Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
– А что читаешь?
Она повернула ко мне растрепанную обложку. Это была книжка английской писательницы Энид Блайтон «Великолепная пятерка на острове сокровищ». Я ее читал. А Серёжка, видимо, нет.
– Интересно? – спросил он.
– Да… Только я ее уже третий раз читаю, потому что других нету… Я ее на три бутылки из-под пива у одного пацана выменяла…
– У этой книжки есть продолжение, – сказал я. – Даже два. Хочешь, мы принесем?
– Правда? – У девочки подскочили светлые бровки, глаза под мохнатыми ресницами заискрились. Они были теперь как янтарные бусины.
Я оживился:
–
– Само собой. Все равно ведь пойдем гулять.
Счастье опять накрыло меня, как пушистым одеялом. Оттого, что Серёжка так меня понимает и что завтра снова мы будем вместе. А девочка смотрела и обрадовано, и с недоверием.
– Завтра в это же время, – подвел итог Серёжка. – Жди на этом самом месте.
– Я весь день… буду ждать…
– Ну, пока… – И Серёжка лихо развернул мое кресло. И покатил. Я даже не успел ничего сказать. Только метров через двадцать упрекнул его:
– Ну ты рванул с места. Даже не спросили, как ее зовут.
– Ох, верно… Подожди! – Он оставил меня и застучал по доскам кроссовками. Я, вывернув шею, смотрел из-за спинки, как он подбегает к девочке. Подбежал, постоял рядом несколько секунд и опять примчался ко мне.
– Ее зовут… Странное какое-то имя. Вроде как Сойка…
– Может быть, Зойка?
– Может быть… Но Сойка лучше. Есть такая лесная птица.
И я согласился, что Сойка лучше…
Квартала два мы двигались обратно по улице Кровельщиков, и я думал, что Серёжка везет меня домой. Вон уже сколько времени гуляем, умаялся он со мной на пустырях и в буераках. Но Серёжка свернул в тесный проулок. Вернее, в проход, где только заборы по сторонам да репейники, да травянистая дорожка. Спицы зашуршали в мелкой ромашке и клевере. Проход был извилистый.
– Ромка, мы ведь тут еще не были! Посмотрим, что там!
– Посмотрим…
– Ты еще не торопишься домой?
Я бы не торопился, но… была причина, по которой очень хотелось оказаться дома. Потому что лишь там я умел самостоятельно управляться со всякими своими делами. И в ванне, и… ну сами понимаете. А здесь-то как? У меня уши сделались горячими.
Но Серёжка – он молодец, он сразу все понял.
– Кого ты стесняешься-то! Кругом пусто, а мы свои люди. Ну-ка, давай… – Он взял меня под мышки, прижал к себе спиной и подтащил к забору. И держал так среди зарослей в стоячем положении сколько потребовалось.
Он был одного роста со мной (если можно обо мне говорить «рост») и, видимо, одного веса, но управлялся со мной ловко и легко, словно всю жизнь ухаживал за инвалидами. И я снова сделался счастливым – и оттого, что Серёжка сказал «мы свои люди», и оттого, что не надо спешить домой.
Проход среди заборов кончился. Мы оказались на берегу небольшого болота. На другом конце его темнел заброшенный сад, по сторонам виднелись кирпичные развалины и сараи. А над осокой и метелками тростника дрожал, как стеклянный занавес, нагретый воздух. И тихо-тихо было, до комариного звона.
– Это же Мельничное болото! – обрадовался Серёжка. – Бывший пруд! Вон там развалины мельницы!
– Откуда ты знаешь? Ты говорил, что не бывал здесь…
– Бывал, я вспомнил! Только я с той стороны сюда подходил, через сад,
поэтому сразу сейчас не разобрался… Я знаешь как это место узнал? Вон по тому коллектору!– По чему?
– Ну, смотри! Видишь, труба в деревянном кожухе?
Я глянул налево. С нашего берега тянулось через болото что-то вроде мостика. Представьте себе собачью конуру с двускатной крышей, вытянутую в сотни раз. Такой вот бесконечный обшитый досками домик уходил к другому берегу.
– Там внутри труба теплоцентрали, с горячей водой, – объяснил Серёжка.
– А обшивка зачем? Чтобы лягушки не обожглись?
– Не только лягушки, вообще всякая живность, – засмеялся Серёжка. – Тут ее много… Ромка, давай по этой штуке на ту сторону, а?
– Ох… ну, давай…
Страшновато было, но обидеть Серёжку недоверием я не мог.
Серёжка вкатил меня на крышу коллектора. Коротенькие поперечные доски лежали внакладку друг на дружке, тугие шины прыгали по ним – по самым краям этой двускатной кровли. И внутри у меня что-то прыгало. Я вцепился в подлокотники.
– С-смот-ри н-не б-бульк-ни ме-ня… – Это я вроде бы шутя проговорил сквозь тряску.
– Ну, подумаешь! Если булькну, вытащу и отмою!
– А ес-ли з-десь глуб-бо-ко?
– Чуки помогут.
– К-кто?!
– Чуки! Живут здесь такие существа. Болотные. Похожи на пеньки с кудлатой шерстью. Они добрые… А еще есть шкыдлы. Вроде громадных водяных крыс или маленьких кенгуру. У них вместо передних лап ручки, как у мартышек. Ух, зловредные эти шкыдлы и хитрые! Чуки с ними всю жизнь воюют…
Я даже про тряску забыл, слушая эту фантастику. Мельничное болото сразу показалось мне волшебным местом. Именно в таком заросшем пруду Тортилла подарила Буратино золотой ключик. А на мельнице водятся всякие духи… А мохнатые чуки по ночам собираются на берегу у костра и обсуждают, как защититься от поганых шкыдл. И плавают над болотом блуждающие огоньки…
Пока я все это представлял, тряска кончилась. Потому что кончился коллектор. От него шел по берегу щелястый дощатый тротуар. Он терялся в близком саду. Но мы не поехали туда, Серёжка повернул кресло в сторону:
– Смотри, как здесь здорово!
Вот удивительно! Вдоль осоки тянулась по берегу широкая полоса чистого белого песка! Если бы не у болота, а у озера или речки, здесь получился бы отличный пляж!
– Ура! Остановка «Курорт»! – Я свалился с кресла и растянулся на теплом, не тронутом ни единым человечьим следом песке. Стянул футболку. Солнце уперлось мне в спину горячими лучами. И ноги теперь сзади загорят, буду совсем как нормальный пацан…
Серёжка плюхнулся рядом.
– Намучился ты со мной, – благодарно сказал я.
– Нисколечко! Я… наоборот…
От этого «наоборот» в который уже раз налился я счастьем по самую макушку. Помолчал, поковырял песок.
– Серёжка, значит, ты и раньше бывал здесь?
– Однажды…
– А с чего у тебя это началось? Ну, желание гулять по городу?
– У нас во дворе неинтересно, ребят совсем нет. Раньше были, а потом разъехались из коммуналок по новым кварталам, я один остался… Это ничего, что мы с тобой далеко друг от друга живем. Это даже интересно – ехать через полгорода. Я люблю путешествовать.