Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига
Шрифт:
— Вра-ан! — голос стал заметно громче. — Вран!
Что?! Как это?! Зеркало говорит?!
Неужели оно… волшебное?!
Я положила шкатулку на стол и открыла крышку.
Камни на раме зеркала светились разноцветными огнями. А в нём самом…
Чёрноволосая молодая женщина в богатом платье, расшитом золотом и камнями, смотрела куда-то в сторону. По бледной коже плясали разноцветные отсветы. Черты лица были тонкие и изящные, но сведенные к переносице брови и поджатые губы выдавали гнев и не слишком добрый нрав.
— Да будь он проклят этот пьянчуга! Кончится
— А… а… — я бездумно ткнула пальцем в стекло, не в силах поверить своим глазам.
— Так, а ты кто ещё?! — красотка обратила внимание на меня. Её лицо стало ближе, разноцветные отблески на коже ярче, а красивые глаза грозно вспыхнули яркой холодной зеленью. И я поняла, что она тоже смотрит в своё зеркало.
— Этот мерзавец что, дал моё зеркало какой-то грязной потаскухе?! Эй ты, девка! А ну немедленно позови этого безмозглого ублюдка, пока я вас обоих в жаб не превратила!
Ошеломлённая происходящим, я не успела ничего ответить: зеркало было вырвано из моей руки. Тёмная фигура мелькнула, обдав ветром, и за Шутом захлопнулась дверь.
Но я успела услышать как он что-то хрипло и приглушённо говорит женщине в зеркале.
В полном ошеломлении я опустилась на второй стул.
В моих руках только что было зеркало Митамира.
И я не сказала об этом Шуту.
С каждым ударом сердца в голове отдавалась только одна мысль: я обманула Джастера и он мне этого не простит.
Больше всего я боялась, что Шут сейчас вернётся.
Меньше всего мне хотелось попасться ему на глаза.
Только вот бежать и прятаться было… бессмысленно.
Понимание того, что я натворила, лежало на душе тяжким грузом.
Я обманула Джастера.
Ну что, что мне стоило показать ему находку?!
Даже окажись зеркало обычной дорогой безделушкой, не убил бы он меня за это!
А теперь…
«Я очень не люблю, когда мне лгут. Поэтому говорю правду»…
Великие боги…
Он…
Так, стоп! А как он сейчас с Вахалой разговаривает?!
Умеет он быть очень разным, кто бы спорил! Но он же на Врана ни одним боком не похож, хоть изоврись!
Я чуть было не кинулась следом за Шутом, но тут же снова села обратно.
Он меня не простит…
Не знаю, сколько я так сидела, пока не начала замерзать в тишине и темноте. На ощупь я нашла лампу, зажгла её и закуталась в плащ. От маленького огонька стало светлее и немного теплее, но ничуть не легче.
Я металась между чувством вины, угрызениями совести, любопытством и страхом перед возвращением воина.
Шут вернулся не скоро.
— Джастер! — измучившись в ожиданиях и страхах, я с облегчением вскочила на ноги, но тут же замерла, разглядев бесчувственную маску вышколенного «пса». — П. про…
— Один вопрос, ведьма, — воин положил зеркало в шкатулку и аккуратно закрыл крышку. Голос у него был холодный и равнодушный. — Как я могу тебе доверять? Даже не так. Почему я должен по-прежнему тебе верить?
У меня внутри всё оборвалось.
Между нами снова вставала ледяная стена.
Нет… Только не
это!— Джастер, прости! Я просто подумала…
— Подумала? Да ладно. — Он прошёл мимо меня, и устало сел на кровать. — Я бы так не сказал.
— Я хотела тебе рассказать! Честно! Просто потом! Утром! Ты был занят, и я не хотела тебе мешать! И вообще, ты сам говорил, что иногда лучше промолчать и не говорить всего и…
— Я сказал: не знать чего-то заранее. Намеренно утаить важное — это другое, — холодно перебил Шут.
Не знать чего-то заранее…
Подумаешь, не так сказала.
Точнее, не так подумала.
И не так сделала.
Вот и получила опять…
— Джа…
— Знаешь, за что я люблю мёртвых людей? — воин обувался, не глядя на меня. — Не только потому, что они молчат. Они не умеют лгать. Совсем.
Великие боги… Больно-то как….
— Доброй ночи, ведьма. — Джастер встал, сдёрнул с постели покрывало, забрал рубаху и свой плащ, и вышел из «сторожки», обдав меня холодом.
Я села на кровать и зарыдала в голос.
26. Микай, коваль
Утро разбудило меня холодом. Промозглый туман пробрался в «сторожку» через закрытую дверь и затянул пол густой паутиной. Даже под несколькими покрывалами, своим плащом и на перине я застучала зубами. Закутаться с головой не получилось: тяжёлая узорная ткань поехала на пол, и сразу стало ещё холоднее.
С Джастером было бы…
От воспоминаний стало тошно. Рыдала я вчера долго, пока, наконец, не выплакалась и не уснула от усталости, свернувшись клубочком под своим плащом. Зато теперь от просочившегося под покрывала холода пришлось срочно выбираться из постели.
Великие боги, какая же она тёплая, оказывается!
Клацая зубами, я закуталась в плащ и покрывало, сунула ноги в ледяные от холода туфли, едва разглядев их в сумеречном свете, тихо взвыла от пробравшего меня мороза и торопливо побежала на улицу.
Быстрей вернусь — быстрей согреюсь!
Рассвет едва занимался. Туман застилал всё вокруг. Я вытянула руку и не смогла рассмотреть пальцы. Ниже колен ноги исчезали в белом молоке.
Решив, что дальше, чем за угол, уходить не стоит, я пошла вдоль «сторожки» на ощупь по стеночке, стараясь удерживать свою «одежку», чтобы покрывало и плащ не слишком сильно намокли: под ногами влажно и мягко чавкал мох. Муки совести стали сильнее: я-то сейчас обратно в сухую и тёплую постель, а Джастер из-за меня спит в такой сырости и холоде…
Подобрав падающие концы покрывала повыше, я даже оглянулась, но поняла, что искать Шута в этом молоке глупо и бесполезно. Я так и его не найду, и сама заблужусь.
Или ещё хуже: свалюсь в болото и пикнуть не успею в этой трясине.
Печально вздохнув и держась рукой за шершавые брёвна, я отправилась обратно досыпать.
Поспать мне не удалось: едва я сумела снова согреться и задремать, как в открытую дверь заглянуло встающее солнце. Я поспешно залезла под покрывало с головой, но сон сбился окончательно. Хоть лежи, хоть вставай и дверь закрывай, а разницы никакой.