Сказка для взрослых

С к а з о ч н и к: Мои чебурашки иногда со школы такие перлы приносят! Послушаешь – вроде глупость несусветная, бред бредом, а только проходит небольшой промежуток времени – и не замечаешь, как с языка срываются не свойственные возрасту неологизмы типа: «пучком», «походу», «завтыкать», «накосячить»… Мало того, что дома начинаешь разговаривать, как подросток, так еще и на работе забываешь фильтровать, так сказать, базар. В общем – капец полный!..

– Я не ищу повода поругаться, – сказал примирительным тоном кот. – Просто интересно – почему ты не рассказала все шакалу? Он ведь тебя именно за этим отправил?

– Ну, во-первых, – ответила, почесываясь сова, – я обещала тебе помочь… Помнишь? Еще там, на моем болотце… На моем таком классном волшебном болотце…

– А во-вторых? – ворвался в воспоминания пернатой кот.

– Что – во-вторых? – не поняла пучеглазая.

– Ты сказала, что «во-первых, обещала мне помочь».

– Ну? Обещала – помогу. Я – птица правильная, за щебет отвечаю.

– А во-вторых? – повторил вопрос кот.

– Что – во-вторых? – и дальше тупила пернатая.

– Это я у тебя хочу узнать: что во-вторых?! – развел лапами котяра.

– А я тут при чем? – напряглась глазастая, икнула и почесалась.

– Как это – при чем? Это же ты хотела мне чего-то сказать во-вторых…

– Я хотела? Я чего-то хотела? Чего же я хотела?.. – бредила пернатая. – Я ведь точно чего-то хотела… Ну, мухоморов хотела, домой на болото хотела, воткнуть, в общем, тоже хотела…

– Ты хотела мне чего-то сказать!

– Да… – смотря в никуда, резюмировала пернатая, и опять почесалась в области крепления лапок к огромному туловищу.

– Да, – сдался лохматый. – Ты мне хотела помочь, и все.

– Почему же – все? Я еще хотела шакалу насолить.

– Ага, наконец-то! Во-первых, ты хотела помочь мне, а во-вторых – насолить шакалу… Так?

– А я разве не так говорила?

– Ладно, проехали. Знаешь, с тобой, красивой и уставшей, интересно общаться. Тебе никто раньше об этом не говорил?

– О чем? – опять тупанула пернатая.

Кот понял, что состояние, в котором находилась сова, позволяло ей более-менее адекватно воспринимать только какую-то часть диалога. Другая же его часть выпадала из сознания пернатой, не оставляя там ровным счетом никаких следов. Черные дыры разума пучеглазой собеседницы со временем становились все больше, двигались хаотично и время от времени пересекались друг с другом, не давая птице сосредоточиться на предмете обсуждения. Осознав это, полосатый прохвост решил изменить тактику:

– Ты кто? – в упор спросил лохматый пернатую.

– Я – прынцесса, – не задумываясь, выпалила чудища лесная.

– А откуда ты, красавица? – еле сдерживая хохот, произнес кот.

– Известно откуда, – кокетничая, отвечала глазастая, – из собственного царства… Из болотного собственного царства… Только царство это у меня ненадолго забрали… Но я его обязательно верну! По-любому верну! Сто процентов верну! Кикиморой буду, верну!

«У-у-у, куда хватила, – подумал котяра. – Кикиморой быть тебе точно не светит, на такой клюв вряд ли кто-то поведется, разве только с меду, или сдуру, да и то не факт – уж больно много и того, и другого понадобится».

– А шакалишку этого паскудного собственными крыльями придушу! Скажи, соловей!..

Кот не заметил, когда на полянке появился соловей-разбойник.

– Да полюбашу! Одногнашно. И двух мнений тут быть не могет. Это я вам говогю, шоловей-газбойник! Подонки! Шволоши! Пгедатели! Ну нишего, нам бы тока к гулилу добгаться – всем покагем, где гаки зимуют!

– Шакала, значит, не любите? – скорее утвердительно сказал, нежели спросил, котяра.

– Не-е-а, не любим, – хором ответили сова и соловей. – За что его любить, гада такого? Одно слово – шакал паршивый.

– Так вы ведь тоже из шакалов будете, – возразил кот.

