Сказка за сказкой

— Ну нет, обижать не надо. Свои дела делай, а обижать не надо. — Он потянулся к Карине, явно собираясь усадить ее насильно.

— Хорошо, хорошо, — она села на стул, — так в чем дело?

— Не гони машину, я, как-никак, с работы. — Парень тоже уселся, и Карина с некоторым опозданием заметила, что он затыкает собой единственный проход, ведущий от нее к двери. Не то чтобы она его боялась, но ни одна из героинь читанных ею романов не позволила бы усадить себя таким образом.

Парень тем временем, пошарив рукой на полу, выставил на стол бутылку с жидкостью неопределенного цвета и налил Карине и себе в плохо вымытые рюмки.

Дождавшись, когда он выпьет, Карина спросила, слегка растягивая слова, — эта манера у нее появлялась, когда ее основательно выводили из себя:

— Так вы объясните или нет, в чем дело?

— А вот в том и дело, — парень ухмыльнулся, — что твой старикан дурит тебе голову.

Он поднялся и принес из угла комнаты коробку с разрезанными на части бутылками:

— Вон сколько бутылок перепортил, пока ровный срез не получился… ну тот, что вы у меня взяли. Смотри, как делается: сначала линию намечаю напильником, потом нитку со спиртом. Поджег, под кран — и готово. Это мне твой старикан заказал.

— Я вам не верю.

— Дело хозяйское. А ты вот это тогда почитай. — Он протянул ей сложенный вчетверо замызганный лист бумаги.

Она развернула его и стала читать — это было описание эпизода с Колей Квасниковым и его бластером, изложенное этим парнем три дня назад.

— Ты что думаешь, я мог бы сам замастырить такую телегу? Я тогда удивился, а на кой это вам, спрашиваю. Так, говорит, розыгрыш.

Увы, и без его пояснений Карине было ясно: этот текст появился из пишущей машинки Самойлова.

— Это и был розыгрыш. — Она сложила листок и хотела его спрятать в сумку, но парень, с неожиданным для его расхлябанной пластики проворством, перегнулся через стол и выхватил у нее листок:

— Ну нет, я подставляться не собираюсь.

Карина поднялась, она чувствовала, что может не справиться с захлестнувшей ее яростью. Ей нужно было остаться одной.

— Да не суетись ты, давай расслабимся, — свойским тоном продолжал парень, не понимая, что с ней происходит, — твой старикан тебя надурил, и ты его подури. А я уж постараюсь, чтобы тебе в кайф было.

— Вы что, совсем рехнулись? — Карина встала.

— Ты, главное, не трепыхайся. От меня все телки кипятком писают, еще сама прибежишь, просить будешь.

— Пошел прочь, скотина, — тихо, почти шепотом сказала она.

— Ишь ты, сучка, я к тебе всей душой, а ты во как заговорила! Динамить меня не выйдет, так что давай по-хорошему. — Он сделал шаг вперед.

Карина попятилась, загородилась стулом и забилась в угол — дальше отступать было некуда. Парень схватился за стул, но сделать с ним ничего не успел.

— Руки вверх и лицом к стене! — отчеканила Карина, наставив на него пистолет.

— Это ты брось, тебе за это знаешь что будет? Убери пушку. — Он снова взялся за стул и начал его отодвигать.

— Первый предупредительный, следующий боевой, — быстро, как заклинание пробормотала Карина, нажимая на спуск.

Бахнул выстрел, и она тут же ощутила отвратительный запах и жжение в горле. Парень закрыл лицо руками, сложился пополам и осел на пол, конвульсивно дергаясь и издавая утробные звуки. Его тошнило.

Карина дунула в ствол пистолета, чтобы сумка не пропахла вонью, и спрятала его.

— Извините, я не знала, что барабан прокрутился. У него слишком легкий ход, — сочла она необходимым объясниться и добавила холодно: — Но вы все равно мерзавец.

Брезгливо перешагнув через него, она удалилась.

Свежий воздух не охладил кипящую кровь помещиков и сатрапов, а скорее, наоборот, возбуждал ее ярость еще сильнее. Погода, казалось, копировала внутреннее состояние Карины: потемневшее небо обложили тучи, вспыхивали зарницы и вдалеке ворчал гром.

Она ворвалась в квартиру адвоката подобно Эринии, готовая покарать его за коварство. Глянув на нее, он понял, что выражение: «Ее глаза метали молнии» — не только литературный штамп. Но она не приготовила обличительную речь заранее и теперь задыхалась от множества обидных и гневных слов, которые хотелось сказать все сразу. Он же, осознав, что она не в себе, решил хоть ненадолго отвлечь ее, чтобы выиграть время и выведать, что случилось.

— Я хотел тебе показать одну вещь, — сказал он чуть рассеянно, словно продолжая беседу. Помня, что интеллигентная женщина неспособна начать скандал, не видя лица оппонента, на последнем слоге он повернулся и направился к открытому окну своей спальни. На подоконнике лежал добытый сегодня у Коли Квасникова бластер, изготовленный его дедом, — игрушечный пистолет, отличающийся от прочих подобных изделий тем, что при нажатии на спусковой крючок где-то внутри загоралась лампочка и из ствола вырывался довольно яркий голубой луч.

Он протянул ей игрушку на ладони, надеясь, что она хоть на секунду заинтересуется ею, но неожиданно вид этой безобидной деревяшки вызвал у нее вспышку настоящего бешенства.

— Да откуда ты взял, что я буду разглядывать всякую дрянь и слушать твои лживые речи! Ты циничный, отвратительный лгун, но меня ты больше не обманешь!

Александр Петрович начал понимать, в чем дело. Поскольку остановить эту истерику он уже не мог, лучше всего было дать ей возможность поскорее дойти до апогея и выдохнуться.

— А я, между прочим, выяснил, как эта штука работает, — объявил он невинным тоном, — нужно просто вообразить, что она стреляет, очень сильно захотеть, чтобы выстрелила. Сейчас я снесу вон ту трубу. — Он повернулся к открытому окну и прицелился в далекую заводскую трубу, высвечиваемую лиловыми эспышками молний на фоне багрово-серого горизонта. При этом, уже с чисто академическим интересом, он отметил, что Карина краем глаза наблюдает за его манипуляциями.

Выдержав приличную паузу, он положил игрушку на подоконник.