завести золотые галуны на кафтанах, как только средства позволят нам купить их. — Ей богу, это правда! — воскликнул другой брат. — Как же, прекрасно помню! — отозвался третий. Без дальнейших споров обзавелись они широчайшими галунами в приходе и стали разгуливать нарядные, как лорды.
175
Не могу сказать, обозначает ли автор этими словами какое-либо нововведение или же только новые способы насилия над Писанием и искажения его.
176
Глубокое молчание (лат.).[177]
177
Глубокое молчание. — Вергилий. Энеида, X, 63.
178
Некоторым образом причастны сущности (лат.).
179
…удивительный трактат об истолковании… — Под Aristotelis Dialectica Свифт разумеет какой-нибудь латинский перевод сочинений Аристотеля по логике. Трактат об истолковании (περι ερμηυειαζ) посвящен вопросу о словесном выражении мысли; он не принадлежит к числу трудных сочинений А., и Свифт с сатирической целью дает о нем превратное представление. (прим. А. Ф.).
180
Ближайшим предметом остроумия автора являются глоссы и толкования Писания; целый ряд таких нелепых толкований допущен в канонических книгах римской церкви.
У. Уоттон.
181
Есть два рода (лат.).
182
Здесь имеется в виду предание, признаваемое римской церковью таким же авторитетом, как и Писание, и даже большим.
183
Допустим (лат.).
184
Если кто станет утверждать то же самое об устном завещании, будем отрицать (лат.).
Вскоре после этого вошел в большую моду очень изящный атлас огненного цвета [185] для подкладки, и тотчас же один купец принес нашим кавалерам образчик. Не понравится ли вашей милости (сказал он)? Милорд Клиффорд и сэр Джон Уолтер [186] [187] вчера только взяли себе на подкладку из этого куска; берут нарасхват, и завтра к десяти часам утра у меня не останется даже лоскутка на подушечку для булавок жене. Тут братья снова уткнулись в завещание, находя, что теперешний случай тоже требует прямого предписания, так как подкладка считалась ортодоксальными писателями сущностью кафтана. Долго искали, но ничего не могли найти, кроме коротенького совета отца остерегаться огня [188] и тушить свечи перед отходом ко сну. Совет этот, хотя и очень подходил к делу и сильно укреплял сложившееся у братьев убеждение, все же не обладал всей категоричностью прямого предписания; тогда, чтобы положить конец дальнейшим сомнениям и устранить в будущем поводы для соблазна, ученый брат заявил следующее: «Помнится, читал я в завещаниях об особых приписках, являющихся их составной частью; все, что содержится в этих приписках, имеет такую же силу, как и само завещание. И вот, внимательно осмотрев завещание
нашего отца, я не могу признать его полным вследствие отсутствия в нем такого рода приписки. Поэтому я и хочу прикрепить ее поискуснее в подобающем месте; приписка эта давно у меня, она составлена псарем моего дедушки [189] [190] , и в ней, к счастью, очень обстоятельно говорится как раз об атласе огненного цвета». Оба других брата тотчас с ним согласились; кусок старого пергамента по всем правилам искусства был приклеен к завещанию; атлас куплен и пришит к кафтанам в качестве подкладки.185
Намек на чистилище, о котором автор ниже говорит подробнее, здесь же лишь с целью показать, как было искажено Писание в угоду этому вымыслу; апокрифы, названные здесь припиской к завещанию, были приравнены к каноническим книгам.
Каждое из упоминаемых здесь изменений в костюме братьев автор, вероятно, связывает с определенным заблуждением римской церкви; впрочем, я думаю, не легко найти применение им всем; ясно только, что атлас огненного цвета намекает на чистилище; под золотыми галунами следует, может быть, подразумевать пышные украшения и богатую утварь в церквах. Аксельбанты и серебряная бахрома не столь очевидны, по крайней мере мне; но индийские фигурки мужчин, женщин и детей явно относятся к иконам в римских церквах, на которых бог изображается в виде старика, дева Мария — в виде девушки и Спаситель — в виде ребенка.
186
Имена эти указывают на время, когда автор писал настоящие строки: четырнадцать лет назад два названные лица считались первыми модниками в городе.
187
Милорд Клиффорд. — В издании 1710 года здесь стоят только инициалы, но в примечаниях к нему, изданных отдельно в 1711 году, имена расшифрованы: Cl-ff-rd и J-n W-t-rs. (прим. А. Ф.).
Сэр Джон Уолтер был членом парламента в 1697 году; он упоминается в дневнике Свифта, написанном для Стеллы. (прим. А. Ф.).
