Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Сказки братьев Гримм
Шрифт:

И вот мать стала по целым дням горевать, так что меньшой сын, который был постоянно при ней (она его по Библии и назвала Веньямином), спрашивал ее: «Милая матушка, отчего ты такая грустная?» – «Милое мое дитятко, – отвечала она, – не смею я тебе этого сказать». Однако же он не отставал от нее с вопросами до тех пор, пока она не пошла, не отперла комнаты и не показала ему в ней двенадцать готовых гробов, наполненных стружками. Затем она сказала: «Дорогой мой Веньямин, эти гробы отец ваш приказал приготовить для тебя и для твоих одиннадцати братьев, потому что он решил: если у меня родится девочка, то всех вас он велит умертвить и в этих гробах похоронит». Говорила она все это и плакала; а сын утешал ее и сказал: «Не плачь, милая матушка, мы уж как-нибудь сами о себе позаботимся и сами от него уйдем». А она отвечала ему: «Ступай ты со своими одиннадцатью братьями в лес, и пусть один из вас всегда стоит на страже, на самом высоком дереве, какое в лесу найдется, и пусть смотрит на замковую башню. Если у меня родится сынок, то велю выставить на башне белый флаг, и тогда вы все можете спокойно вернуться домой; если же родится доченька, то велю выставить на башне красный флаг, и тогда бегите как можно скорее, и да хранит вас Бог. Каждую ночь буду вставать и молиться за вас Богу: зимою, чтобы был у вас огонек, около которого вы могли бы погреться, а

летом – чтобы жара вас не сморила».

После того она благословила своих сыновей, и они вышли в лес. Все они, чередуясь, взлезали на высочайший из лесных дубов и стояли там настороже и глядели на башню замка. Когда прошло одиннадцать дней и пришел черед Веньямина, тогда он увидел, что на башне поднят какой-то флаг, но то был не белый, а красно-кровавый флаг, всем им возвещавший смерть!.. Как только услышали об этом его братья, все они вскипели гневом и сказали: «Неужели же мы осуждены на смерть из-за девчонки! Так мы же клянемся, что отомстим за себя: где бы ни повстречали мы девочку на пути нашем – она должна погибнуть от нашей руки».

Затем они углубились в самую чащу леса и среди нее, в самой глухой лесной трущобе, нашли небольшой заколдованный домик, пуст-пустехонек. Тогда они сказали: «Здесь мы и поселимся, и ты, Веньямин, самый младший из нас и самый слабый, должен здесь быть постоянно и заниматься домоводством; а мы все остальные – будем кругом рыскать, о пище заботиться». И вот пошли они бродить по лесу и стали стрелять зайцев, диких коз, птиц и голубков – что в пищу годилось; все это сносили они к Веньямину, и тот уж должен был им из этого изготовить обед, которым бы они все могли насытиться. Так прожили они в этом домике десять лет, и годы протекли для них незаметно.

Доченька, которую королева родила, успела тем временем вырасти, и была девочка предобрая, и собой красоточка, и во лбу у ней горела золотая звезда. Однажды, когда в замке была большая стирка, она вдруг увидела среди белья двенадцать мужских рубах и спросила у матери: «Чьи же эти двенадцать рубах? Ведь отцу-то они слишком малы». Тогда мать с великою скорбью отвечала ей: «Милое дитятко, это рубахи твоих двенадцати братьев». – «Да где же эти двенадцать братьев? Я о них еще никогда не слыхала». Мать отвечала: «Единому Богу известно, где они теперь? Бродят где-нибудь по миру». Затем взяла девочку за руку и, открыв заветную комнату, указала ей на двенадцать гробов со стружками, с изголовьицами. «Эти гробы, – сказала она, – были предназначены для твоих братьев; но они тайно ушли, еще до твоего рождения». – И рассказала ей, как было дело. Тогда девочка сказала: «Милая матушка, не плачь, я пойду и отыщу моих братьев».