– Тоге, да не то ге! Мы – шакалы ногмагьные, хоть, бывает, и гоним беша, а он – конкгетно пагшивый. Одногнашьно – пагшивый!

– Зачем тогда его слушаете, если он паршивый? – спросил котяра.

– Влиятельный. Полюбашу, влиятельный, жуб даю, – ответил за себя и сову соловей.

– Ага, так получается – вы его боитесь? – не удержался кот.

– Кто боится? Кого боится? Мы боимся? Ну, в общем – да, боимся. Есть немного. А что?

– Да вот, понимаете ли, думаю – как это вы мне собирались помочь мутить супротив шакала?

– Ну… Аккуратно, не внаглую, конечно, а тихонечко.

– Как это? – не понял кот.

– Как, как? – возмутился разбойник. – Шова, ты ге мне говогила, што он, типа, умнюшший… Кагоче, мы могем шакалу не говогить, што это ты шмуту жатеял на поляне вожле болота…

– Можем, – подтвердила сова и вновь почесалась.

– Точно? – переспросил котяра.

– Зуб даю, – ответила сова.

– Я тоге. Или нет, мне уге нешего, – резюмировал профессиональный свистун. – Я это – кикимогой буду.

– Хорошо. Это очень хорошо. Но только – сделаем все наоборот.

– Как это? – не понял соловей-разбойник.

– А? – поддержала его сова.

– Вы расскажете шакалу, что это мы с предводителем кабанов всю эту муть замутили. А если еще и приврете с три короба, то честь вам, как говориться, и хвала.

Сова с соловьем разинули то, что обычно разевают от удивления:

– А зачем?

– Так надо. Хотим толстоносого с насиженного места подвинуть.

Соловей даже присвистнул, хоть и не было чем:

– Нишего себе, кгуто. Магадцы! Одногнашно – магадцы.

– А не боишься, полосатый? – спросила сова, сосредоточившись на услышанном. – Шакал – скотина мстительная. Чтобы его подвинуть, надобно вначале медведя с лешим по миру пустить, и тока тогда…

– Так смуту против сладкой парочки-то мы и затеяли.

– Ну да, ну да… А для чего?

– Как для чего? – кот сделал вид будто не понял. – Для того, чтобы хитроплета подвинуть.

– Для чего? – повторила вопрос сова, пристально глядя на кота.

– Ну, чтобы его… ну, сместить, – заерзал лохматый.

– Послушай, матрац полосатый: водоросли на уши ты можешь цеплять кому угодно, даже моему компаньону соловью-разбойнику… А мене – не надо… Я хоть и белая местами, как блондинка, но умная, как филин, от чего, собственно, и страдаю, и на болото от жизни стольной упряталась все по той же причине… Понятно?

Котяра понял, что петлять больше не получится и придется весь план сове выкладывать, но тут ему на помощь неожиданно пришел старый кабан:

– Зря ты, котяра, все сразу ей не рассказал. Она ведь как бы за нас.

– Вот, – поддержала кабана сова.

– Ну, я это…

– Ох, если бы это, а то ведь ты только то… – чего-то пытался сказать кабан. – Короче, пернатая, расклад такой: мы замучиваем супротив полумедведей, подставляем шакала перед теми, кто его на это место определил и когда от него адреналином начнет разить на приличном расстоянии – вымогаем с негодяя шишки в огромном количестве.

– А для чего тогда вы хотите, чтобы он узнал раньше времени, кто муть мутит? Порвет ведь, и не задумается!

– Как «для чего»? – сделал паузу пытаясь найтись кабан. – Для того, чтобы с толстоносым торговаться. Ты сама посуди: если шакал не узнает, что муть в лесу именно мы мутим, то как он смекнет, с кем шишками делиться? А? Тут, понимаешь ли, пернатая, зацепка надобна, убедительная.

– Ты это сам придумал? – спросила кабана сова.

– Ага, сам, – кивнул кабан. – С котом. А что, что-то не так?

– Да нет, – спокойно ответила пучеглазая. – Если цель – шишки, то, наверное, так и стоит поступать…

– А если нет? – не удержался кабан.

