Сказка о музыканте

— Папа! — рыжая Ида недовольно уперла в бедра маленькие кулачки. — Ния рассказывает, а ты мешаешь! У нее сказка интересней получается, чем у тебя!

— Ах, интересней! — продолжая что-то ворчать себе под нос, Ярден пошел к поджидавшим его неподалеку приятелям, а Ида снова села и попросила:

— Рассказывай дальше, пожалуйста.

Наблюдая за танцем языков пламени, Ния вспоминала все, что слышала о великом музыканте, и рассказывала детям, смягчая мрачные подробности его злоключений. Рассказ мог быть очень долгим, поэтому, когда матери пожелали увести своих чад по домам и уложить спать, Ния пообещала детям назавтра новую интересную сказку и пожелала всем спокойной ночи.

А наутро, под моросящим мелким дождем, патруль привел в лагерь еще одного человека. Он был высокий, с аристократическим лицом. Светлые волосы до лопаток заплетены в косичку по светской моде, одежда выглядит дорого и элегантно, несмотря на помятость и грязь.

— Что-то полицаи зверствуют, — воевода погладил рыжую бороду, — вон уже третий за последние дни. — Даже четвертый, — поправился он, вспомнив погибшего на их руках богатыря.

— Глянь-ка, из богатеньких! — одноглазый Хирт удивленно прищелкнул языком, а потом вдруг воскликнул: — Да я же его знаю! Богача одного чудаковатого сынок. Его отец часто у себя бродячих музыкантов привечал, говорят, даже великий Эльнар у него прятался… Вот, небось, и навлекли беду.

Молодой человек обернулся. Его руки не были связаны, но чувствовал он себя явно не в своей тарелке.

— Кто ваш командир? — громко спросил он. — Я буду говорить только с ним!

Воевода хмыкнул и, жестом позвав за собой Хирта, неторопливым шагом направился к центру вытоптанной площадки.

Поговорить с воеводой наедине молодому аристократу не удалось — всем было безумно интересно, что же расскажет живущим в лесу изгоям сын богача.

— Мое имя Рене Ольвин, — начал он, стараясь не обращать внимания на собравшуюся толпу, которая, впрочем, вела себя очень тихо. — Моего отца, Ильферда Ольвина, арестовали вчера ночью. Накануне он приютил двух бродячих артистов, скрывавшихся от полиции. Артисты оказались ненастоящими.

При этих словах мужчины возмущенно заворчали, женщины принялись качать головами и тихо ахать: куда, мол, мир катится, если всеми гонимые беглецы тоже могут оказаться переодетыми полицаями.

— Все имущество конфисковано. Меня выгнали из города и пытались убить на дороге, но мне удалось отбиться и сбежать.

— Ты по своей воле пошел с проводниками? — осведомился воевода.

— Да. Я слышал когда-то, что в заповедном лесу живут те, кого преследует закон. Сейчас я, увы, тоже вне закона, — он развел руками и попытался улыбнуться.

— Ну что ж, — Ярден обернулся, безмолвно, при помощи взгляда, советуясь со своими помощниками. — Ты можешь остаться. Но учти — покидать поселок без моего разрешения запрещено.

— Значит, я — пленник? — холодно поинтересовался Рене.

— Нет. Ты — гость. Но, сам понимаешь, если бывают ненастоящие артисты, то могут быть и ненастоящие беглецы. Нам нужно время убедиться, что ты тот, за кого себя выдаешь. Речь идет о безопасности всех этих людей!

— Понимаю, — Рене кивнул. Клятв и заверений от него никто не требовал, люди стали расходиться, приступая к повседневным делам.

— Иллария, накорми его! — попросил воевода.

Женщина улыбнулась и жестом позвала молодого человека за собой.

— Жить пока будешь там, — она указала на широкую палатку, у входа в которую стоял темноволосый человек, скрестив руки на груди. — Это — твой сосед по жилью. Он не разговаривает, немой.

Иллария жила вместе с сыном и невесткой в небольшом аккуратном домике с резным крылечком. Она приходилась сестрой жене воеводы, и была старше, чем казалась на первый взгляд. Муж ее погиб давно, а Иллария все не спешила снова выходить замуж, хотя предложения поступали довольно часто, да и мужчин в поселке было больше, чем женщин.

Возле домика под навесом располагался широкий стол, за который она усадила Рене.

— Ты ведь голоден? Погоди немного, сейчас…

Она проворно взбежала на крыльцо и скрылась в доме, а Рене, проводив ее взглядом, принялся оглядываться по сторонам, стараясь делать это незаметно, потому как откровенно глазеть на незнакомых людей не позволяло воспитание. Он увидел воеводу, беседующего с седобородым старичком, стайку ребятишек, играющих в догонялки, хмурого человека в грязной рубахе, сидящего на чурбане у входа в палатку, а потом едва не вздрогнул от неожиданности, заметив, что совсем рядом, прислонясь к опоре навеса, стоит девушка в широкой цветастой юбке и внимательно смотрит на него серыми, как осеннее небо, глазами.

— Меня зовут Ния, — сказала она.

— Рене. Рене Ольвин.

— Я знаю.

Девушка шагнула к столу и мягко опустилась на край скамьи.

— Я знаю твоего отца.

— Да? — удивился Рене. — Откуда?

— Он — хороший человек. Когда мог, он помогал нашим.

Иллария вышла на крыльцо с широким котелком в руках.

— А вот и завтрак!

— Помочь? — Ния с готовностью вскочила с места, но женщина покачала головой.

— Не надо, я сама. Ты лучше пойди его позови…

Немой сидел у откинутого полога, вертя в пальцах тоненькую сухую веточку. Ния присела напротив, стараясь заглянуть ему в лицо. Когда это, наконец, получилось, девушка улыбнулась. Ей показалось, что человек не поверил улыбке, и потому не ответил на нее.

— Доброе утро.

Он кивнул.

— Как себя чувствуешь? Лучше?.. Ну, хорошо. Надо бы тебе что-нибудь из одежды подыскать. Я спрошу у Илларии и остальных…

Немой смотрел на нее в упор, почти не мигая, и на его лице Ния не смогла прочесть никакой реакции на свои слова. "Может, у него с головой не все в порядке?" — подумала она.

— А ты можешь написать свое имя? Я не хочу ничего выпытывать, но… надо же тебя как-то называть! Если хочешь, напиши любое имя, которое тебе нравится.

Мужчина протянул руку, и кончик веточки замер над землей, как заточенное перо над бумагой. Наверное думал, что бы написать… Он провел первую линию, которая получилась немного неровной, и Ния заметила, что пальцы держат веточку как-то неловко, неуверенно.

— Ты ведь умеешь писать?

Рука замерла, а в следующий момент сухая веточка хрустнула, ее обломки выпали из разжавшихся пальцев. И тут только девушка обратила внимание, что пальцы у незнакомца почти все неровные, неправильные, словно надломленные.

Ния не удержалась от совсем нетактичного вопроса:

— Что у тебя с руками?

Усмешка и снова взгляд исподлобья. Девушка вздохнула, поднялась, расправила юбку.

— Пойдем. Ты же есть хочешь? Хочешь, хочешь, я знаю. Пойдем, Иллария вон уже рукой машет.

— Да, понимаю, нелегко тебе теперь придется, — Иллария насыпала полную миску каши, положила туда несколько кусочков мяса и поставила перед молодым человеком, который негромко поблагодарил за еду. — Ну да ничего, привыкнешь. В память об отце тебя здесь должны хорошо принять…