Сказки Золотого века

ГЛАВА II Прежнее увлечение. Замужество Вареньки Лопухиной. Предсказание гадалки.

1

Найдя себе замену, Лермонтов ускакал в Петербург, где собственно жил, у бабушки, имея квартиру, впрочем, и в Царском Селе, которую занимал вместе с двумя Столыпинами. Предчувствие радости с воспоминаниями о былом, уже промелькнуло было при недавней встрече с Екатериной Александровной Сушковой на одном из петербургских балов, кои он начал посещать новоиспеченным гусарским офицером. Пять лет тому назад, он был в нее влюблен, но она, будучи куда старше его, лишь посмеялась над ним. Он тогда же расчелся с нею, но она этого не поняла. Был случай с нищим у церкви в Троицкой Лавре, куда молодежь предприняла паломничество.

У врат обители святой Стоял просящий подаянья. Бедняк иссохший, чуть живой От глада, жажды и страданья. Куска лишь хлеба он просил, И взор являл живую муку, И кто-то камень положил В его протянутую руку. Так я молил твоей любви Слезами горькими, с тоскою; Так чувства лучшие мои Обмануты навек тобою!

Он увидел ее на лестнице, увешанной зеркалами и убранной цветами, откуда прямо входили в танцевальную залу. Она была в белом платье, вышитом пунцовыми звездочками, и с пунцовыми гвоздиками в волосах, коими всегда щеголяла и гордилась, не скрывая своего восхищения. Пять лет, пока они не виделись, танцуя на всех балах то в Петербурге, то в Москве, так и не выйдя замуж, Екатерина Александровна обрела лоск матроны, особенно рядом с младшей сестрой Лизой. Лермонтову она обрадовалась потому, что надеялась услышать о Лопухине, а то, что он слегка повзрослел, не прибавив в росте, и предстал перед нею в гусарском мундире, ее лишь забавляло. Лермонтов пригласил ее на мазурку, чтобы переговорить с нею о том о сем, разузнать об ее видах на Алексея Лопухина, который, как до него дошло, собирался приехать в Петербург свататься, между тем как Мария Александровна не была в восторге от м-ль Сушковой.

Раздалась мазурка; едва они уселись, как Лермонтов спросил, прямо глядя в ее глаза:

– Знаете ли, на днях сюда приедет Лопухин?

Взглядывая в сторону, точно новость интересна только для него, а не для нее, Екатерина Александровна, помедлив, проговорила, не отвечая прямо на вопрос:

– Так вы скоро его ждете?

"Она хитрит со мной", - решил Лермонтов и рассмеялся, предвкушая так или иначе вывести ее на чистую воду. Она и сейчас нравилась ему, как некогда, но отдаленным сходством молодой женщины с ее юным и свежим обликом.

– А вы его не ждете?

Екатерина Александровна снова не ответила прямо, хотя легко могла догадаться, что он осведомлен о предстоящем сватовстве, - или всякие слухи о том для нее нежелательны по неясным причинам? Во всяком случае, о любви с ее стороны речи нет, Лермонтов это понял сразу. На чаше весов - пять тысяч душ? И судьба его друга и его милых сестер?!

Разговор был прерван, а вскоре выяснилось, что у дяди Екатерины Александровны, у кого она с сестрой жила, завтра бал, а дом ее дяди находился рядом с домом, где жил у бабушки Лермонтов. Пригласить его она не могла, но сказала о предстоящем бале, явно надеясь на находчивость молодого офицера. Лермонтов явился без приглашения, и Екатерина Александровна легко нашла выход из положения, объявив, что корнета пригласил ее брат, они вместе учились некогда в Университетском пансионе, к тому же он сосед, внук всем известной Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, урожденной Столыпиной.

За мазуркой Лермонтов снова заговорил о Лопухине.

– О, я всегда буду рада с ним встретиться, - заявила наконец прямо Екатерина Александровна.
– Он чистосердечен и мил.

– И очень богат.

