Сказки о технике
Шрифт:
– Как же не бывало! Косой Дождь с огневой Молнией в одной туче живут и друг на дружку не жалуются.
– Это всё так, – молвил Густой Туман, – только по себе знаю: где Огонь, где тепло, там я редеть начинаю.
– И я от тепла высыхаю, – пожаловалась Роса. – Боюсь, как бы Огонь мою сестру Воду не высушил.
Тут Иван твёрдо сказал:
– Я такой терем построил, что они будут в нём жить да радоваться. На то я и мастеровой человек.
Поверили. Свадьбу стали играть.
Пошла плясать Молния с Косым Дождём. Закурился Вулкан, засверкал ярким пламенем, в ясных глазах Росы огневыми бликами заиграл. Густой Туман набражничался, на покой в овраг уполз.
Отгуляли
Много ли, мало ли прошло времени, только родила мать-Вода сына богатыря.
Хорошим сын богатырём вырос. Горяч, как родимый батюшка Огонь. А облик дядин – густ и белёс, как Туман. Важен и влажен, как родимая матушка Вода. Силён, как Вулкан, как тётушка Молния.
Вся родня в нём своего кровного узнаёт. Даже Дождь с Росой в нём себя видят, когда тот стынет и капельками на землю оседает.
Хорошее имя дали сыну-богатырю: Пар.
На телегу сядет Пар-богатырь – телега его силой покатится да ещё сто других телег поездом повезёт.
На корабль ступит Пар-чудодей – убирай паруса. Без ветра корабль катится, волну рассекает, паровой голос подаёт, корабельщиков своим теплом греет.
На завод пожалует – колёса завертит. Где сто человек работали – одного хватает. Муку мелет, хлеб молотит, ситец ткёт, людей и кладь возит – народу помогает, мать, отца радует.
И по наши дни живут Огонь с Водой в одном железном котле-тереме. Ни она его не гасит, ни он её высушить не может.
Счастливо живут. Нес-кончаемо. Широко.
Год от году растёт сила их сына-богарыря, и слава о русском мастеровом человеке не меркнет. Весь свет теперь знает, что он холодную Воду за жаркий Огонь выйти замуж заставил, а их сына-богатыря нам, внукам-правнукам, на службу поставил.
Как Самовар запрягли
Про одно и то же разные люди по-разному сказки сказывают. Вот что я от бабушки слышал. У мастера Фоки, на все руки доки, сын был. Тоже Фокой звали. В отца Фока Фокич дошлый пошёл. Ничего мимо его глаз не ускользало. Всему дело давал. Ворону и ту перед дождём каркать выучил – погоду предсказывать.
Сидит как-то Фока Фокич – чай пьёт. А из самовара через паровик густо пар валит. Со свистом. Даже чайник на конфорке вздрагивает.
– Ишь ты, какая сила пропадает! Не худо бы тебя на работу приставить, – говорит Фока Фокич и соображает, как это сделать можно.
– Это ещё что? – запыхтел, зафыркал ленивый самовар. – С меня и того хватит, что я кипяток кипячу, чайник грею, душеньку песней веселю, на столе красуюсь.
– Оно верно, – говорит Фока Фокич. – Только песни распевать да на людях красоваться всякий может. Неплохо бы тебя, Самовар, хлеб молотить приспособить.
Как услыхал это Самовар – вскипел, кипятком плеваться начал. Того гляди, убежит. А Фока Фокич сгрёб его да на молотильный ток вынес и давай там к нему рабочее колесо с хитрым рычагом пристраивать.
Пристроил он колесо с хитрым
рычагом и ну Самовар на полный пар кипятить. Во всю головушку Самовар кипит, колесо вертит, хитрым рычагом, как рукой работает.Переметнул Фока Фокич с рабочего колеса на молотильный маховичок приводной ремень и:
– Эх, поспевай, не зевай, снопы развязывай, в молотилку суй.
Стал Самовар хлеб молотить, паровой машиной прозываться. А характер тот же остался. Сварливый. Того гляди, от злости лопнет – паром обварит.
– Вот ты как! – говорит Фока Фокич. – Погоди, я тебе работёнку получше удумаю.
Долго думать не пришлось. Захромала как-то у Фоки Фокича лошадь. А в город ехать надо. И надумал Фока Фокич Самовар запрячь.
Повалил Фока Фокич Самовар набок. Загнул ему трубу, чтоб она в небо глядела. Приладил под него крепкие колёса. Отковал хитрые рычаги-шатуны да и заставил их колёса вертеть. А чтобы Самовар со злости не лопнул, добрым железом его оковал. Потом прицепил к Самовару тарантас, а к тарантасу телегу, загрузил, чем надо, поднял пары и:
– Эх, поспевай, куда надо поворачивай. Пару поддавай!
Стал Самовар людей и поклажу возить – паровозом прозываться. А характером ещё злее стал.
– Ну ладно, – говорит Фока Фокич. – Я тебе не такую работу удумаю.
Опять долго ждать не пришлось. Лето безветренное выдалось. Паруса на кораблях, как трава в засуху, сникли. А за море ехать надо. Хлеб везти. Тут-то и надумал Фока Фокич Самовар на корабль перенести.
< image l:href="#"/>Сказано – сделано. Трубу ещё выше нарастил. Самовар в трюм поставил. Корабельные колёса смастерил, а к ним шатунные рычаги приспособил и:
– Эй, не зевай, успевай! Рулём рули – куда надо правь.
Начал самовар людей да товары за море возить – пароходом прозываться. Тут-то уж он вовсе послушным стал. Уступчивым.
Вот как оно, дело-то, было. Другие, может быть, и по-другому рассказывают. Только моя бабушка врать не будет. Сама она это всё видела и мне пересказала. А я – вам.
Чугун и Сталь
Пролилась огневой струёй из жаркой печи горячая Сталь. Засверкала золотыми звёздами, остыла дорогими слитками и зазналась. Перед серым Чугуном так стала себя выхвалять, что тот чуть не изоржавел со стыда.
– Я, – говорит Сталь, – нержавеющая, нетемнеющая, хитро сваренная! Как алмаз крепка, как змея гибка. Закалюсь – не отколюсь! Пилить, сверлить, резать – всё могу, на всё пригодна. Хочешь – булатом стану, хочешь – иглой! Мостом лягу. Рельсами побегу. Машиной заработаю. Пружиной совьюсь. А ты что, Чугун? На сковородки, на утюги только и годен. Ну да разве ещё на станины второсортные да на шестерни молотильные! Не ковок, не ловок, хрупок, как лёд. Не модный металл.
Говорит так Сталь, на весь цех себя славит. И самолётом-то она полетит, и кораблём-то поплывёт, и чем только, чем она не станет… Даже перо писчее не забыла. Часовую стрелку и ту не пропустила. Всё перебрала. Столько наговорила про себя, что в семи коробах не свезти. Но ничего лишнего не прибавила. Была в её стальном звоне правда.
Конечно, Чугуну далеко до Стали. Только об одном ей забывать не надо бы: о том, что Чугуну она родной дочерью доводится, что она ему своей жизнью обязана…