Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"

Но песня не торопилась. Зато малышкины глаза смотрели на него не отрываясь, они восхищенно следили за всеми его действиями, и это начинало его раздражать.

Снусмумрик поднес ко рту сложенные вместе лапы и крикнул:

– Брысь!

Крошка юркнула под свой корень и, необычайно смущенная, пропищала:

– Надеюсь, я тебя не напугала? Я знаю, кто ты такой. Ты Снусмумрик.

Она забралась в ручей и стала перебираться на другой берег. Для такой крохи ручей оказался глубоковат, да и вода в нем была слишком холодная. Несколько раз ноги ее теряли опору, и она плюхалась в воду, но Снусмумрик был так рассержен, что даже не попытался ей помочь.

Наконец на берег выползло какое-то жалкое и тоненькое, как ниточка, существо, которое, стуча зубами, сказало:

– Привет! Как удачно, что я тебя повстречала.

– Привет, - холодно ответил Снусмумрик.

– Можно погреться у твоего костра?
– продолжала кроха, сияя всей своей мокрой рожицей.
– Подумать только, я стану одной из тех, кому хоть раз удалось посидеть у походного костра Снусмумрика. Я буду помнить об этом всю свою жизнь.
– Малышка пододвинулась поближе, положила лапку на рюкзак и торжественно прошептала: - Это здесь у тебя хранится губная гармошка? Она там, внутри?

– Да, там, - сказал Снусмумрик довольно недружелюбно. Его уединение было нарушено, его песня уже не вернется - пропало все настроение. Он покусывал трубку и смотрел на стволы берез пустыми, невидящими глазами.

– Ты нисколечко мне не помешаешь!
– с самым невинным видом воскликнула кроха.
– Ну если б ты вдруг захотел поиграть. Ты себе даже не представляешь, как мне хочется послушать музыку. Я еще ни разу не слышала музыки. Но о тебе я слышала. И Ежик, и Кнютт, и моя мама - все они рассказывали... А Кнютт даже видел тебя! Ты ведь не знаешь... здесь так скучно... И мы так много спим...

– Но как же тебя зовут?
– спросил Снусмумркк. Вечер все равно был испорчен, и он решил, что уж лучше поболтать, чем просто молчать.

– Я еще слишком маленькая, и у меня еще нет имени, - с готовностью отвечала малышка.
– Меня никто об этом раньше не спрашивал. А тут вдруг появляешься ты, о котором я так много слышала и которого так хотела увидеть, и спрашиваешь, как меня зовут. А может, ты смог бы... Я хочу сказать, тебе было бы нетрудно придумать мне имя, которое было бы только моим и больше ничьим? Прямо сейчас...

Снусмумрик что-то пробормотал и надвинул на глаза шляпу. Над ручьем, взмахнув длинными, заостренными на концах крыльями, пролетела какая-то птица, и крик ее, тоскливый и протяжный, еще долго разносимся по лесу: ти-у-у, ти-у-у.

– Никогда не станешь по-настоящему свободным, если будешь чрезмерно кем-нибудь восхищаться, - неожиданно сказал Снусмумрик.
– Уж я-то знаю.

– Я знаю, что ты все знаешь, - затараторила малышка, подвигаясь еще ближе к костру" - Я знаю, что ты видел все на свете. Все, что ты говоришь, все так и есть, и я всегда буду стараться стать такой же свободной, как ты. А сейчас ты идешь в Муми-дол, чтобы как следует отдохнуть и встретиться с друзьями... Ежик говорил, что когда Муми-тролль встает после зимней спячки, то он сразу начинает по тебе скучать... Правда, приятно, когда кто-нибудь ко тебе скучает и все ждет тебя и ждет?

– Я приду к нему, когда захочу!
– не на шутку рассердился Снусмумрик.
– Может, я еще вообще не приду. Может, я пойду совсем в другую сторону.

– Но он тогда, наверно, обидится, - сказала кроха. Она уже начала подсыхать, и оказалось, что спинка ее покрыта мягким светло-коричневым мехом. Снова потеребив рюкзак, она осторожно спросила: - А может быть, ты... Ты так много путешествовал...

