Сказка Востока
Шрифт:
Информация от разведки поступала самая разнообразная, но визирь воды выбирал ту, что необходима ему. Для властелина мира во время похода надо выбрать самое изумительное место стоянки. И если Тимур пожелает жить вне города (а кочевники в основном только так и хотят жить — на природе, в роскошной юрте), то заранее подыскивают место, и не одно, а и запасное, — недалече, чтобы вид был сказочный, источник воды — целебный, поселений — нет (если есть, сносят), климат — благоприятный; и не было бы в обозримом прошлом эпидемий и всяких гадов: змей, крыс, комаров.
За свою жизнь, всю в военных
— Да, действительно, это божественный уголок Земли! — восхищался Повелитель.
— По преданию, здесь находился райский сад Эдем, и здесь, в этих Араратских горах, некогда жили Адам и Ева, — на ходу объясняли Тимуру известные богословы историю сотворения мира.
— Именно здесь и будет располагаться мой стан, — отдал Тимур распоряжение визирю воды.
Кавказ так понравился завоевателю, что он подолгу бывал здесь. И все было бы хорошо, но одно не давало ему покоя — люди Кавказа очень стройны, грациозны, отважны в бою, да уж слишком горды, и даже строптивы, непокорны и своенравны.
— На Кавказе проживают многие народы, — прежде чем пойти туда с войной, Тимур выслушивает подробные доклады о положении предполагаемого противника. — Каждый народ говорит на своем языке, у каждого народа свой князь. Постоянны междоусобицы. Но, когда появляется внешний враг, кавказские народы объединяются, помогают друг другу.
— Так, это интересно… а мы пойдем вот так, — двинул вперед фигуру и перешел на другую сторону шахматной доски. В эту игру он играл постоянно, ею буквально болел.
Они стояли на живописном холме, который с трех сторон омывали говорливые воды Куры. Осень была в самом разгаре, все пестрело, горело, увядало. В небольшом подлеске, прижатом скалой к самому плесу, щебетали встревоженные щеглы. Оттуда же веяло густым томительным ароматом отцветшей тины, слышались всплеск рыб и жалобный лай засыпающей лягушки.
— А мы ответим вот так, вот так тебе, вот так, — и он одной фигурой грубо сбил другую так, что она упала не только с перла шахматной доски, но, сделав на золотой, отполированной поверхности стола резкий полукруг, плюхнулась наземь, подминая своей тяжестью душистую траву, словно это не кусочек бивня, а в действительности слон. — Продолжайте, продолжайте, — отдал Повелитель распоряжение, а сам, будто вокруг никого нет и он никого не слушает, вновь склонился над доской.
— При внешней угрозе народы Кавказа объединяются и…
— Это я уже слышал, — грубо перебил Тимур, — и вы уже должны знать, как надо действовать в таких ситуациях, — он оглядел свою свиту, остановил взгляд на сыновьях.
— На кол всех посадить, — резко бросил сын Мираншах. Только он смел и ему позволялось так грубо говорить при Великом эмире.
Лицо Тимура исказилось в недовольной гримасе, и он перевел взгляд на рослого молодца, свою надежду и любовь — внука Мухаммед-Султана, сына уже покойного первенца Джехангира.
Тимур похлопал по плечу своего любимца
и, ткнув пальцем в свой рубиновый шлем:— Башка дана человеку, чтобы думать, а если она не способна думать, то ты, Мираншах, прав — сядет на кол.
Тимур вновь вернулся к шахматам, поглаживая бородку, задумался и вновь глянул на свое потомство:
— Кстати, я ведь получил сегодня письмо от своего духовного наставника Саида Бараки, [7]дай Аллах ему здоровья и долголетия. Читай, — щелкнул он пальцами в сторону визиря воды.
Визирь воды, друг Тимура с самого детства, стоял, как изваяние, в угодливой позе. В той же позе он, засуетившись, ненадолго отошел, тут же вернулся и, слегка кашлянув, поправляя голос:
— В управлении своим государством ты, Абул-Мансур-Тимур, должен использовать четыре основных принципа: обдуманный расчет, разумную решительность, выдержанную стойкость и постоянную осмотрительность. Государь, не имеющий ни четкого замысла, ни рассудительности, похож на безумца, все слова и действия которого суть только заблуждение и беспорядочность, они порождают лишь стыд и угрызения совести. Знай, что искусство управлять состоит частью из терпеливости и твердости, частью — из притворной небрежности, что оно — в умении казаться не знающим того, что знаешь.
— Вот! — перебил визиря Тимур. — Дальше не читай. — Он опять склонился над шахматами и, привычно потирая рыжеватую с проседью бородку: — Так, куда пойдем?
Свита молчала, не зная, то ли он говорит о шахматах, то ли о военном походе. Первым заговорил Мираншах.
— Надо идти на запад — разбить Баязида [8]и мамлюков [9]Сирии и Египта, а потом Константинополь.
— Ты хочешь расквитаться? — ехидность в голосе Тимура; его сын, оставленный управляющим в покоренном Багдаде, так загулял, что, будучи пьяным, чуть не попал в плен к мамлюкам, которые отвоевали город. Уходя от преследования, Мираншах дважды вступал в бой, потерял много людей и обоз с добром, пока вновь не вернулся под крыло всемогущего отца.
— А ты что думаешь? — обратился он к одному из своих военачальников Шейх-Нурад-дину Сабуку.
Сабук — тоже друг детства, ровесник Тимура, богатырь, участник всех походов и столько на нем ран, в том числе и на лице, что один его вид страшит.
— А я считаю, надо идти на север, на Золотую Орду, — голос Сабука груб, с хрипотцой, будто песок пустынь в горле осел, — в тот раз мы Тохтамыша [10]не добили, пожалели, а он, наш милый зятек, вновь, говорят, окреп, на наши завоевания зарится.
— Надо идти на Сирию, — бесцеремонно вмешался Мираншах, — там богаче города.
— Что значит крохотная Сирия? — чуть ли не рыча, возразил Сабук, — Золотая орда — это целый мир, добра оттуда не вывести, а девушки — не то что черномазые сарацинки, а белоснежные гурии.
— О-о! Ха-ха-ха! — воскликнул Тимур, однако его вечно суровое, обветренное лицо, казалось, не умело улыбаться. — Вот видишь, мой друг, молодежь еще жизни не знает.
— Конечно, не знает, — хрипел Сабук, — это они думают, что вся жизнь впереди. А нам, старикам, юная кровь нужна.