Сказки русских писателей. Том 7

обрались мыши на важный совет и стали судить, как избавиться им от врагов, от которых терпят они так много обид и горя.

— Кого избрать нам себе в покровители?

Думали, спорили, пищали, визжали и наконец решили: просить Кота.

— Он такой ласковый, такой обходительный.

— И как умен!

— А уж как благочестив! Не то что собака — та и лается и бросается, а этот: «Мяу!» — и к себе на печь.

А Кот, пообедав, лежал на солнышке и сладко дремал. Вдруг чует — мышиным духом запахло, а подняться лень. Приоткрыл немного один глаз и видит: тянутся к нему мыши целой толпой и на ходу кланяются ему и просят:

— Кот-батюшка! Выслушай нас. Будь нашим покровителем! Не откажись!

Приподнялся Кот, сел на задние ноги и хвостом себя окружил. Вгляделся и спрашивает:

— А много ли вас?

— Много!

— Это хорошо, что много. Сзывайте-ка сюда всех. Я тогда погляжу и подумаю.

Глядит Кот: мышей перед ним видимо-невидимо.

— Ну что ж, — говорит, — пожалуй, я согласен. Только с условием: стар я и слаб, и трудно мне без помощников ходить — богу за вас молиться.

— Не отказывайся, Кот-благодетель! — запищали мыши.

— Ладно. Только вы должны по очереди провожать меня на монастырский двор. А то по вашим грехам придется мне туда частенько ходить.

— Согласны! Согласны! Проводим!

На том и порешили. И благочестивый Кот всем на радость принял мышей под свое покровительство.

Начал ходить Кот на монастырский двор. Ходит — не ленится. То и дело спрашивает:

— Ну-ка, чья теперь очередь меня провожать?

Проходят дни за днями, неделя за неделей; Кот становится все усердней. Стали замечать мыши, что от усердия Кот начинает жиреть, а мышей остается все меньше да меньше.

— Вот что, братцы, — сказала одна мышь, — завтра моя очередь провожать Кота. Я пойду с ним, а вы исподтишка последите за нами. Тут что-то неладно!

Пошла мышь с Котом к монастырскому двору, а другие мыши издали стали подглядывать. Идет Кот, а сам оборачивается и говорит:

— Что это нынче везде мышиным духом как пахнет?

— А это наши поутру здесь взапуски бегали, — отвечает мышь. — Какой ты, батюшка наш, чувствительный!

— Я свое дело понимаю! — говорит Кот и потягивается. — Ну, а теперь, Мышка, хорошо бы позавтракать. Покорми-ка меня!

— Да я с собой ничего не взяла.

— А под шубой-то у тебя что?

— Под шубой-то я сама.

— Ну, вот мне пока и довольно!

Бросился на нее Кот и съел.

Увидели это мыши и поняли, какой у них покровитель. Разбежались все по норам и стали с той поры пуще всех врагов Кота опасаться.

Дорого обошелся мышам Кот-благодетель!

Алексей Николаевич Толстой

[14]

Сорочьи сказки

[15]

Сорока

а калиновым мостом, на малиновом кусту калачи медовые росли да пряники с начинкой. Каждое утро прилетала сорокабелобока и ела пряники.

14

А. Н. Толстой (1882–1945).

15

Первые опыты писателя в прозе. Многие из сказок публиковались в 1909 году в разных периодических изданиях и альманахах — преимущественно в детском журнале «Тропинка». Отдельным изданием сказки вышли в 1910 году.

Покушает, почистит носок и улетит детей пряниками кормить.

Раз спрашивает сороку синичка-птичка:

— Откуда, тетенька, ты пряники с начинкой таскаешь? Моим детям тоже бы их поесть охота. Укажи мне это доброе место.

— А у черта на кулижках, — отвечала сорокабелобока, обманула синичку.

— Неправду ты говоришь, тетенька, — пискнула синичка-птичка, — у черта на кулижках одни сосновые шишки валяются, да и те пустые. Скажи — все равно выслежу.

Испугалась сорока-белобока, пожадничала. Полетела к малиновому кусту и съела и калачи медовые, и пряники с начинкой, все дочиста.

И заболел у сороки живот. Насилу домой доплелась. Сорочат растолкала, легла и охает…

— Что с тобой, тетенька? — спрашивает синичка-птичка. — Или болит чего?

— Трудилась я, — охает сорока, — истомилась, кости болят.

— Ну, то-то, я думала другое что, от другого чего я средство знаю: трава Сандрит, от всех болестей целит.

— А где Сандрит-трава растет? — взмолилась сорока-белобока.

— А у черта на кулижках, — отвечала синичка-птичка, крылышками детей закрыла и заснула.

«У черта на кулижке одни сосновые шишки, — подумала сорока, — да и те пустые», — и затосковала: очень живот болел у белобокой.

И с боли да тоски на животе сорочьем перья все повылезли, и стала сорока — голобока.

От жадности.

Мышка

о чистому снегу бежит мышка, за мышкой дорожка, где в снегу лапки ступали.

Мышка ничего не думает, потому что в голове у нее мозгу — меньше горошины.

Увидала мышка на снегу сосновую шишку, ухватила зубом, скребет и все черным глазом поглядывает — нет ли хоря.

А злой хорь по мышиным следам ползет, красным хвостом снег метет.

Рот разинул — вот-вот на мышь кинется…

Вдруг мышка царапнула нос о шишку, да с перепугу — нырь в снег, только хвостом вильнула. И нет ее.

Хорь даже зубами скрипнул — вот досада. И побрел, побрел хорь по белому снегу. Злющий, голодный — лучше не попадайся.

А мышка так ничего и не подумала об этом случае, потому что в голове мышиной мозгу меньше горошины. Так-то.

Козел

поле — тын, под тыном — собачья голова, в голове толстый жук сидит с одним рогом посреди лба.

Шел мимо козел, увидал тын, — разбежался да как хватит в тын головой, — тын закряхтел, рог у козла отлетел.