Сказки народов мира

– Дедушка, а мне можно аистом обернуться? – спросил Силян.

– Отчего ж нельзя, – ответил старик.

– Так покажи мне скорей, где заветные ручьи, – молит Силян. – Сделаюсь аистом, полечу на лёгких крыльях в родную сторону.

– Нет, Силян, – старик отвечает, – там, в Болгарии, сейчас зима, а мы, аисты, птицы зябкие. Одному тебе не долететь. Не наезжены в море дороги, да и в небе путь не проложен. Придёт пора, всей стаей снимемся, и ты с нами.

Остался Силян жить в аистином селе. Кому что в хозяйстве помочь – он первый. Сено копнил, хлеб убирал. Будто подменили Силяна, совсем другой человек, сам себя не узнаёт.

Так и шло время – днём в работе, ночью в тоске.

Вдруг забеспокоились люди-аисты. В небо глядят, глаза у всех тревожные, любое дело из рук у них валится. А в одно утро, на ранней заре, крик раздался:

– Пора в дорогу! Пора!

У Силяна взыграло радостью сердце, и тотчас же его словно ледяной рукой сдавило. Бросился он к старому деду, со слезами заговорил:

– Скажи, дед, что мне делать? Как в аиста превратиться – ты меня научил, а как человеком в родном селе остаться – не ведаю. Не присоветуешь ли какого средства?

– А ты вот что, Силян, – отвечает дед, – возьми кувшинчик, набери в него воды из человечьего ручья да повесь на шею. Прилетишь домой, сбрызнешься той водой, сам собой станешь. На тебе ведь нет заклятья на веки веков нерушимого.

Три дня и три ночи летели аисты над морем. Силян-аист еле крыльями машет, ниже всех летит. Совсем из сил выбился, вот-вот отстанет. Да тут как раз твёрдая земля показалась. Отдохнули аисты на крутом берегу, дальше полетели.

А как завиднелось вдали родное село – откуда только силы взялись! – вырвался Силян-аист вперёд, всё от радости позабыл, ринулся стремглав к отчему двору. Да не уберёгся: глиняный его кувшинчик ударился о камень и разбился. Вся человечья вода в землю впиталась. Заплакал бы Силян, да аисты плакать не умеют. Взмахнул бедняга усталыми крыльями, поднялся на крышу родимого дома, а там в гнезде уже сидит старый аист, тот, что на острове самым старым дедом был.

Застучал аист клювом, как солдат палочками по барабану. Силян всё понял.

– Моё это гнездо, спокон веку тут селюсь. А ты, Силян, вон на сарае пристройся. Твой отец Божин и туда колесо от разбитой телеги приладил.

Свил себе гнездо на том колесе Силян-аист, стал в нём на длинных ногах, во двор смотрит. Видит – мать корову доит, молодая жена Неда овец в хлев загоняет, сестра Босилка разжигает в очаге огонь – ужин готовит. А сыночек Велка между всеми вертится, светлая его головёнка то тут, то там мелькает.

Захотелось Силяну сына получше разглядеть, слетел он с гнезда во двор. А Велка его за хвост схватил, весело закричал:

– Смотрите, смотрите, я аиста поймал! Посажу его на верёвку, буду с ним играть, за собой водить.

Тут как раз отец Силяна, Божин, с поля вернулся. Услышал, что Велка кричит, и сказал:

– Отпусти аиста, внучек. Аист птица добрая, никому зла не делает.

Велка послушался деда.

Стал Силян-аист жить и при доме и не дома, со своими и не свой.

Вот раз пошёл Божин поле пахать и внучка с собой взял, волов погонять, приучать к работе. Снялся Силян-аист с крыши и за ними полетел. Опустился поближе к сынишке, ходит по борозде.

Велка увидел, закричал:

– Дедушка, дедушка, это наш аист! Я признал его.

– Пусть себе ходит, внучек. Он нам не помеха.