– А если нет – то и нет… – сделала паузу пернатая, еще раз почесалась, и продолжила. – Ладно, будем считать, что убедили… Так и быть, поможем вам довести хитроплета до нервенного тика, но только, когда будете с толстоносым торговаться, чур – болото мое.

– Не вопрос, глазастая.

– По-любому, – подтвердил кабан.Сова с соловьем-разбойником, о чем-то споря и почесывась, медленно удалились. Ругательства некогда свистящего хулигана еще долго доносились из лесной чащи. И только когда гостей и звук простыл, старый кабан вопросительно посмотрел на котяру…

– Да… тупанул… бывает… Зато ты молодца – не растерялся, выкрутился за двоих… Как думаешь, поверила нам пернатая?

– Думаю, нет.

– И что нам делать?

– Пока ждать.

– Чего? – не понял кот.

– Пока поверит.

– Как это? – опять ничего не понял кот.

– Щас сам все увидишь, а пока – начинай хвалить пернатую во всю глотку да со страшной силой.

– Зачем? – разинул от удивления пасть полосатый.

Все время разговора с котом кабан очищал от веток тут же отломанный дрын внушительных размеров. И вот, когда котяра произнес последний вопрос, кабан развернулся на сто восемьдесят градусов и метнул ломаку в близлежащие кусты. Глухой характерный удар заставил съежиться даже стоящего рядом кота. Из кустов, как мешок с картофелем, вывалился незаметный доселе зверек. Дубина была твердой, а нокаут – глубоким. Животная лежала на земле, разбросав лапы в разные стороны, и ничегошеньки не понимала.

Кот, лицезревший стрельбу по кустам, тоже ничего не понял. Кабан продолжал удивлять: он вдруг начал ходить по полянке туда-сюда, и хвалить, не стесняясь, пучеглазую знакомую. Затем вытащил из кустов дубину, грозно махнул ею над головой и спросил:

– Как думаешь, лохматый – куда бы еще дрын метнуть? А?

В соседних кустах что-то затрещало – и какая-то зверушка быстренько сделала оттуда ноги.

– Что это было, кабан? Объяснишь ты мне наконец?

– Это была военная хитрость. Вернее – это была попытка, используя тактику применения военной хитрости, обхитрить самое военную хитрость, то есть – меня. Каши мало ели твои шакалы…

– Какие они мои? – возмутился кот.

– Ладно, не беленись… Это старый прием: подкидываешь противнику интересующий вопрос для обсуждения, а сам быстренько уходишь… Оставленные наедине с вопросом звери, понимая, что их не могут услышать, начинают активно обсуждать запретные для чужого уха темы.

– И? – заинтересовался кот.

– И все. Садишь в кусты кого-то с большими ушами и узнаешь то, чего в простом разговоре услышать не получится.

– Ага, – смекнул котяра, – отдыхающий субъект и есть соглядатай совы?

– Точно. Я заметил, что она не поверила нам, и потому представил, что бы я сделал на ее месте.

– И что бы ты сделал на ее месте?

– Попробовал узнать, чего мы на самом деле мутим.

– Понятно. Ага, ну конечно… А зачем ты его вырубил? Боюсь, он после возвращения в мир ощущений вряд ли хоть что-то вспомнит.

– Зато все слово в слово передаст сове его коллега, сделавший лапы из тех вон кустов. Собственно, весь этот цирк именно для него и был показан.

Котяра долго стоял, что-то складывая в своей креативной башке, а сложив, резюмировал:

– Ты – красава, кабан. Молодца! Я даже скажу, что ты – лучший!

– Понятное дело, – ухмыльнулся клыкастый, – я всегда дрын классно метал.

– Ну да, ну да, – сказал кот, – хоть я и не это имел в виду.