– Мне кажется, тот, о ком мы говорим, имеет все, чтобы быть истинно любимым и без его богатства; он так добр, так внимателен, так бескорыстен, что в любви и в дружбе можно положиться на него.

– Прекрасно! В дружбе - я это знаю, а в любви? Весь вопрос в том, есть ли она. Нельзя положиться на то, чего нет, не существует ни в материальном, ни в духовном мире.

– Это он вам сказал?

– Мы с ним еще не виделись после двух лет разлуки, а писать он ленив. Это вы мне сказали, - Лермонтов пристально взглянул в ее глаза, даже слегка любуясь ее зрелой красотой.

– Что?

– Вы же его не ждете, московского провинциала, кого даже не пустят на те балы, где вы танцуете и будете танцевать со мной, - и молодой гусар громко расхохотался, чуть забывшись, где находится. Вообще ему было весело, ибо в свете он снова оказался среди женщин, а мужчин он не замечал.

– Я буду рада с ним встретиться и уж у нас-то он будет принят без всяких военных хитростей, - слегка усмехнулась Екатерина Александровна.

– Да я знал и прежде, что вы в Москве очень благоволили к нему, а он-то совсем растаял; я знаю все, помните ли вы Нескучное, превратившееся без вас в Скучное, букет из незабудок, страстные стихи в альбоме? Да, я все тогда же знал и теперь знаю, с какими надеждами он сюда едет.

– Откуда вы все знаете? Впрочем, все это пустяки! И с вами это было, - ей стало досадно, зачем Лопухин поставил ее в фальшивое положение перед Лермонтовым, разболтав ему все эти пустяки и их планы на будущее.

– Мы друзья, и у него нет от меня ни одной скрытой мысли, ни одного задушевного желания.

Екатерина Александровна не подозревала, что сама поставила себя в фальшивое положение, играя в одну и ту же игру с Лопухиным, а сейчас с Лермонтовым, зная в то же время, что друзья осведомлены о надеждах и помыслах друг друга.

Между тем танцы кончились и в ожидании ужина весьма важный чиновник и веселый человек, певец и композитор Лукьянов, лицейский товарищ Пушкина и Дельвига, подсел к роялю и запел романс Михаила Глинки на стихи Дельвига "Что, красотка молодая...", а затем романс Алябьева на стихи Пушкина:

Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимой быть другим.

Екатерине Александровне казалось, что это дивное стихотворение должно как нельзя лучше соответствовать настроению Лермонтова, который был в нее влюблен, а ныне ропщет, что она, возможно, выйдет замуж за Лопухина. Она взглянула на него вопросительно, однако услышала совсем неожиданное, даже без всякого почтения к Пушкину, своему кумиру наравне с Байроном.

– Естественно ли желать счастия любимой женщине, да еще с другим?
– возмутился Лермонтов.
– Нет, пусть она будет несчастлива; я так понимаю любовь, что предпочел бы ее любовь - ее счастию; несчастлива через меня, это бы связало ее навек со мною!

– Что?

– А все-таки жаль, что не я написал эти стихи, только я бы их немного изменил, - с грустью добавил Лермонтов и собрался уходить, не желая напрашиваться еще и на ужин.

Однако на следующий день, когда барышни отдыхали от балов в два вечера кряду, в неглиже, еще полусонные, усталые, в большой приемной, где сидела за картами тетушка, раздались шум сабли и шпор.

– Лермонтов!
– воскликнула Лиза.

– Что за вздор, - проговорила старшая сестра, - с какой стати?

Тетушка не только приняла Лермонтова весьма любезно, даже допустила одного в комнату племянниц, не видя в нем жениха, за которым надо следить. Барышни удивились и вполне проснулись. Лермонтов рассмешил их разными рассказами, а затем предложил гадать в карты, наговорил всякой всячины, как вдруг все свернул. Лиза куда-то вышла из комнаты.

– Но по руке я еще лучше гадаю, - сказал он, - дайте мне вашу руку, и увидите.