188
То есть остерегаться ада и с этой целью укрощать и тушить свои вожделения.
189
Мне кажется, это относится к той части апокрифических книг, где упоминается о Товите и его собаке.[190]
190
…упоминается о Товите и его собаке. — См. книгу Товита, XI, 3; книга эта считается апокрифической.
В следующую зиму один актер, подкупленный цехом бахромщиков, играл свою роль в новой комедии, весь покрытый серебряной бахромой [191] , после чего, согласно похвальному обычаю, бахрома эта вошла в моду. Когда братья обратились за советом к завещанию, они, к великому своему изумлению, нашли там слова: а также строжайше запрещаю поименованным трем сыновьям моим носить какую-либо серебряную бахрому как на указанных кафтанах, так и кругом них и т. д.; далее следовал перечень наказаний в случае ослушания: он слишком велик для того, чтобы приводить его здесь. Однако по прошествии некоторого времени брат, выдававшийся своей начитанностью и весьма искусный по части критики, нашел у некоего писателя, которого называть не захотел, что стоящее в завещании слово бахрома значит также метла и, несомненно, должно быть истолковано здесь в таком смысле. С этим не согласился один из остальных братьев, потому что, по его скромному мнению, эпитет серебряный едва ли мог быть применен к метле; но в ответ ему было заявлено, что эпитет этот следует понимать в мифологическом и аллегорическом смысле. Однако скептик не унимался и спросил, зачем отцу понадобилось запрещать им носить метлу на кафтанах, — предостережение ненужное и нелепое; его резко оборвали за столь непочтительное отношение к тайне, которая, несомненно, весьма полезна и многозначительна, но не следует чересчур о ней умствовать и со слишком большим любопытством совать в нее нос. Словом, отцовский авторитет в то время уже настолько поколебался, что эта выдумка была принята как законное дозволение увешать себя серебряной бахромой с головы до пят.
191
Это несомненный намек на дальнейший рост пышности церковных облачений и украшений.
Через некоторое время возродилась старинная, давно забытая мода на вышитые индийские фигурки [192] мужчин, женщин и детей. Тут им не было надобности обращаться к завещанию. Братья отлично помнили, какое отвращение питал всегда их отец к этой моде; завещание содержало даже несколько специальных оговорок, в которых он выражал свое крайнее порицание и грозил сыновьям вечным проклятием, если они вздумают носить упомянутые фигурки. Невзирая на это, через несколько дней они разрядились как первейшие городские модники. Затруднения же разрешили, говоря, что теперешние фигурки вовсе не те самые, что носили когда-то, и которые подразумеваются в завещании. Кроме того, братья носили их не в том смысле, в каком они были запрещены отцом, но следуя похвальному и весьма полезному для общества обычаю. Таким образом, по мнению братьев, эти строгие оговорки завещания требовали некоторого смягчения и благожелательного толкования; их следовало понимать cum grano salis [193] .
192
Иконы святых, девы Марии и Спасителя в виде ребенка.
Ibid. Иконы римской церкви служат автору чрезвычайно удобным предлогом. Братья отлично помнили и т. д. Аллегория здесь прямая.
У. Уоттон.
193
С долей иронии (лат.).
Но так как моды в те времена менялись беспрестанно, то ученому брату надоело искать дальнейшие увертки и разрешать возникающие одно за другим противоречия. Решив во что бы то ни стало следовать светским модам, братья обсудили положение вещей и единогласно постановили запереть отцовское завещание в крепкий ящик [194] , привезенный из Греции или Италии (я забыл, откуда именно), и больше не беспокоить себя обращением к нему, а только ссылаться на его авторитет, когда они сочтут нужным. Вследствие этого, когда вскоре широко распространилась мода носить бесчисленное количество шнурков, в большинстве случаев с серебрянными наконечниками, ученый брат заявил ex cathedra [195] , что шнурки вполне согласуются с jure paterno, как все они хорошо помнят. Правда, мода в своих требованиях шла немного дальше прямых предписаний завещания, однако в качестве полномочных наследников своего отца они вправе сочинять и прибавлять некоторые оговорки на общее благо, хотя бы их и невозможно было вывести totidem verbis из буквы завещания, так как иначе multa absurda sequerentur [196] . Это заявление было признано каноническим, и в следующее воскресенье братья пришли в церковь, с головы до пят покрытые шнурками.
