Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)

Закончила белка Рыжее Ушко рассказывать свою третью сказку, и тихо стало у кургана, даже Мышонок не плясал на пенечке. Только медведица Авдотья колыхнулась в заднем ряду и спросила у соседки:

— Что она сказала, Матренушка?

— Она говорит, что ее сын — молодец.

И-и, нам, матерям, часто так кажется: молодцы наши дети, а присмотришься получше и видишь — они не молодцы, а хитрецы. Вон Ивашка у меня и ленивый и озорник, а ведь тоже когда-то казалось мне что он у меня молодец. Ивашка даже икнул под березой от неожиданности. Он тоже решил попытать счастья. Решил он понравиться Дубоносу. Понравится Ивашка ему — и пирог с тыквой будет его. Дубонос настоит. У него вон какой вид умный. И Ивашка сочинил про Дубоноса сказку и рассказывал ее самому себе шепотом:

«Говорила Вишенка Дубоносу:

— Уж и упрятала я свое семечко глубоко-глубоко : в самую косточку А мы ее сейчас — хруп! — и достанем, — сказал Дубонос и раскусил косточку.

Скорлупку выкинул, а зернышко съел.

— Что ты наделал, — воскликнула Вишенка и всплеснула листочками. — Ты же съел целое деревце.

— Что ты говоришь? удивился Дубонос. — А я и не заметил.

И — хруп! — раскусил еще. одну косточку. Скорлупку выкинул, а зернышко съел. И еще хрупнул. Сидел и хрупал: хруп да хруп! Пока не наелся. Наелся и полетел домой.

Глядела ему вслед Вишенка и покачивала ветвями:

— Надо же! Съел целый вишневый сад и— ничего. Вот это живот!»

Думал Ивашка: расскажет он свою сказку, посмеется Дубонос и присудит ему пирог с тыквой. Но услышал, что сказала мать, и икнул от неожиданности. Теперь ему пирога не видать. Эх, подвела его мать глухотой своей, очень подвела. Пропала сказка. Зря придумывал, голову ломал.

ДОХИХИКАЛСЯ ЗАЯЦ

Дятел, Голубь и Дубонос, сдвинув головы, решали: дать белке за сказки пирог

или нет. Голубь с Дятлом, те сразу заспорили. Дубонос сидел молча, ждал: договорятся Голубь с Дятлом, присоединится он к ним, и опять у них решение будет принято единогласно. И когда договорились они, объявил Дубонос серьезно и умно:

— Посоветовались мы и решили: хоть сказки у белки и интересные, пирога ей не давать, потому что рассказывала она о своем сыне, а еще не известно, каким он у нее вырастет.

— Верно! — привскочил медведь Михайло. — Надо еще посмотреть, каким у нее сын будет. И вообще пусть она своему сыну сказки свои рассказывает, они ему на пользу пойдут, а мы и не такое слышали.

Пока выступала белка Рыжее Ушко, медведь Михайло успел прийти в себя после неожиданного провала и теперь радовался втайне, что и белке не дали пирога.

Медведь Лаврентий оглянулся на него, покачал головой:

— Михайло, Михайло...

Вокруг заулыбались, а медведь Тяжелая Лапа подумал: «Ох, невыгодное у меня соседство. Над Михайлой смеются, а на меня смотрят».

На горькой осине горько вздохнула Сорока. Бурундучок на сосне сутулился, глядел на всех жестко и скучно. Медведь Спиридон позвонил в колокольчик:

— Ну, кто еще хочет попытать счастья?

Барсук Филька поднялся.

— Можно мне попробовать?

И положил на бревнышко узелок с ужином. Встряхнулся, пригладил волосы на голове и пошел было, но с половины пути вернулся. Поглядел Лисе прямо в глаза. Сказал:

— Не-ет. Взял узелок с ужином, протянул медведю Лаврентию:

— Пусть он возле тебя полежит, пока я говорить буду.

Лиса обиделась:

— П-подумаешьИ пересела к Еноту.

Филька взобрался на макушку кургана. Помахал лапой:

— Тише, я говорить начинаю. Сперва я расскажу вам, как Енот сыновей учил, а после еще кое о чем.

И начал рассказывать:

«Было у Енота два сына. Один умный, а другой — дурак дураком. Енот и днем с глупым возится. И ночью все его чему-нибудь учит, на умного и внимания не обращает.

— У него, — говорит, — ум острый, сам до всего дойдет. А глупого я подвострю, натаскаю, и будет у меня в семье два умных сына.

И вот учит, вот учит глупого сына. Подойдет к нему умный сын, просит:

— Поучи и меня чему-нибудь. Отмахнется от него Енот.

— Некогда мне. Не видишь разве, что я с твоим глупым братом занят. Ты у меня смекалистый, сам до всего дойти можешь.

Бьется Енот с глупым сыном день. Бьется с ним ночь. А тот ничего не понимает. Учит его, учит Енот и все без толку. Показывать начнет:

— Делай вот так.

Подойдет умный сын, просит:

— Покажи и мне, отец, как надо делать.

Отмахнется от него Енот:

— Не мешай, некогда мне. Ты умный, ты сам до всего дойдешь. Мне твоего брата нужно на ум натаскивать.

Но сколько Енот ни бился с ним, так ничему и не выучил его, время только зря потерял.

И умный сын его неучем вырос.

Один у Енота сын глупым был, а выросли — оба никуда не годятся.

Этими словами закончил Филька свою сказку, и все повернулись к Еноту — что скажет он. Еноту ничего не надо бы говорить. А он вскочил. Лапами замахал. Затараторил:

— Братцы, не обо мне эта сказка. У меня сыновья умные. Это, наверное, о брате моем Филька рассказывал. У брата моего в самом деле сыновья немного того... Не такие, как у других.

Помолчал.

Добавил с грустью:

— Ну а если говорить честно, то даже когда не у тебя, а только у брата твоего неучи растут, все равно плохо.

У Маняшина кургана грохнул смех. На березовой ветке, забыв о Мышонке, покачивался и хохотал Филин:

— О-хо-хо-хоА Филька закончил одну сказку и тут же начал другую, чувствовал он себя плохо и долго стоять на кургане не собирался:

— Расскажу я вам, братцы, про сына медведицы Авдотьи медвежонка Ивашку.

И стал рассказывать:

«Охота была Ивашке рыбки поесть, да не было у него охоты в речку лезть. Идет он по берегу, смотрит — забрел по колено в воду медвежонок Илька и ловит рыбу. Много уж наловил, целую горку.

Обрадовался Ивашка, и к нему:

— Поделимся, Иля, по-братски. Ту рыбку, что на берегу лежит, я возьму, а ту, что еще в речке плавает, ты бери. Тебе, правда, больше досталось, да ладно, я не жадный. Пусть так будет.