Сказка о добром короле

Когда все книги в королевстве сожгли, начали топить печь дровами.

По ночам король обыкновенно думал. Однажды ночью он обнаружил, что думает сразу о двух вещах и что обе мысли рифмуются. Он удивился и пририфмовал к двум первым еще и третью мысль. Это так его увлекло, что он решил выражать отныне свои мысли в стихах. И король написал длинное-предлинное стихотворение. Когда он закончил его, то понял, что мысли - это совсем не главное, а главное рифмы. И еще король понял, что главное в его жизни - поэзия, а королевство, трон, корона - сущая ерунда! Король написал еще пятьдесят пять стихотворений и окончательно понял, что прежде всего он - поэт, а потом король. Он решил объявить об этом подданным. Но под утро спохватился, что всем, а тем более первому министру, знать это не обязательно, более того, не надо, и более того, попросту опасно. "Мои поэтические обязанности не должны мешать королевским, а королевские поэтическим", - твердо решил король. Это был трезвый король. Очень, очень трезвый.

Поэту, как и королю, нужна публика. Королю не хотелось читать стихи своим придворным поэтам. Он не забыл еще, как однажды чихнул, и все поэты хором сказали, что это к добру, а наутро сбежала королева.

– Приведите ко мне поэта, - велел король первому министру.

– Из какой камеры?
– спросил министр. Теперь, когда он сам поселился в тюрьме, он мог сколько угодно нарушать законы.

– Приведите ко мне настоящего поэта, - распорядился король.

– В королевстве есть один настоящий поэт, - сказал первый министр, -он обитает не то в лесу, не то в пустыне.

– Разыщите его, - повелел король.

Поэта разыскали и привели. Это был красивый, статный и гордый молодой человек.

Король прочитал ему свои стихи.

– Ну как?
– спросил он, нарушив от волнения закон.

– Что как?
– спросил поэт, который слыхом не слыхал об этом законе. Первый министр тотчас хотел его арестовать, но король жестом остановил его.

– Стихи как?

– Какие стихи?

– Те, что я прочел.

– А разве это были стихи?
– в третий раз нарушил закон поэт.

– Да, - ответил король.

– Но это были не стихи.

– Почему?

– Потому, что стихи - нечто совсем другое.

– Значит, мои стихи вам не понравились, - задумчиво сказал король.

– Какие стихи?
– спросил поэт. Король грустно повернулся к министру:

– Этот человек четырежды нарушил закон, - сказал король.
– Он без конца задает вопросы.
– И тихо добавил: - Распорядитесь.

– Вы арестованы, - объявил министр поэту.

– А поэт, ничего не знавший о новых законах в королевстве, подумал, что его арестовали за неодобрение королевских стихов.

– Свободных мест в тюрьме нет, ваше величество, - доложил первый министр.
– Дозвольте разместить его в хлеву.

– Не отвлекайте меня по мелочам, - с досадой сказал король.
– Этот человек нарушил закон, и должен быть наказан. А где, как и сколько он будет сидеть, не имеет никакого значения.

А король ночью снова начал писать стихи. Целый год король писал по ночам стихи. Ровно через год он вызвал к себе первого министра и повелел:

– Приведите ко мне поэта.

К королю привели сгорбленного старика, в котором трудно было узнать прошлогоднего гордого юношу.

– Вы очень изменились, - ласково сказал король.
– Наверное, много работаете. От нашей работы немудрено постареть. Я тоже писал весь этот год. Я хочу почитать вам, послушайте.

Король читал свои стихи. Поэт сидел молча. Король закончил и вопросительно посмотрел на него.

– Прикажите отправить меня в хлев, - взмолился поэт.

– Но почему, почему вам не нравятся мои стихи?
– дрожащим от обиды голосом спросил король. Он готов был заплакать.

– Не расстраивайтесь, - сказал поэт.
– Не каждый может стать королем. Не каждый может стать и поэтом.

– Нет, может!
– властно сказал король. Это был очень упрямый король.
– Я докажу вам, что любой и каждый может писать стихи. Все будут писать стихи... Все, все, все.

На следующий день был издан указ: всем, без исключения, подданным вменялось в обязанность писать стихи. Более того, все должны были разговаривать только стихами и более никак.

Все было зарифмовано - государственные законы, ресторанное меню, расписание движения поездов. Если рифма не совпадала, менялись закон или график движения. Правда, возникали некоторые казусы. В одном доме случился пожар, и пока хозяин вызывал по телефону пожарных, искал рифму к своему адресу, дом сгорел.

Но это были частности. В общем же и целом подданные успешно справлялись с новым указом короля.

И тогда король освободил поэта из хлева и так его напутствовал:

– Вы свободны, - сказал король, - Ступайте к людям. Будьте поближе к жизни. Вы убедитесь в роковом своем заблуждении. Все люди могут говорить стихами, должны говорить стихами и будут говорить стихами.

Поэт вышел на улицу. Ему захотелось напиться, и он попросил воды. Но он просил в прозе, и ему не дали. Ему хотелось поесть и найти себе ночлег. Но он упорно продолжал говорить в прозе. И не из упрямства, нет. Поэт умел писать стихи, но говорить стихами не умел. И ему вовсе не отвечали, или отвечали в стихах. Поэт за день наслышался столько рифм, не выдержал и к вечеру бросился с высокой скалы.

Об этом доложили королю.

– Поэт кинулся со скалы. Умер!
– сказал первый министр.

– Поэт не может умереть, - ответил грозно король. Он умел быть и грозным, когда требовалось.

– Вы правы, ваше величество, - пробормотал министр.
– Поэт не может умереть.

– А если не может, - продолжал король, - то значит, он не мертв, а жив.

– Вы правы, ваше величество, он не мертв, а жив.

– А если он жив, то следует воздать ему по заслугам, как положено в королевстве, где все поэты. Надо поставить ему большой памятник, дать ордер на большую квартиру-гробницу и выделить персональную машину-катафалк. Всем объявить, что он жив. И вообще, - задумчиво и грустно продолжал король, - кто выдумал смерть? Как можно умирать в столь счастливом королевстве. Это неблагодарно! Я запрещаю моим подданным умирать, - сказал король с металлом в голосе.

В душе же сильно обрадовался: он нашел нечто такое, что еще мог запретить!

Спустя некоторое время король вызвал к себе первого министра.

– Теперь, когда я запретил, наконец, саму смерть, - сказал король, - мои подданные, конечно, безмерно счастливы?

– О да, ваше величество, - ответил первый министр, - прежние короли, ваш дед и прадед, тоже любили запрещать, но вы перехлестнули всех.

– Мой отец, - задумчиво произнес король, запретил бога... В детстве мама что-то рассказывала мне о нем, но я смутно помню, что... А мой дед запретил зеркало. Я родился спустя много лет, после этого запрета.

– Зеркало!
– повторил первый министр.
– Я даже слова такого не слыхивал.

– Зеркало! Припоминаю, - сказал король, - мне рассказывала бабушка, что зеркало - это нечто такое, что убеждало моего деда, будто он урод. Поэтому он запретил зеркало и изгнал его за пределы нашего королевства.

– Запреты осчастливили нас, - признал первый министр.
– Но, ваше величество, я осмелюсь просить вас еще об одном запрете. Сделайте великое одолжение, исполните мою личную просьбу.