Начали пахать. Велка не столько волов погоняет, сколько на аиста оглядывается, волов с ровного шага сбивает, борозда криво идёт. Дед рассердился, хотел аиста отогнать, швырнул в его сторону комом земли, да на беду попал, ногу ему перешиб.

Аист улетел в гнездо, больную ногу поджал, скрипит клювом от боли.

Вечером собралась семья во дворе у летнего очага за ужином. Велка говорит матери:

– Мама, нынче наш аист прилетел на пашню, а дедушка ему комом земли ногу перешиб.

Дед сказал:

– Да, неладно вышло. А всё Велка виноват. Зачем на птицу оглядывался, про волов забыл. Я на мальчишку рассердился, хотел аиста отогнать.

Тут Велка опять голос подал:

– На меня рассердился, меня бы и бил!..

Силян-аист с крыши всё видит, слышит. И горько ему и радостно, даже нога меньше болеть стала.

Как-то раз сестра Босилка сидела под явором [1] и низала монисто [2] из мелких монет. Вдруг растворились ворота, во двор въехали сваты с женихом. Поднялся весёлый переполох. Босилка в хату убежала, за печь спряталась. Судились-рядились сваты с отцом-матерью. Наконец поладили.

1

Явор – белый клён.

2

Монисто – нашейное женское украшение из монет, традиционно надевается на свадьбу.

Заиграли тут волынщики, собрался народ, хоровод-коло [3] завели. Сватов да жениха мёдом угощают. Босилка из-под длинных ресниц украдкой на жениха посматривает – видно, по нраву он ей пришёлся. Про своё монисто она и думать забыла, лежит оно брошенное под явором. Силян-аист тихонько клювом его с земли подобрал и в гнездо унёс.

Вдруг слышит, в амбаре жена его Неда плачет-приговаривает:

– В доме веселье, а у нас с тобой, сыночек мой Велка, на сердце горе. Словно две травинки мы при дороге – я без мужа, ты без отца.

3

Хоровод-коло – южнославянский народный танец-хоровод.

Слышит Силян, как Велка матери отвечает:

– Не убивайся так, мама, может, ещё вернётся отец.

– Ох, не вернуться ему! Говорили люди, передавали, что отправился он на корабле за море, а корабль тот разбило в щепки.

Крикнуть бы Силяну с крыши: «Жив я, жив!» – да нет у аиста голоса.

Идёт время. Уже хлеб убрали. Дни ещё тёплые, а ночи прохладные. Поджила у аиста перебитая нога, только чуть прихрамывает.

Сестра Босилка к свадьбе готовится, праздничные наряды шьёт. Жена Неда чёрными нитками вдовью рубашку себе вышивает. Раз откатился клубок ниток в сторонку, Неда не приметила. Силян-аист и его в гнездо унёс.

Весёлой свадьбы не дождался Силян. Пришла осень, а с ней пришла пора улетать аистам в тёплый край. Сбилась стая на речном берегу, снялась и полетела к острову. А Силян что? Что же Силян – сердце его в родном доме осталось, а сам полетел вслед за стаей на аистиный остров, где всегда тепло.

Живёт Силян на острове, всем людям-аистам помощник, в любом деле первый работник. А сам деньки считает. До того часа, как всё селение опять в аистиный ручей окунулось, насчитал Силян побольше, чем четверть года, поменьше, чем полгода.

На этот раз кувшинчик человечьей водой полнее налил, покрепче на шею его привязал. А как спускался на родной двор, еле крыльями махал, осторожней осторожного на землю садился. За амбар зашёл, человечьей водой обрызгался, снова Силяном стал.

Рыжая собака Лиска увидела его, залаяла.

Силян ей говорит:

– Что же ты, Лисанька, хозяина не признала?!

Родные услышали его голос, выбежали, бросились обнимать. Плачут и смеются. А Велка прыгает вокруг, звонким голосом кричит: