Сказка о Лесном царе и Пионерском царстве

И Биба даже сказал что-то по этому поводу, но ничего от себя, а повторил Олимпиаде часть того, что она сама им рассказывала.

— Если бы только так, — сказала Олимпиада.

— Да, если б только так, это, конечно… А то… Вы правы…

Кузя нашелся. Сообразил, что надо делать. Надо, пока ничего не ясно, просто поддакивать Олимпиаде. Кузя улыбнулся, скромно покраснел от одной мысли, какой он сообразительный, и продолжил:

— Да, да. Пожалуй, вы правы.

— Конечно, права, — согласилась Олимпиада.

— Я именно об этом и говорю, — подтвердил свою мысль Кузя. — Ведь когда… Это нормально и даже хорошо. Но когда… Это нехорошо и совсем ненормально.

— Ты прав, Биба! — сказала Олимпиада.

— Биба — я, а Кузя — он, — вмешался Биба, — и это он сказал то, о чем вы говорите.

— Прости, пожалуйста, Кузя! — извинилась Олимпиада. — Я так взволнована, что…

— Волноваться не надо, — сказал Кузя.

— Не надо, — согласился с ним Биба.

— Но это безобразие! — продолжала Олимпиада. — Между прочим, я должна признаться вам, миленькие, что все последние ночи я не сплю. Бегаю сюда, проверяю. Это же ужасно, когда серые хищники нападают на наше Книжное царство. Они… Вообще это отвратительно…

— А вы не волнуйтесь, — посоветовал Кузя.

— Я не волнуюсь, — сказала Олимпиада. — Но, поверьте мне, миленькие, обидно. Горько и обидно! Серые дремучие существа выступают против книг — святого святых!

Кузя и Биба сочувственно отнеслись к этим словам вожатой. Но что ее волнует? Этого они понять не могли. А вообще, когда взрослые волнуются, это плохо. Так все время бывает — и дома, и на улице, когда они в городе, что кто-то что-то им говорит, даже жалуется, но понять, почему он жалуется, они не могут. Они — дети. А детям не надо все рассказывать. Детей и в кино не на все фильмы пускают, и от телевизора иногда гонят, но что поделаешь: такова уж их судьба! Дети! Правда, то, к чему не пускают, особенно интересно! И то, что непонятно…

Кузя вспомнил последний случай с папой. Как раз перед отъездом в лагерь. Папа долго говорил ему что-то, как сейчас Олимпиада, и под конец добавил:

— Они меня не понимают! Понимаешь ли, сын, ну ни на копейку не понимают!

Тогда Кузе было очень жалко папу, но он ничего ему не сказал утешительного, а теперь, вспомнив его слова, подумал, что у папы и Олимпиады какие-то общие огорчения, и раз папа так сказал, то не стыдно повторить его слова вожатой, чтобы как-то утешить ее. Тем более что она говорит о каких-то хвостах. Тигры, тушканчики, крокодилы, ящерицы и хвосты! Их хвосты или хвосты, которые есть в школе у неуспевающих учеников?

— Я понимаю, — сказал Кузя с чувством. — Они вас не понимают. Это, конечно, плохо. Но если говорить о мышах, то нам и дедушка Лесной царь говорил. Но я думаю, что вы сейчас говорите о другом…

— Да, — подтвердил Кузину мысль Биба.

Олимпиада почему-то рассмеялась.

— Как о другом, миленькие? Я о мышах, только о них!

— О мышах? — переспросил Кузя.

— О мы-мы-мы-шах? — спросил Биба.

— Да, мы… А дедушка Лесной царь… А мыши, собственно… — Кузя тоже чуть не заикнулся.

Олимпиада опять показала им книги, которые уже показывала:

— Смотрите, корешок книги Марка Ефетова «Света и Камила» изгрызли. А вот книжка стихов Эммы Мошковской. Вся обложка съедена. Еще одна, правда, эту не так жалко, не очень… Но съели очень! Вообще книги нет! Насквозь!

Кузя слушал Олимпиаду, а сам все чаще посматривал на Бибу.

Потом шепнул ему на ухо:

— Ну, что я тебе говорил? Надо срочно советоваться с дедушкой!

— Не надо ей все раскрывать, — шепнул Биба. — Сам же говорил, что она боится! Лучше ее успокаивать, понимаешь?

— Понимаю, — шепнул Кузя.

— Давай, — шепнул ему Биба.

— Мыши — прелестные животные, — сказал Кузя, — и женщины, которые их боятся в погребе или на кухне, не должны их бояться, а должны присмотреться к ним как следует и тогда понять…

Кузя пересказал своими словами все, что прочитал в свое время в книжке на эту тему.

— Что понять? Какие прелестные? — воскликнула Олимпиада. — Они грызут у меня лучшие книги! Они не дают мне… Они…

— А мы таких видели уже, — вставил свои слова Биба. — Вот с Кузей видели, когда пять мышов сразу — и в кусты.

— Это не мы видели, а я видел, — сказал Кузя. — И они действительно из библиотеки бежали в кусты.

— Миленькие! — взмолилась Олимпиада. — Я их боюсь! Что делать? Я, признаюсь, ужасно их…

Кузя сказал очень бодро:

— А мы с Бибой совсем их не боимся! И не потому, что они с хвостами!

— Почему же? — поинтересовалась Олимпиада.

— А потому, — признался Кузя, — что у нас есть лучший друг, дедушка Лесной царь и Водяной царь сразу, и он очень хороший, и все понимает. Он нас про мышей спрашивал, но мы тогда ничего не знали про мышей, но раз он спрашивал, то он все знал, и он даже в город звонил своему сыну Царевичу. А тот, конечно, еще больше знает, раз сам Лесной царь с ним советовался. Так что вы не беспокойтесь! Мы… Пожалуйста, не бойтесь и не беспокойтесь! Правда, Биба?

Биба все еще мучительно думал о том, почему он моложе Кузи, хотя Кузе столько же лет, сколько ему, а ему столько же, сколько Кузе. Но Кузя все знает и видит, а он…

— Ты что молчишь, Биба? — переспросил Кузя. — Правда?

— Правда! Правда! — сказал Биба. И, вспомнив ночь после упущенных мышей, и то, как вскакивал Кузя во сне, и его слова, добавил: — Мы, если хотите знать, мы… Если будет война с ними, то дедушка должен быть главнокомандующим! Только он!

— Правильно! — обрадовался Кузя, что Биба так точно повторяет его мысли.

— Вот именно, — закрепил Кузину мысль Биба.

— Кто он? — не поняла Олимпиада.