Сказка старого эльфийского замка

— Я был вожаком по праву кровного первородства, как обычно это и бывает у оборотней. Но несколько десятизимий назад по своей воле ушел служить Эльмерской Семье, а стаю оставил младшему брату. Но я все равно остаюсь лэрдом клана — по крови и по праву на земли. Так что, конечно, слово брата будет поперед моего, но вот быть его представителем, приказывать его именем и своим, если нет конфликта, я вполне в праве. И уж тем более совершать обряды: покойного в последний пусть проводить, младенчика новорожденного Отцу представить и двоих любящих пред ликом Его соединить в браке, — усмехнулся в сторону Ворона, Каниден, но, тем не менее, с достоинством опять поклонился Лиссе.

— Спасибо, — только и сказала она на это тихо.

— Ладно, ладно, знаем мы уже одного такого лэрда, сбежавшего от стаи, — пробурчал Ворон. — Действительно можешь женить… подтверждаю…

И вот, они с Корром стоят уже возле центральной двери храма, а ровно напротив них, в другом конце зала, возле изваяния Многоликого, Каниден и Рой под его руководством, принося благодарственную жертву Отцу. В промороженном воздухе нетопленного зала потянуло жареным зерном, копченым мясом ифруктово-цветочной сладостью. Это они на жертвенном огне жгут колоски пшенички и льют в него кровь голубки и благовония.

Ответственный момент приближался и какое-то странное и непонятно чувство все больше начало завладевать девушкой. Вроде как страх… или не страх, а растерянное недоумение — что она тут делает? Зачем так сразу ответила согласием? И ведь теперь уже ничего не остановить!

Если раньше она считала, что решает все сама, и в любой момент сможет отказать мужчине и повернуть события вспять, то вот именно сейчас придется дать согласие на то, что у ее помыслов, желаний, тела, в конце концов, появится другой хозяин! И именно он будет решать, как ей жить, чего желать, сколько спать, а сколько… это самое! Почему до этого момента — крайнего, между прочим, она ни разу не посмотрела на все с эдакой стороны?!

— Детка, ты что, испугалась в последний момент? — привел ее в себя голос опекуна, и она обратила внимание, что он в одной своей ладони держит ее сжатые в кулачки руки, а другой их поглаживает. — Ты чего боишься-то, Солнышко мое? Принц парень хороший, я ж вижу. За подонка какого тебя бы не отдал. Сейчас соединит вас Волк перед Самим Многоликим, весной в угоду людским верованиям перед Его Светлым ликом, а там и коронация не за горами. Станешь королевой. Отец бы тобой гордился. Да и мной Алексин был бы доволен, что я его не подвел — дочь его защитил в детстве и в жизни устроил по высшему разряду!

— Корр, мне немного страшно… — попыталась она перебить его благодушную сентенцию, но не тут-то было.

— Ты королевой боишься быть? — не поняв ее совершенно, он собрался и дальше расписывать счастливое будущее.

— Нет, — прервала его девушка, — об этом я еще даже не думала — когда это будет! Я боюсь… этого… ну, этого… и потом… — проговорить слово «близость» и обозначить то самое действие, которое почему-то опять пугало, и с которого все самое «страшное» только начнется, она так и не смогла, и, почувствовав, что краснеет, опустила голову.

Корр молчал.

Молчал.

Жаркий румянец уже стал сдавать позиции перед тем холодом, что царил в нетопленном храме, а опекун все не подавал голоса. И это он-то — вечно спешащий подложить свой язык в каждый разговор! Лисса подняла голову и посмотрела на него. Мда, таким она своего опекуна еще не видела.

— Разве ты не должен меня и в этом случае успокаивать, жалеть и говорить, что все будет хорошо? — поддела она его, потому как от вида мужчины ее собственные горести как-то поблекли.

Тот несколько раз открыл и закрыл рот, похлопал глазами — как рыба, выброшенная из воды, и только с попытки пятой у него что-то стало получаться:

— Я… я думал, что у вас с принцем уже все было… я ж не женщина… это как я смогу-то? Это что ж и Лилейка тебе ничего не рассказала? Вот дура девка, видела же к чему все идет! Я вот все ей выскажу! Дай только до нее добраться! А я что могу? Откуда я знаю, что вам, девицам нежным, в таких случаях по ушам развешивают? — под эти нервные излияния он пыхтел, дергался и краснел похлеще Лиссы.

— Корр, ладно ты, так пугаться! В общих чертах я знаю, что в спальне между мужем и женой происходит. И, если помнишь, я еще в детстве умудрилась подглядеть за тобой и мачехой. Так что и наглядно процесс представляю. Но знать и пережить — это разные вещи. И потом, муж — он ведь на всю жизнь. А если что изменится между нами, а? Вот чего боязно по-настоящему…

До чего бы они дообщались таким образом, недоговаривая и недопонимая, останься чуть дольше наедине — неизвестно, но к ним подошел Тай и прервал их уединение.

— Так, что здесь происходит? От невесты разит страхом на весь храм! Ты чего ей здесь втуляешь, воробей несчастный?

— Я не воробей — я Ворон, кошак облезлый! — с пол тычка поддался на провокацию и без того взвинченный Корр.

— Ага, ворон, он! Щас отделаю тебя, как Многоликий черепашку, за то, что невесту принца пугаешь, и тогда точно будешь рад, что хоть на воробья похож останешься!

Слушая их перепалку, в общем-то, ставшую привычной еще с тех пор, когда они все вместе обитали в Силвале, Лисса постепенно успокаивалась, ощущая, как к ней возвращается ее обычное присутствие духа.

Чего вдруг она испугалась? Разве не решила все уже давно? Разве судьба, что ей уготована рядом с Ройдженом, хуже той, что ей хотела устроить мачеха? Что за малодушие на нее сейчас напало?

Вперед, к светлому яркому будущему!

И, подхватив опекуна под руку, она потянула его туда, где ее уже ожидал улыбающийся Рой.

* * *

Время, проведенное в спальне Лиссы, вспоминалось отрывочно. Мысли, выхватывая самую сладость, ускоряли свой бег и переставали слушаться разума ровно в тот момент, стоило Рою дойти до этих воспоминаний.

Как избавились от плащей, ступив в комнату, мужчине не помнилось вовсе. Но вот потом… заполошным мыслям помогли вспомнить руки.

Одежды на жене было много, и это он сам заставил ее так одеться, перед тем, как вести в подмерзающий ночной лес. Все, конечно, правильно, но теперь это жутко мешало! Хотя… стоило быть благодарным лишь за то, что поход в лес отменил все эти женские штучки — корсет, пристяжные рукавчики, десяток нижних юбок и самое ненавистное вольным мужским рукам — подколотые в разных местах булавки, придерживающие заложенные складочки.