Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь

— Неправда. Ты неверно читаешь. Надо сказать:

— Отойдите от меня,

Я не сяду на коня.

Почти все дети, которым в виде опыта я читал эти стихи Михалкова, реагировали на них точно так же. Нужно ли говорить, что именно на такую реакцию и рассчитывал Сергей Михалков.

II. СТИХОВЫЕ ПОДХВАТЫ

Влечение к рифмованным звукам присуще в той или иной степени всем детям от двух до пяти: все они с удовольствием — можно даже сказать, с упоением — предаются длительным играм в созвучия. Трехлетняя Галя говорит, например, своей матери:

— Мама, скажи: Галюнчик.

Мама говорит:

— Галюнчик.

Галя рифмует:

— Мамунчик.

Тогда мать говорит:

— Галюха.

А Галя:

— Мамуха.

Мать:

— Галушка.

А Галя:

— Мамушка.

Мать:

— Галище:

Галя:

— Мамище.

Мать:

— Галубуха.

Галя:

— Мамумуха.

И так далее. Иногда эта рифмовая гимнастика длится десять — пятнадцать минут. Девочке она очень нравится, так как, очевидно, удовлетворяет насущной потребности ребячьего мозга. «Когда моя изобретательность кончается, — пишет мне Галина мать, — я перехожу на другое слово и говорю: Телефон. Галя говорит: Барматон. — Телефонище. — Барматонище и т. д.».

Аналогичная запись у Ф.Вигдоровой:

«Я говорю: Сашуля.

Саша отвечает: Мамуля.

Я. Сашок.

Саша. Мамок.

Я. Сашенция.

Саша. Маменция, Марктвонция».

Замечательно, что каждому из этих рифмованных отзвуков ребенок всякий раз придает тот же ритм, какой он улавливает в только что услышанной фразе. Четырехлетняя Мурка мчалась на воображаемом коне и кричала:

Надо бить Коня сильнее, Чтобы вез Меня быстрее!

А Лёня (немного постарше) тотчас же откликнулся четырехстопным хореем:

Чем быстрее, Тем плохее! Чем быстрее, Тем плохее!

М.Л.Чудинова, воспитательница детского сада Фрунзенского района Москвы, сообщает:

«В старшей группе есть своеобразная игра: кто-либо из детей предлагает: „Давайте смешиться“, и несколько человек начинают подбирать рифмы: „Мальчики — стаканчики“, „Девочки — тарелочки“, „Левочка веревочка“, или просто придумывают бессмысленные сочетания слов, вроде „сундук-кундук-пундук“, и чем бессмысленнее слово, тем дети громче хохочут». [127]

127

М.Л.Чудинова, Русские народные загадки, пословицы, поговорки. Сборник «Воспитатели детских домов о своей работе», М. 1948, стр. 292.

Недавно в журнале «Семья и школа» появилась статья М.Микулинской «Как мы развиваем мышление и речь сына», там говорится о том же:

«Славик не только знает много стихов, но и сам пробует „сочинять“ их. Хотя его творчество еще весьма примитивно, все же в нем явно заметны чувства ритма и рифмы. Часто Славик спрашивает: „А так подходит?“ — и произносит рифмованные слова или строчки („грелка — тарелка“, „хорошо кушать — маму слушать“ и др.). Иногда же под рифму он подбирает бессмысленный набор звуков и спрашивает:

— А так подходит: ложка — барабошка, стол — балол, попугай — дугагай?

Я объясняю, что хотя и подходит, но таких слов: „барабошка“, „дугагай“ и „балол“ — в русском языке нет. Славик явно огорчен.

— А как же тогда? — чуть не со слезами спрашивает он.

Я подсказываю: „ложка — ножка“, „попутан — угадай“, „стол — козел“. Лицо ребенка озаряет счастливая улыбка, он шепчет услышанные рифмы, стараясь их запомнить. Теперь он все реже произносит бессмысленные рифмы, а когда и произносит, сам смеется, зная, что говорит глупости». [128]

128

«Семья и школа», 1955, № 11, стр. 8.

Такие подхваты созвучий — всегда диалоги. Но нередко случается наблюдать одинокое самоуслаждение рифмами, когда ребенок изобретает созвучия без всяких партнеров. Л.Пожарицкая сообщила мне такой монолог пятилетнего Вовы:

Это разве ложка? Это просто кошка. Это разве печка? Это просто свечка…

И так далее — очень долго — в том же роде.

И вот что сделала, например, со словом «молоко» Танечка Зенкевич, трех с половиною лет, когда ей понадобилось ввести его в стих:

Том, Том, Том… Ешу кашу с молоком. Томи, Томи, Томи… Ешу кашу с молокоми.

Четырехлетняя Светлана Гриншпун выкрикивала при прощании с матерью:

До свиданья, будь здорова, Пионерчатое слово!

Она почувствовала, что, если скажет «пионерское», ритм у нее выйдет хромой, и для спасения ритма в одну секунду изобрела «пионерчатое».

Эдда Кузьмина, четырех с половиною лет, пела стихи Маршака:

Мой веселый звонкий мяч, Ты куда помчался вскачь?

Потом переделала первую строку на свой лад и мгновенно почувствовала, что вследствие трансформации первой строки нужно переделать и вторую. Таким образом, у нее получилось:

Мой веселый звонкий мячик, Ты куда помчался вскачик?

Трехлетняя Ната Левина:

Кот под деревом сидит, Кашу манную едит.

И еще:

Ах, папулька-катапулька, Ты вставаешь или нет?

Вставаешь — опять-таки жертва стихотворному ритму, так как девочка к этому времени в совершенстве усвоила форму встаешь.

Бойкий и смышленый Валерик, воспитывающийся в одном из детских садов Ленинграда, обладает способностью говорить наподобие раешника «в рифму», и замечательно, каким радостным смехом окружающая его детвора встречает чуть не каждую рифму, которой он щеголяет в разговоре.

Это очень верно отмечено в записках воспитательницы О.Н.Колумбилой.

«Дети, — записала она, — играют в фанты, и Гарик спрашивает Валерика:

— Что же хочешь ты купить?

Валерик. Хочу купить мишке тапы и надеть ему на лапы. (Дети, наблюдавшие за ходом игры, смеются.)

Гарик. Тапы — так не говорят, надо сказать: тапочки, тапки или туфли, сандалии.

Валерик. Хорошо. Покупаю мишке тапочки и надеваю ему на лапочки. (Дети снова смеются.)

Смех повторяется снова, когда Валерик по ходу игры говорит:

А еще хочу купить машину И посадить мишку в кабину». [129]

129

«Дошкольное воспитание», 1955, № 4, стр. 20.