С к а з о ч н и к: Прикольный приемчик… В человеческом мире им тоже пользуются… Придешь, бывало, куда-то на встречу, пригласят тебя в специальную комнату для переговоров, поговорят ни о чем, затронут больную тему, а потом, как бы по делу, «отлучатся на пять минут». Вы настроились на обсуждение и – упс! Начинаете муссировать наболевший вопрос со своим партнером, касаясь при этом запретных тем (ну, тех, что визави знать не надобно). А они, визави, сидят себе в соседней комнате да слушают, где вы их собираетесь под цугундер подвести. Цугундер? Я сказал – «цугундер»? Во прикол! Я представления не имею, что это или где, но при этом мой словарный запас пополнился именно этим словом, причем – абсолютно помимо моей воли…

ХХХ

А в это время на родине зверушек кандидаты в лесные представители лезли из кожи вон, пытаясь понравится избирателям. Избиратели же, плюясь налево и направо, крутили за спинами избираемых фиги, и при этом требовали от претендентов всяческих благ, за которые, собственно, и готовы были отдавать свои голоса.

Властная элита во главе с ничего не понимающим бегемотом, то есть медведем, делала ставку не на результаты выборов, а на процедуру подсчета этих самых результатов, для чего во всех уголках немаленького леса сновали волки и лисы, запугивая и подкупая травоядных, а на каждой опушке были выставлены наряды легавых, якобы ловивших некую зверюгу, укокошившую троих щенков. На самом же деле бегемот, то есть медведь, боялся зверья лесного, и того, что могло случиться после оглашения «честно откорректированных» результатов подсчета голосов. Зверье же его откровенно недолюбливало.

«Ладно, травоядные – эти способны только желчь изливать да из толпы покрикивать», – думал медведь. А вот с хищниками – реально была проблема. Они молча ждали, когда же медведь оступится…

Нерпа, не переставая, зудела и обещала всем кузькину мать и вырванные годы. Изолированная склочница продолжала доставлять медведю немало хлопот. Он уже и не рад был, что согласился публично осудить ее. Все-таки лучше было бы придушить заразу по-тихому, так нет! Где только этот шакал взялся на медвежью голову?! «Порвем ее, чтоб другим неповадно было!» Мало того, что нерпа теперь круглосуточно визжала из своей ямы и катила бочку на действующую власть, так еще и из дальнего залесья за нее стали вступаться шакалы всех видов и мастей: «Отпусти бедолажную, а не то – заругаемся с тобой, и не видать твоему лесу ни шишек, ни желудей, ни нашего радушия».

Вот и стал бегемот перед выбором: отпустить нерпу и поиметь с три короба проблем, или наоборот – не отпускать, и тоже стать счастливым обладателем аналогичного количества неприятностей. Ему даже пришлось быстренько смотаться в дальнее залесье, чтобы упросить заморских рулевых не пружинить хвосты в сторону его леса, клятвенно пообещать выпустить нерпу, и заверить смотрящих в готовности выполнить любое их желание.

Загладив ненадолго конфликт, косолапый стал тянуть время, чтобы не дать нерпе выйти на свободу до окончания выборов, потому как понимал, что и без того буйная на всю голову скотина, окажись она на свободе во время предвыборной гонки, может превратить расцвет его медвежьей династии в очень быстрый закат. И вот стал наш медведь заложником сложившейся ситуации: с одной стороны – управляющие соседским лесом полумедведи ничего слышать не хотели о заигрывании с шакальством из дальнего залесья, а с другой – шакальство из дальнего залесья обещало лохматому проблемы на всю его косолапую тушку, ежели скотина снюхается с упомянутыми полумедведями.

Бегемот боялся и тех, и других, но никак не мог определиться, кого больше, и потому метался из стороны в сторону, как кикимора на работе. Леший, с ужасом наблюдая за тем, как тает добро в лесных закромах, тем не менее продолжал убеждать окружающих в том, что социальные инициативы медведя уже стали приносить неслыханные результаты, и что вон даже суки в лесу стали ощеняться намного чаще… Интересно, что весь этот бред зверье воспринимало не иначе, как шумовой фон обезумевшей от безнаказанности скотины, поскольку все прекрасно понимали, что лучше не будет. По крайней мере – при этом медведе. Леший же был не настолько глуп, чтобы верить в произносимую им муть, но достаточно умен, чтобы вещать именно то, чего хотел слышать от него медведь с его алчным выводком.

Соглядатай совы передал пернатой все услышанное на поляне, и пучеглазая немного успокоилась. Ну не могла она поверить, что котяра был способен на такой примитив. «Хотя, – думала она, – иногда из примитивных вещей получается немалый гешефт, как, например, мое волшебное болото. Вот кто я здесь? Никто. Зато на болоте я – царица. Даже нет, прынцесса. Или вот так – королевишна. А еще – красавица и умница». В конце концов, пернатая поверила в спектакль, разыгранный кабаном, и в красках пересказала старому шакалу, что это именно котяра затеял смуту на поляне возле болота, и уж конечно – не без участия кабаньего предводителя. Надо было видеть морды шакала и лешего – они бесились, брызгали слюной, визжали и трещали от злости. Спокойным, вернее – безразличным оставался только медведь, потому как не понимал смысла происходящего по причине недосыпания да крайней усталости от меда, гульбищ и кикимор. Животная смотрела стеклянными глазенками в пустоту, оперевшись о дерево.

– Котяру, заразу, на разрыв, немедленно! – орал старый шакал. – Вот же скотина, вот же прохвост! И это за все мое добро к нему! И даже если и не добро, то хорошее расположение – уж точно. Я ведь к нему, как к собственному щенку относился, в преемники звал. А он!..

– Ты же меня в преемники звал, – развел лапами леший.

– Тебя я, злопамятная и алчная животная, звал уже после того, как на кота надежды не было.

– А если бы была? – возмущенно спросил леший.

– А если бы была – то тебя бы здесь не было. Котяра, хоть и зараза, а умнее и хитрее тебя раз в сто, если не больше.

– Так уж и в сто, – пробормотал леший, понимая, что аргументировать нечем.

– Уж поверь мне! Стыдно признать, но эта скотина меня не единожды оставляла с носом. А сколько шишек мне это стоило! Все, достаточно! Рвать заразу, и незамедлительно.

– А как? – поинтересовался леший.

– Ты в преемники хочешь? – спросил шакал.

– Хочу! Очень!

– А раз хочешь – то и думай, как от конкурента избавиться.

– Да чего тут думать – послать волков, и дело с концом.

– Я же сказал думать, а не тупо перебирать варианты. Котяра находится в стане кабанов и якшается с самим их предводителем, которому молодые кабаны в пасть заглядывают. А ты слышал когда-нибудь, чтобы старый кабан своих товарищей сливал?

– Нет.

– Вот и я не слышал. А волки-то наши кабанам конкуренцию вряд ли смогут составить. И уж тем более – на их территории. Так что, предложение твое – глупое, непродуманное и бесперспективное. Одним словом – садись, и думай дальше.

– Может, отравить, а? – робко спросил леший.

– Может и отравить, но только как?

– Да так же, как в аглицком лесу, когда переметнувшемуся волчаре в лужу отравы подсыпали.

– А кто подсыпать будет, а? Может, ты?

– А че сразу я? У нас что – волков нету?

– Да волки-то у нас есть, вот только – кто их к коту-то подпустит? Да и потом – не станет котяра с первым встречным из лужи сербать. Вот по-любому не станет.

– Такой гордый?

– Такой умный, – громко сказал шакал и, немного подумав, добавил: – Хотя вариант с отравлением мне определенно нравится.

– Так – будем травить? – с радостью произнес леший.

– Будем думать, – не дал развить тему шакал. – Будем долго думать и быстро действовать. Иди и мозгуй, включай воображение, подключай злость, коварство и подлость, выстраивай все в сценарий, и только тогда приходи. Понял?

– Ну, понял.

– А раз понял, то и чеши себе с миром.Леший удалился, повесив гриву и шаркая лапами. Старый шакал все еще чертовски рассержен, и пытался успокоиться. Все, о чем пробовал думать хитроплет, заканчивалось одной и той же картинкой – эпизодом травли кота с последующим разрыванием на части стаей услужливых волков. Спустя примерно полчаса шакал полностью успокоился, погрузившись в царство раздумий, подлости и козней. Это была его, шакалья, стихия, и он мог проводить в таком состоянии дни напролет. К тому моменту, как солнце спряталось за верхушками сосен, наш хитроплет пребывал в приподнятом настроении, обусловленном придумыванием способа разрыва кота. Судя по всему, он таки кое-что придумал, однако оглашать придумку ни лешему, ни, тем более, медведю не собирался. Вразвалочку бродил по поляне взад-вперед и насвистывала какую-то мелодию…