Сказки века джаза (сборник)
Шрифт:
– Ну да… – печальным тоном праведника произнес Ноулетон. – Если бы она и правда меня любила, все это вряд ли бы на нее сильно подействовало… Не за родителей же моих она замуж собралась!
Эпплтон рассмеялся:
– А мне показалось, что мы приложили все усилия, чтобы ей стало ясно, что дело обстоит именно так!
– Ах, да замолчи ты! – с грустью воскликнул Ноулетон.
Майра заметила, как Эпплтон подмигнул Келли.
– Именно так! – сказал он. – Она же ясно показала, что ей нужны твои деньги! И в таком случае нет никаких причин не доводить дело до конца. Смотри сам! Либо ты окончательно убеждаешься, что она тебя не любит, избавляешься от нее и остаешься свободным как ветер;
– Ты прав, – печально согласился Ноулетон. – Наверное, ты прав… Но, ах! Как же она тогда на меня посмотрела! Она, наверное, сейчас лежит, не в силах уснуть, и слушает, как там плачет китайчонок…
Эпплтон встал и зевнул.
– Что ж… – начал он.
Но дальше слушать Майра не стала. Подобрав полы своего шелкового халата, в ярости и на одном дыхании она молнией пронеслась по мягкому ковру коридора в свою комнату.
– Боже мой! – воскликнула она, сжав в темноте кулаки. – О, боже мой!
Незадолго до рассвета Майра погрузилась в беспокойный сон, который, как ей показалось, продолжался бесконечно. Проснулась она около семи; апатично полежала на кровати, свесив вниз руку, на которой проступили голубые линии вен. Она, протанцевавшая до рассвета не на одном балу, сейчас чувствовала себя очень усталой!
За дверью пробили часы; она нервно вздрогнула, и что-то внутри нее словно оборвалось, – она перевернулась в постели и навзрыд разревелась в подушку; волосы темным нимбом разметались вокруг ее головы. Она – Майра Харпер – попалась на такую дешевую и вульгарную уловку, устроенную тем, кого она считала застенчивым и добрым!
Ему не хватило смелости прийти и сказать ей правду, и он вышел на большую дорогу и нанял людей, чтобы ее запугать!
Между лихорадочными всхлипами она тщетно пыталась постичь, что же должно быть в голове у того, кто так коварно все это устроил? Ее гордость не позволяла ей предположить, что план был придуман Ноулетоном. Идея, скорее всего, родилась у этого коротышки актера, Эпплтона, или же у толстяка Келли, с его кошмарными пуделями. Это все было словами не описать, это было просто немыслимо! Она почувствовала острый стыд.
Но в восемь утра она вышла из комнаты, и, не зайдя позавтракать, пошла в сад, и выглядела она при этом уверенной в себе юной красавицей с холодным взором; слезы высохли, остались лишь легкие тени под глазами. Приближалась зима; твердую землю покрывал иней, серое пасмурное небо как нельзя больше соответствовало ее настроению, действуя неопределенно-успокаивающе. День подходил для раздумий, а ей как раз и нужно было поразмышлять.
Свернув за угол, она неожиданно увидела Ноулетона, сидевшего на каменной скамье в глубоком унынии; голову он уронил на руки. На нем был вчерашний костюм; было очевидно, что эту ночь он провел без сна.
Он не заметил ее, пока она не подошла совсем близко и сухая ветка не хрустнула под ее каблучком, – лишь тогда он устало вскинул голову. Она заметила, что прошедшая ночь перевернула все у него в душе вверх дном: лицо было мертвенно-бледным, глаза покраснели, опухли и выглядели смертельно усталыми. Он вскочил так, словно его вспугнули.
– Доброе утро! – спокойно произнесла Майра.
– Присаживайся! – нервно начал он. – Садись! Я хочу с тобой поговорить. Мне надо с тобой поговорить!
Майра кивнула и, сев на скамейку
рядом с ним, обхватила руками колени и прикрыла глаза.– Майра, бога ради, сжалься надо мной!
Она вопросительно на него посмотрела:
– О чем это ты?
Он издал тяжелый вздох:
– Майра, я совершил нечто ужасное – по отношению к тебе, к себе, к нам! Мне нет прощения – я совершил подлость! Наверное, я сошел сума!
– Ты хоть намекни, о чем ты говоришь?
– Майра… Майра! – Как и все тяжелые тела, его признание в силу инерции медленно набирало скорость. – Майра… Мистер Уитни – не мой отец!
– Ты хочешь сказать, что он тебя усыновил?
– Нет. Я хочу сказать… Ладлоу Уитни мой родной отец, но тот человек, которого ты знаешь, не Ладлоу Уитни!
– Знаю, – холодно ответила Майра. – Это актер Уоррен Эпплтон.
Ноулетон вскочил на ноги:
– Да как ты…
– Ах, – с легкостью солгала Майра, – я узнала его в первый же день! Видела его лет пять назад в «Грейпфруте из Швейцарии»…
Услышав это, Ноулетон совсем обессилел и вяло сел обратно на скамью:
– Ты знала?
– Конечно! А что я могла поделать? Мне просто стало интересно, что тут вообще происходит.
Он с трудом попытался собраться:
– Майра, я хочу рассказать тебе все!
– Внимательно слушаю!
– Ну, начну с мамы – с моей настоящей мамы, а не той дамы с дурацкой псарней; она не здорова, я у нее единственный ребенок… Ее главной целью в жизни всегда было одно – подобрать мне подходящую партию, а подходящей она всегда считала только партию с положением в английском высшем обществе. Главнейшим разочарованием для нее стало то, что родилась не девочка и выдать своего ребенка за титулованную особу никак не получится; вместо этого она решила затащить меня в Англию, женив на дочке или сестре какого-нибудь графа или герцога. Да что там говорить – перед тем как оставить меня этой осенью в Нью-Йорке без присмотра, она взяла с меня обещание, что я не стану встречаться ни с одной девушкой больше чем дважды. А я встретил тебя! – Он на мгновение умолк и решительно продолжил: – Ты была первой девушкой, которую мне захотелось взять в жены. Ты меня опьянила, Майра! Я чувствовал себя так, словно ты заставила меня любить с помощью какой-то невидимой силы!
– Так и было, – пробормотала Майра.
– Первое опьянение длилось неделю; затем от мамы пришло письмо, в котором она написала, что домой вместе с ней приедет чудесная английская девушка, леди Елена Такая-Сякая. И в тот же день один человек рассказал мне, что до него дошли слухи о том, что я попался в сети к знаменитой на весь Нью-Йорк охотнице за богатыми женихами! И вот эти-то две новости чуть не свели меня с ума. Я поехал в город, чтобы увидеться с тобой и разорвать помолвку; подошел к лестнице в «Билтморе», и смелость меня покинула. Я, как безумный, пошел шататься по Пятой авеню, и там я встретил Келли. Я рассказал ему свою историю, и через час мы выработали этот кошмарный план. Это был его план – все придумал он! Сработало его актерское чутье, и он заставил меня поверить, что это будет самый гуманный выход из положения!
– Договаривай! – решительно скомандовала Майра.
– Все, как нам казалось, шло замечательно. Все: встреча на перроне, сцена за ужином, плач в ночи, концерт – хотя это уже показалось мне слегка чересчур – до тех пор, пока… Пока… Ах, Майра, когда ты упала в обморок перед картиной и я держал тебя на руках! Ты была беспомощна, словно ребенок, и я понял, что я тебя люблю! И тогда я пожалел, что мы все это устроили, Майра!
Последовала долгая пауза; она сидела неподвижно, ее руки все так же сжимали колени. А затем он разразился неистовой страстной мольбой, шедшей прямо у него из сердца.