194
Паписты прежде запрещали мирянам чтение Писания на родном языке; поэтому Петр запирает отцовское завещание в крепкий ящик, привезенный из Греции или Италии. Эти страны названы потому, что Новый завет написан по-гречески, а вульгарная латынь, перевод на которую служит каноническим текстом Библии в римской церкви, является языком древней Италии.
У. Уоттон.
195
С кафедры (лат.).
В своих декреталиях и буллах папы дали свою санкцию многим выгодным для них учениям, которые ныне приняты римской церковью, хотя о них нет упоминания в Писании и они были неизвестны древней церкви. Поэтому Петр объявляет ex cathedra, что шнурки с серебряными наконечниками вполне согласуются с jure paterno, и братья стали носить их в большом количестве.
У. Уоттон.
…брат заявил ex cathedra… — Сказанное папой ex cathedra (с кафедры) считается обязательным постановлением для католической церкви. (прим. А. Ф.).
196
Последует много нелепостей (лат.).
Столь часто упоминаемый ученый брат прослыл с тех пор знатоком во всех такого рода вопросах; поэтому, когда дела его пошатнулись, он удостоился милости быть приглашенным в дом к одному вельможе [197] [198] учить его детей. Спустя некоторое время вельможа умер, и ученый брат, набивший руку на отцовском завещании, ухитрился смастерить дарственную запись, отказывающую этот дом ему и его наследникам. Тотчас же он вступил во владение, выгнал детей покойника и вместо них поселил своих братьев [199] .
197
Подразумевается Константин Великий, от которого папы будто бы получили в дар вотчину св. Петра[198], хотя они никогда не могли представить доказательства.
198
…получили в дар вотчину св. Петра… — То есть церковную область (в средней Италии). Она находилась под светской властью пап до 1870 года. В VIII или IX веке была сочинена легенда, будто область эта была получена папой Сильвестром в дар от римского императора Константина в начале IV века, и был сфабрикован соответствующий документ. Подложность его была доказана итальянским гуманистом Лоренцо Валла в XV веке.
199
Римские епископы первоначально получили свои привилегии от императоров, которых в заключение вытеснили из их собственной столицы, после чего сочинили в оправдание своего поступка сказку о Константиновом даре. На это намекает поведение Петра, который, когда дела его пошатнулись, удостоился милости и т. д.
У. Уоттон.
Раздел III
Отступление касательно критиков
Хотя до сих пор я всячески старался точнейшим образом соблюдать в своих произведениях правила и методы, преподанные примером наших знаменитых современников, но несчастная слабость памяти привела меня к одной ошибке, из которой я должен теперь же выпутаться, чтобы подобающим образом продолжать рассказ. Со стыдом сознаюсь, что сделал непростительное упущение, зайдя уже так далеко и ни разу не обратившись к милостивым государям критикам с укоризненными, просительными или задабривающими речами. Чтобы несколько загладить этот прискорбный промах, почтительно позволяю себе преподнести им краткую характеристику их природы и их искусства, где я исследую происхождение и генеалогию слова в общепринятом его значении и даю самый беглый обзор состояния критики в древности и теперь.
Словом критик, столь употребительным в разговорах нашего времени, некогда обозначались три весьма различных рода смертных, насколько я могу судить по книгам и памфлетам древних авторов. Так назывались прежде всего люди, придумавшие и изложившие для себя и для публики правила, при помощи которых вдумчивый читатель способен судить о литературных произведениях, образовать свой вкус для правильного распознавания возвышенного и прекрасного и отличать подлинную красоту содержания или формы от бездарного обезьяньего подражания ей. При чтении книг такие критики отмечали ошибки и недочеты, пошлость, непристойность, глупость и нелепость с предосторожностями человека, проходящего утром по улицам Эдинбурга [200] и прилежно разглядывающего грязь на дороге вовсе не потому, что его интересует цвет и состав навозной кучи и хочется определить ее количество, поваляться в ней или попробовать ее на вкус, а лишь с целью обойти ее так, чтобы не замараться. Такие люди, по-видимому, впадали в большое заблуждение, понимая слово критик в буквальном смысле и считая, что главнейшей его обязанностью является похвала и воздаяние должного и что критик, читающий книгу только с целью обругать ее и подвергнуть порицанию, такой же варвар, как судья, принимающий решение вешать без разбора всех, кого ему доведется судить.
200
…по улицам Эдинбурга… — Свифт не упускает случая пустить шпильку по адресу Шотландии и шотландцев, которых терпеть не мог за приверженность к кальвинизму (пресвитерианству). (прим. А. Ф.).