Сказки американских писателей

Дороти с аппетитом поужинала, а за столом ей прислуживал сам богатый мусолик, которого звали Бэк. Потом она села на скамейку и стала смотреть, как танцуют.

Заметив на Дороти серебряные туфельки, Бэк сказал:

— Ты, наверно, великая колдунья!

— Почему? — спросила девочка.

— На тебе серебряные туфли, и ты убила Злую Ведьму. Кроме того, у тебя на платье белые клетки, а белое носят только ведьмы и колдуньи.

— У меня же клетки не только белые, но и голубые, — возразила Дороти, разглаживая юбку.

— Очень мило с твоей стороны, что ты надела такое платье, — сказал Бэк. — Голубой цвет — это цвет мусоликов, а белый — цвет ведьм, и всем сразу видно, что ты — Добрая Ведьма.

Дороти не нашлась что ответить. Выходит, все считают её ведьмой, но сама-то Она прекрасно знает, что она — обыкновенная маленькая девочка, которую ураган случайно занес в незнакомую страну.

Когда ей наскучило смотреть на танцующих, Бэк повел её в дом, где для неё приготовили комнату с удобной кроватью. Простыни были из голубой материи, и Дороти мирно проспала на них до утра, а Тото дремал, свернувшись калачиком на голубом коврике у кровати.

Утром за плотным завтраком Дороти наблюдала, как крошечный сынишка Бэка играет с Тото, стараясь схватить его за хвост, смеется и гукает, — смотреть на них было очень забавно. Для здешних жителей Тото был диковинкой, потому что собак в этой стране никогда не видели.

— Далеко ли до Изумрудного города? — справилась Дороти.

— Не знаю, — задумчиво ответил Бэк. — Никогда там не был. Если к Озу нет никакого дела, лучше держаться от него подальше. Знаю только, что дорога туда дальняя и займет у тебя много дней. Здесь, у нас, страна богатая и красивая, но, прежде чем ты дойдешь до цели, тебе предстоит миновать мрачные и опасные места.

Дороти немного встревожилась, но она знала, что только Великий Оз поможет ей вернуться в Канзас, и храбро решила идти дальше.

Девочка попрощалась с новыми знакомыми и снова зашагала по дороге из желтых кирпичей. Пройдя несколько миль, она подумала, что не мешает передохнуть, взобралась на изгородь, тянувшуюся вдоль дороги, и решила на ней посидеть. За изгородью уходило вдаль большое кукурузное поле, и в двух шагах от себя Дороти увидела высокий шест, а на нем Пугало-Страшилу, его поставили здесь, чтобы отпугивать птиц от созревшего зерна.

Дороти оперлась подбородком на руки и задумчиво рассматривала Страшилу. Голова у него была сшита из небольшого мешка и набита соломой, а на мешке кто-то нарисовал глаза, нос и рот, так что получилось лицо. На голове красовалась старая остроконечная голубая шляпа, принадлежавшая прежде кому-то из мусоликов, а туловище было сделано из старого голубого костюма, выношенного и выцветшего, и тоже набито соломой. На ногах у Страшилы были старые башмаки с голубыми носами, какие в этой стране носили все мужчины, и эта занятная фигура торчала высоко над стеблями кукурузы, прикрепленная спиной к шесту.

Дороти сосредоточенно рассматривала странное нарисованное лицо Страшилы и вдруг с удивлением заметила, что один его глаз медленно ей подмигнул. Она сначала подумала, что ей показалось, ведь в Канзасе пугала никогда не подмигивают, но тут увидела, что Страшила дружелюбно кивнул ей головой.

Тогда Дороти слезла с изгороди и подошла к шесту, а Тото стал с лаем носиться вокруг.

— Добрый день! — раздался довольно хриплый голос.

— Ты умеешь говорить? — удивилась Дороти.

— Конечно! — последовал ответ. — Как поживаешь?

— Спасибо, хорошо, — вежливо ответила Дороти. — А ты как?

— Не слишком-то хорошо. — На лице у Страшилы появилась улыбка. — Скучновато торчать тут день и ночь да пугать ворон.

— А слезть ты не можешь? — спросила Дороти.

— Не могу. Ведь эта палка прикреплена к моей спине. Если бы ты оказала мне услугу и сняла меня с шеста, я был бы тебе очень обязан.

Дороти встала на цыпочки и, взяв Страшилу обеими руками, сняла его с шеста, он оказался совсем легкий, и немудрено — он же был набит соломой.

— Большое спасибо, — поблагодарил Страшила, оказавшись на земле. — Теперь я чувствую себя совсем по-другому.

Дороти изумилась: странно было, что набитый соломой Страшила умеет разговаривать, да ещё кланяется и шагает рядом.

— Ты кто? — спросил Страшила, зевая и потягиваясь. — И куда идешь?

— Меня зовут Дороти, — ответила девочка. — А иду я в Изумрудный город, хочу попросить Великого Оза отправить меня домой в Канзас.

— А где этот Изумрудный город? — допытывался Страшила. — И кто такой Оз?

— А разве ты не знаешь? — удивилась девочка.

— Откуда мне знать? Я вообще ничего не знаю. Я, видишь ли, набит соломой, а мозгов у меня и вовсе нет, — закончил Страшила печально.

— Вот оно что, — сказала Дороти. — Прости, пожалуйста.

— Как ты думаешь, — спросил Страшила, — если я пойду с тобой в Изумрудный город, этот Оз даст мне немного мозгов?

— Не знаю, — ответила Дороти. — Но если хочешь, пойдем. Даже если Оз не даст тебе мозгов, хуже, чем теперь, тебе ведь не будет.

— Что правда, то правда, — согласился Страшила. — Понимаешь, — доверительно продолжал он, — пусть у меня руки, ноги и все тело набито соломой! Я не против — зато мне никогда не бывает больно. Если кто-то наступит мне на ногу или воткнет в меня булавку, мне все равно, я этого просто не почувствую.

Но я не хочу, чтобы меня называли дураком. А если в голове у меня так и будет солома, а не мозги, как у тебя, то разве я когда-нибудь поумнею?

— Я тебя понимаю, — ответила девочка, ей стало его очень жалко. — Если ты пойдешь со мной, я попрошу Оза сделать для тебя все, что он сможет.

— Спасибо, — поблагодарил её Страшила.

Они вернулись к дороге. Дороти помогла Страшиле перелезть через изгородь, и они пошли по желтым кирпичам в Изумрудный город.

Сначала Тото не понравилось, что их полку прибыло. Он все принюхивался к набитому соломой существу, как будто опасался, нет ли у него внутри, в соломе, крысиного гнезда, и время от времени недружелюбно рычал.

— Не бойся, — сказала Дороти своему новому другу. — Тото не кусается.

— А я и не боюсь, — ответил Страшила. — Пусть кусается, мне что, я же из соломы. Дай-ка я понесу твою корзинку. Мне не трудно, я ведь не устаю. И вот что я. скажу тебе по секрету, — продолжал Страшила, поспешая за девочкой, — на свете есть только одна вещь, которой я боюсь.