И вот взяла она с собою двенадцать рубах, ушла из замка и прямо вошла в большой дремучий лес. Шла она целый день, а под вечер пришла к заколдованному домику. Вошла в домик и встретила в нем молодого мальчика, который спросил ее: «Откуда идешь – и куда?» – и немало был удивлен тем, что она была так хороша и наряжена в королевское платье и во лбу у ней горела звезда. Тогда она отвечала: «Я королевская дочь и ищу моих двенадцать братьев и пойду хоть на край света белого, пока не найду их». При этом указала она на двенадцать рубах, которые принадлежали королевичам-братьям. Тогда Веньямин увидел, что это их сестра, и сказал: «Я – Веньямин, твой младший брат». И она стала плакать от радости и Веньямин тоже, и они целовались и миловались от всего сердца. Затем он сказал: «Милая сестрица, тут есть еще некоторое препятствие… Ведь мы пообещали, что каждая девочка, с которой мы встретимся, должна будет умереть, ибо мы из-за девочки должны были покинуть наше родное королевство». А она на это: «Так что же? Я охотно умру, если смертью своею могу освободить моих двенадцать братьев от ссылки». – «Нет, – отвечал он, – ты не должна умереть; садись вот под этот чан и сиди, пока не придут остальные одиннадцать братьев; уж я с ними как-нибудь улажусь». Так она и сделала. С наступлением ночи вернулись и остальные братья с охоты, и ужин им был готов. И когда они сидели за столом, то спросили: «Что слышно новенького?» Веньямин отвечал: «Неужто вы ничего не знаете?» – «Нет», – отвечали те; а Веньямин продолжал: «Как же это так? Вы по лесу рыщете, а я дома сижу, да более вас знаю!» – «Ну так рассказывай нам!» И он отвечал им: «А обещаете ли вы мне все, что первая девочка, которая нам встретится, не будет убита?» – «Да, да! – крикнули они все разом. – Она должна быть помилована!.. Ну-ну, рассказывай!» Тогда он и сказал: «Наша сестра здесь!» – и приподнял чан, и королевна вышла из-под него в своих богатых одеждах и с золотою звездою во лбу, и явилась им такою прекрасною, такою нежною и стройною. И все они ей обрадовались, бросились ей на шею, целовали ее и полюбили от всего сердца.

И вот она осталась вместе с Веньямином в их доме и стала помогать ему в работе. А остальные одиннадцать братьев по-прежнему рыскали по лесу, били всякую дичь, диких коз, птиц и голубков, чтобы было им что поесть, а сестра с братом Веньямином заботились о том, чтобы им еду приготовить. Она собирала валежник на топливо и коренья на приправу и горшки около огня ворочала – и ужин был всегда на столе, когда возвращались домой ее одиннадцать братьев. Она и вообще наблюдала за порядком в домике, и постели им постилала чистенько и беленько, и братья были ею довольны и жили с нею в большом согласии. По прошествии некоторого времени случилось однажды, что Веньямин с сестрою приготовили братьям отличное угощенье, и когда они все сошлись, сели за стол, то стали превесело и есть, и пить. А позади заколдованного домика был небольшой садик, и в том садике росли двенадцать лилий. Сестра задумала братьям доставить удовольствие, сорвала эти двенадцать цветков и хотела каждому из них поднести по цветку после ужина. Но как только она цветки сорвала, в то же мгновение ее двенадцать братьев обратились в двенадцать воронов и полетели за лес, а дом и сад – все исчезло, как не бывало. И очутилась бедная девочка одинешенька в диком лесу, и когда стала оглядываться кругом, то увидела рядом с собою старуху, которая ей и сказала: «Дитя мое, что ты это наделала? Зачем ты сорвала эти двенадцать белых лилий? Ведь эти цветки были твои братья, и вот теперь они навек обратились в воронов». Девочка отвечала ей со слезами: «Неужто нет никакого средства их спасти?» – «Нет, – сказала старуха, – одно только и есть средство во всем свете, да и то такое трудное, что ты этим средством их не избавишь… Ты должна сама семь лет быть немою, не должна ни говорить, ни смеяться, и если ты хоть одно слово проронишь, а до семи лет недоставать будет хоть одного часа, то все твои труды пропали, и это одно твое слово убьет всех твоих братьев».

