Сказка для добермана

Держись, Ада…

– О, а ты, конечно же, это знаешь.

– Знаю. И могу даже показать.

Я лишь вопросительно поднимаю бровь, когда он хватает моё запястье и устраивает мою ладонь на своей взмокшей груди с рисунком ворона. Печать при соприкосновении нашей кожи начинает ощутимо нагреваться, но не обжигает – скорее приветствует меня, как старую знакомую, и мыслями я возвращаюсь в то утро, когда я её увидела. Дем тогда впервые подпал под влияние собственной, едва пробуждающейся в нём магии, и чуть не сделал меня своей. Если бы я только знала, как сложится наша жизнь, сдалась бы ему без боя…

– Меня нисколько не волнует твоё потное… огромное… тело, - с трудом получается владеть языком, и руку я тоже возвращаю себе не сразу, однако этого хватает моему тюремщику, чтобы сделать все выводы.

– Тогда почему ты всё ещё здесь?

– Потому что мне нужна услуга.
– Выжидательно смотрит, а я не вижу смысла оттягивать.
– Мне надо выйти отсюда и встретиться кое с кем.

– Даже не думай, - мигом мрачнеет, и вокруг будто становится чуть темнее.

– Ты всерьёз считаешь, что после случившегося он не оставит попыток? Он проник сюда самым неожиданным способом и…

– То, как я считаю, тебя касаться не должно, - не даёт договорить и бесит меня своей уверенностью в том, что так будет лучше.
– Если я решил запереть тебя, значит, ты просто с этим смиряешься и терпеливо ждёшь, пока я не разгребу эту кучу.

М-да, похоже, вампиризм возвёл его чувство ответственности на какой-то новый уровень асбурда, и мне вряд ли удастся переубедить самого упёртого барана.

– Это тебе твои видения подсказали? Тогда почему ты не предвидел убийство первой девушки?
– вовремя не успеваю прикусить язык, но это не секретная информация, ведь детектив о котором я писала, обладает теми же навыками.

– Откуда ты знаешь про мои способности? Откуда ты вообще столько знаешь обо мне?
– напрягается Дем.
– Мы же были знакомы, но ты почему-то никак не хочешь или, - делает паузу, и на лице отражается мыслительная деятельность, а я замираю, не зная, что он сейчас скажет, хоть и догадываюсь, - не можешь мне рассказать. Не можешь, так?

Не могу подтвердить или опровергнуть эту теорию, но ему и не требуется ответ – он всегда был достаточно умён.

– Что ж, прекрасно, - злится, хоть эти эмоции точно направлены не на меня, и спешит уйти.

Я же понимаю, что если не смогу выбраться из дома, может произойти что-то страшное, и в голове всплывают слова Алисы. Мне приходится перебарывать себя, чтобы это произнести, но всё-таки решаюсь, внутренне дрожа от реакции Дема, и роняю, когда он уже почти стоит на лестнице:

– А если я скажу, что эта вылазка мне нужна, чтобы избавиться от действия метки?

Всего один короткий миг, но я замечаю, как его тело реагирует, а после он опять делает вид, будто я ничего важного ему не сообщила, правда и дальше не поднимается.

– И что?

– Я просто повторяю твои же слова. Тебе, по какой-то причине, хочется расстроить мою свадьбу, - даже улыбаюсь, хоть у самой поджилки трясутся от собственной наглости.
– Значит, тебе хочется прикасаться ко мне и знать, что в этот момент мы только вдвоём.

Разворачивается, чтобы поймать мой взгляд в свой плен, и меня действительно пригвождает к месту, но его следующие слова действуют сильнее.

– Если я захочу тебя потрогать, зайка, я это итак сделаю, и тот факт, что твой женишок об этом знает, мне нравится лишь сильнее, - возвращает улыбку, и всё, что я могу сделать, это принять безразличный вид.

– Да как скажешь.

Он уходит, а я от досады закусываю губу до крови и опять перемещаюсь на улицу. Хочется побыть одной и подумать, как следует об этой откровенно дурной ситуации, и оранжерея манит своим покинутым, заброшенным видом, так что я бреду туда. Попадаю внутрь, открывая стеклянные дверцы с налётом грязи и защитной магии, а затем оказываюсь внутри, вдыхая ещё сохранившиеся запахи. Тут всё заросло сорняками, а ещё остались сухие ветки уже мёртвых деревьев, но стоит мне только коснуться их, я убеждаюсь, что они ещё слабо дышат.

– Прямо как я.

Сорняки удаляю силой, пытаясь не разнести всё вокруг – мне её сейчас всё равно больше некуда девать – и пробуждаю спящие растения. Во время этого процесса уже получается отвлечься и на время забыть о плохом, просто отдавая свою любовь зелёным свежим стеблям, выстреливающим со всех сторон. С радостью на душе наблюдая, как по стенам ползут обновлённые побеги с плотной листвой, я чувствую, что на меня смотрят, внимательно изучая, и этот звериный взгляд я узнаю из тысячи, правда, оборачиваться не хочу.

– Что-то хочешь добавить?

– Предлагаю сделку, - заявляет, и я отчего-то точно знаю, как непросто далось это решение.

– И?

– До твоей свадьбы пара месяцев. - Ему удаётся завладеть моим вниманием, и я снова попадаю в ловушку его глаз, в которых плещется, переливаясь через край, нетерпение пополам с другими интересными эмоциями.
– За это время ты помогаешь мне вернуть мои воспоминания, а я делаю всё, чтобы эльфы тебя не заполучили. Согласись, это выгодно?

Звучит заманчиво, только вот кроется здесь какой-то подтекст, и я не могу проигнорировать предчувствие.

– Если я буду и дальше сидеть в четырёх стенах, это бессмысленно, Демьян Викторович. Убедите меня.

Долго сканирует моё лицо, крошит зубы, скрипя ими, а дальше переступает какую-то выстроенную им же границу в отношении меня.

– Тогда внесём дополнительное условие. Я позволю тебе выбираться под моим присмотром или на моих условиях, а ты позволяешь мне прикасаться к тебе так, как я хочу. Позволяешь целовать тебя, как я хочу, и не делаешь глупостей.

Если я и ослышалась, то это, пожалуй, самая прекрасная и извращённая галлюцинация. Слов не остаётся, а язык прирастает к нёбу, но я нахожу в себе силы произнести:

– По рукам.

Дем всё это время явно ждёт отказа, и его нервозность скрыть не удаётся, как только он получает совершенно противоположный ответ.

– Шеф попал!
– слышится из-за кустов, но никто из нас двоих даже не обращает на это внимания.

Всё, что меня волнует, это взгляд, полный обжигающей решимости, а ещё моё собственное сердце, которое сходит с ума от глупой надежды, что у нас и правда получится переиграть этот расклад, раскинутый коварными богами.

А вот то, что на уме у Дема, я боюсь даже вообразить.