– Нет, - сказал Снусмумрик.
– Не сейчас.
– И он с раздражением подумал: "Почему они никак не могут оставить меня в покое? Неужели они не могут понять, что я все только испорчу своей болтовней, если начну об этом рассказывать? Тогда ничего не останется, я запомню только свой собственный рассказ, если попытаюсь рассказать о своих странствиях".

Надолго воцарилось молчание, снова закричала ночная птица.

Наконец малышка поднялась и едва слышно проговорила:

– Да, конечно. Тогда я пойду домой. Пока.

– Пока, - сказал Снусмумрик.
– Да, послушай-ка. Я насчет твоего имени. Тебя можно было бы назвать Ти-ти-уу. Ти-ти-уу, понимаешь, веселое и задорное начало и долгое и грустное "у" на конце.

Малышка стояла и смотрела на него не мигая, и в отблесках костра глаза ее светились, словно желтые огоньки. Она немного подумала, тихонько прошептала свое новое имя, точно пробуя его на вкус, примерилась к нему как следует и наконец, задрав мордочку к небу, провыла это свое новое, свое собственное имя, и в вое этом было столько восторга и тоски, что у Снусмумрика по спине пробежал холодок.

Затем коричневый хвостик юркнул в зарослях вереска, и все стихло.

– Эх, - вздохнул Снусмумрик и поддал ногой угли в костре. Выбив трубку, он поднялся и закричал: - Эй, вернись!
– Но лес молчал.
– Ну вот, - сказал Снусмумрик.
– Нельзя же постоянно быть приветливым и общительным. Просто-напросто не успеваешь. И ведь малышка получила свое имя...

Он снова сел и, прислушиваясь к журчанию ручья и ночной тишине, стал дожидаться своей мелодии. Но она не появлялась. И тогда он понял, что она улетела уже слишком далеко и ему ее, наверное, никогда не догнать. У него в ушах звенел лишь восторженный и робкий голосок этой малявки, которая все говорила, говорила и говорила...

– Ей бы сидеть дома со своей мамой, - проворчал Снусмумрик и улегся на еловые ветки. Через минуту он приподнялся и снова закричал, глядя в сторону леса. Он долго вслушивался в ночную тишину, потом надвинул на глаза шляпу и приготовился спать.

На следующее утро Снусмумрик отправился дальше. Он чувствовал усталость и был не в духе; не глядя по сторонам, он держал путь на север, и в голову ему не приходило ничего даже отдаленно напоминающего мелодию.

Снусмумрик не мог думать ни о чем другом, кроме этой малышки. Он помнил каждое ее слово, помнил все, что говорил сам, раз за разом перебирал в памяти все подробности их встречи, он все шел и шел и присел отдохнуть, лишь почувствовав полное изнеможение.

"Что это со мной?
– вконец сбитый с толку, раздраженно думал Снусмумрик.
– Такого со мной еще никогда не бывало. Наверное, я заболел".

Он поднялся и побрел дальше, и все началось сначала, он снова начал вспоминать все, что говорила малышка, и все, что он ей отвечал.

Наконец он не выдержал. Где-то во второй половине дня Снусмумрик решительно повернулся и пошел обратно.

Через несколько минут он почувствовал себя лучше. Он шел все быстрее и быстрее, бежал, спотыкался. В ушах его звучали обрывки песен, но ему было не до них. Ближе к вечеру, снова оказавшись в березовой роще, он принялся звать малышку.

– Ти-ти-уу!
– кричал он.
– Ти-ти-уу!

И ночные птицы отвечали ему: ти-у-у, ти-у-у. Но малышка не отзывалась.

Снусмумрик исходил все вокруг вдоль и поперек, он искал ее и звал, пока не стемнело. Над полянкой появился молодой месяц. Снусмумрик посмотрел на него и подумал: "Загадаю-ка я желание, ведь это же молодой месяц".

И он чуть было не загадал то же, что обычно загадывал; новую песню или, как иногда бывало, новые приключения. Но он вдруг передумал и сказал:

– Хочу увидеть Ти-ти-уу.