Тогда девочка произнесла в сердце своем: «Я знаю,

что спасу своих братьев», – и пошла по лесу, отыскала себе высокое дерево, залезла на него и стала прясть, и не говорила, не смеялась. Случилось, однако же, так, что один король заехал в тот лес на охоту, а у того короля была большая борзая собака, которая прямо подбежала к тому дереву, на котором девушка сидела, стала около него кружить и лаять вверх. Подъехал к дереву король, и увидел королевну-красавицу с золотою звездою во лбу, и так восхитился ее красотою, что крикнул ей прямо, не желает ли она быть ему супругою. Она ему ничего не ответила, только головкою кивнула. Тогда он сам влез на дерево, снял ее оттуда, посадил к себе на лошадь и привез домой. Свадьбу отпраздновали великолепно и весело, но невеста короля не говорила и не смеялась. Когда уж они года два прожили друг с другом в полном согласии, мачеха короля, женщина злая, стала на молодую королеву нашептывать и клеветать королю: «Вывез-де ты из леса простую нищую, и кто ее знает, какими она безбожными делами занимается втайне от нас! Если она точно немая и не может говорить, так ведь она, по крайней мере, могла бы смеяться; ну а уж кто не смеется, у того, конечно, совесть нечиста!» Король долго не хотел верить этим наговорам, однако же старуха так настаивала на своем и обвиняла свою невестку в стольких злодеяниях, что король наконец поверил этим наговорам и приговорил жену к смертной казни.

Во дворе королевского замка был разведен большой костер, на котором должны были ее сжечь, и король стоял у верхнего окошечка замка и смотрел сквозь слезы на все эти приготовления, потому что все же очень любил свою жену. Когда она уже была привязана к столбу и пламя костра длинными красными языками стало лизать край ее одежды, истек последний миг заветных семи лет. Тогда в воздухе послышался свист крыльев, и двенадцать воронов явились над костром и опустились наземь; и чуть земли коснулись, обратились в ее двенадцать братьев, которые ей обязаны были своим спасением. Они разбросали костер, погасили пламя, отвязали сестру от столба и стали ласкать и целовать ее. Тут уж, когда она могла открыть уста и говорить, она рассказала королю, почему была нема и никогда не смеялась. Король с радостью узнал о том, что она невинна, и они все вместе жили в согласии до самой смерти. А злая мачеха была отдана на суд, и суд присудил посадить ее в бочку с кипящим маслом и ядовитыми змеями, и она погибла злою смертью.

10. Всякий сброд

На белом свете жили-были петушок с курочкой. Вот и сказал петушок курочке: «Теперь самое время орехам зреть; пойдем на гору и наедимся ими досыта, пока их белка все к себе не перетаскала». – «Ладно, – отвечала курочка, – пойдем, потешим утробушку». И пошли они на гору, и так как день был светлый, то они и оставались там до самого вечера. И право уж, не знаю, наелись ли они чересчур плотно или высокомерие их обуяло, но только не захотелось им возвращаться домой пешком, и петушку пришлось смастерить небольшую повозку из ореховой скорлупы. Когда повозка была готова, курочка сейчас в нее уселась и говорит петушку: «А ну-ка впрягайся да вези меня». – «Еще что выдумала, – сказал петух, – да я лучше пешком домой пойду, чем впрягаться стану. Нет, между нами такого уговора не было. Кучером еще, пожалуй, готов быть и на козлах сидеть; а чтобы на себе тащить – не согласен!»

