Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
Нам торопливо, заботливо так, уступали дорогу. У мостика через ручей с водопадом подбежали два маленьких кадета в белых мундирчиках с золотыми шнурами, в высоких фуражках.
– Позвольте вам помочь!
Серёжка позвонил. Он был молчалив. Я ни о чем его не спрашивал: понимал, что назревает какое-то новое событие. Доброе?! Или наоборот?..
На улице Веселых Маляров тесно стояли трехэтажные дома. Балконы почти смыкались над головами. Твердые колеса запрыгали по булыжной мостовой. Среди булыжников рос редкий овес.
Мы остановились у
– Вот здесь он живет, – с ненастоящей бодростью сообщил Серёжка. – Ты подожди, я сначала один…
– Может, не надо?
– Теперь уже никуда не деться! – Он шагнул к ступеням, уцепился за кованый карниз навеса, поболтал ногами: смотри, мол, я ничуть не боюсь. Оттянул на себя тяжелую дверь с кольцом и скрылся за ней, не оглянувшись.
Не было Серёжки минут пять. Я тревожился, но тревога была не сильная, глухая, напополам с печалью. Не знаю почему. Прохожих поблизости я не видел, пусто кругом. День уже совсем угасал, только на гребнях крыш светились еще пятнышки солнца.
Серёжка появился на крыльце. Медленно сошел ко мне. И я впервые увидел его вот таким – потерянным, со слезинками на ресницах. Он рукавом мазнул по глазам.
– Старый хрыч… Даже слушать не захотел. «Молодой человек, потрудитесь покинуть мой дом, нам не о чем говорить…» Я стою, пытаюсь объяснить, а он уши зажал и головой мотает…
– За что он тебя так?!
– А вот так… Вообще-то за дело. За то, что я оказался трусом…
– Трусом? Ты?! – Я вмиг возненавидел неизвестного Старика.
Серёжка сказал, глядя мимо меня:
– Да… Ты ведь не знаешь…
Но я и знать ничего не хотел! Мой Серёжка никогда не был трусом и быть не мог!
– Этот твой Старик просто выжил из ума!
– В том-то и дело, что нет. Он все на свете знает и понимает. Поэтому всегда прав…
– Прав?! А почему тогда не стал слушать?.. Ну, пусть он злится на тебя. Но ты же хотел просить не за себя, за другого!
Серёжка вздрогнул. Встряхнулся
– Правда! Я же не за себя… Я просто не сумел ему сказать!.. Я сейчас!.. Я сейчас!.. – И он бросился к ступеням опять.
– Серёжка, не надо!
Но он уже исчез.
Теперь я ждал его долго. Отблески солнца на крышах исчезли, небо по-вечернему засинело, поползли по теплой улице сумерки. Зажглось одно окошко, другое…
Ну где же Серёжка-то?
А может, Старик что-то сделал с ним? Колдун ведь!
Мне захотелось сжать себя, зажмуриться и… проснуться. Но тут же я понял – не смогу. Ведь это значило бы бросить Серёжку. Ну и что же, что во сне! Все равно…
Оставалось одно: на руках забраться на крыльцо, пролезть внутрь. Разыскать в этой колдовской башне Старика и Серёжку. И будь что будет!
Я взялся за твердые шины. Кресло послушно катнулось вперед. Еще… Но левое колесо уперлось в торчащий булыжник. Я толкнул изо всех сил. Рука сорвалась, а кресло поехало вниз по улице. Сразу набрало
скорость. Я не успел опять схватиться за шины, и теперь колеса вертелись так, что вмиг поотрывали бы мне пальцы. Меня трясло на камнях, и несколько раз я чуть не вывалился! И ни одного человека навстречу, хоть надорвись в крике.Я сжал зубы.
Улица расступилась, меня вынесло на Туманный луг. Здесь была ночь, светились застывшие облачные смерчи. Кресло мчалось уже без тряски, как по лучшему асфальту. Но «асфальта» видно не было – колеса по ступицу в тумане. И вдруг туман кончился. И твердь кончилась! Я увидел черную глубину и ухнул в провал.
Я часто падал во сне, и каждый раз было страшно. Однако такого жуткого падения еще не испытывал. Вниз, вниз, вниз! Со скоростью снаряда! И даже не крикнешь – стиснуло как железом… Кресло отлетело и кувыркалось в стороне…
Скорее проснуться! Ну, скорее же!
Нет, не могу… Сейчас грянусь так, что меня не соберут ни во сне, ни наяву…
Я все же выдавил хриплое:
– А-а-а…
И луну заслонила крылатая тень. Самолет! Серёжка! Он догонял меня в крутом пике…
Круглый зев открытой кабины оказался рядом, меня зацепило бортом, перевернуло. И я даже не помню, как очутился в пилотском кресле. Сами собой защелкнулись на груди ремни.
– Серёжка! Выходи из пике!
– Не могу! Инерция. Возьми ручку… на себя…
Я вцепился в резиновую рукоять, потянул ее на грудь.
Изо всех сил! Но меня вместе с Серёжкой-самолетом крутнуло, увлекло в обморочную спираль.
– Серёжка, штопор!
– Жми правую педаль!
– Я же не могу!
– Жми, я сказал!
– Но я же…
– Жми!! Разобьемся!..
– Не могу!
– Можешь!! Иначе Конец!..
Я заплакал, потому что понял – и правда конец. Настоящий! За что? Я не хочу!.. И надавил педаль. Как в старых снах про свойсамолет.
Самолет-Серёжка сделал еще два витка и вышел из штопора. Я надавил левую педаль, потом ослабил обе. И опять потянул к себе ручку. И ощутил, как меня вжимает в пилотское кресло: самолет по дуге переходил в горизонталь.
И вот мы уже ровно летим над каким-то полем. Я вижу, как серебрится трава. Совсем близко.
– Садись, – измученно говорит Серёжка.
– Без огней? Ничего же не разглядеть, грохнемся…
– Не грохнемся, садись.
И я сажаю самолет среди высокой травы.
Тихо вокруг, только в ушах звенит. И ноги болят от напряжения. Понимаете, они болят!
Мокрая трава
Я долго сидел, прижавшись в спинке, и молчал. Серёжка наконец сказал через динамик!
– Приехали. Выбирайся.
Я расстегнул ремни. Толкнул легкую дверцу. И стало страшно: вот попробую шевельнуть ногами, а они… опять мертвые.
– Выбирайся, Рома, – повторил Серёжка. И ласково, и строго. – Теперь ты можешь.