Между тем как они спорили, затараторила на них утка: «Ах вы, воришки, да кто вам позволил в мой орешник на горе ходить? Ужо вот – поплатитесь за это!» – и с раскрытым клювом налетела на петушка. Однако же петушок – не будь промах – клюнул утку в брюхо, а затем уж так храбро напал на нее со своими шпорами, что она стала просить пощады и охотно обязалась в виде наказания тащить на себе повозку. Тут уж петушок взобрался на козлы кучером и давай погонять: «Утка, валяй во все лопатки!» Проехав часть пути, повстречали они еще двоих путников: булавку и иголку. Те крикнули: «Стой, стой!» – и стали говорить, что вот, мол, сейчас стемнеет, тогда им и шагу нельзя ступить далее, да и грязно, мол, очень по дороге – так нельзя ли им тоже в повозке примоститься: а то они в портняжной гостинице у ворот застоялись и около пива задержались. Петушок, видя, что они ребята тощие, места много не займут, взял их обоих в повозку, только с тем уговором, чтобы они ни ему, ни его курочке на ноги не наступали. Поздно вечером приехали они к гостинице, и так как им не хотелось дальше ехать ночью, да и утка еле на ногах держалась и то на один бок, то на другой валилась, то и завернули в гостиницу. Хозяин сначала стал было ломаться да говорить, что у него в доме места нет, да и то подумал, что приезжие – народ не важный; потом, однако же, сдался на их сладкие речи – что вот, мол, ему достанется яичко, которое курочка дорогой снесла, да и утку он тоже может удержать при себе, а та, мол, каждый день по яичку кладет… Сдался – и впустил их ночевать. Они, конечно, велели себе подать ужин и воздали ему по чести. Ранешенько утром, когда еще все спали, петушок разбудил курочку, достал яичко, проклевал его, и они вместе им позавтракали, а яичную скорлупу бросили на очаг. Потом пошли к иголке, которая еще спала, взяли ее за ушко и загнали в подушку хозяйского кресла; булавку прикололи к полотенцу хозяина, а сами скорее пустились бежать. Утка спала под открытым небом, во дворе, услышала, как они улизнули, и тоже приободрилась; разнюхала какой-то ручеек и поплыла по течению его – и откуда прыть взялась! Не то что повозку тащить! Только уж часа два спустя протер себе хозяин глаза на своей пуховой перине, умылся и только хотел было утереться полотенцем, как булавка царапнула его по лицу и провела красный рубец от уха до уха. Пошел он в кухню и хотел было трубочку закурить; но чуть только подошел к очагу – обе яичные скорлупы как прыгнут ему в глаза… «Да что же это сегодня все моей голове достается!» – сказал он про себя и с досадой опустился на свое дедовское кресло, но тотчас же вскочил с него и вскрикнул: «Ай! Ай!» – потому что иголка его очень больно (и не в голову) уколола. Тут уж он совсем обозлился и стал во всех этих проделках подозревать этих приезжих, которые накануне прибыли так поздно: пошел, посмотрел – а их и след простыл. Тут он дал себе клятву никогда больше не пускать к себе под крышу всякий сброд, который ест много, не платит ничего, да еще в виде благодарности пускается вот на какие штуки!

11. Братец и сестрица

Братец взял сестрицу за руку и сказал: «С той поры как матушка скончалась, нет у нас ни на час радости; мачеха бьет нас каждый день, а когда мы к ней приходим, она нас гонит от себя пинками прочь. Кормит она нас одними оставшимися от стола черствыми корками, и собачонке под столом живется куда лучше: той все же, хоть изредка, она швырнет лакомый кусочек! Боже сохрани, кабы наша матушка об этом знала! Пойдем, станем вместе бродить по белу свету!» И пошли, и шли целый день, по лугам, по полям и камням, и, когда шел дождь, сестричка приговаривала: «И небо, и сердца наши заодно плачут!» Вечером пришли они в большой лес и были так утомлены своей скорбью, голодом и дальним путем, что забрались в дупло дерева и уснули.

Поделиться с друзьями: