Сказочная Академия

– Ай! Чего пинаешься?

– А ты жалобу на меня подай, – ехидно посоветовал он.

– И подам! – азартно пообещала я.

– Не выйдет, – скучным голосом вставил Беспределкин. – Согласно указу номер девятьсот тридцать один дробь двадцать восемь жалобы на кастеляна имеют право подавать только уже заселенные в соответствующий своему полу терем студенты.

На сию мудреную фразу я даже не нашлась, что ответить, и покорно пошлепала по тропинке вслед за ректором. Но любопытство снедало меня, и я все-таки не выдержала, спросила у Веника:

– А почему ваше начальство в шубе? Жарко ведь.

Хоть и спрашивала я шепотом, но отошедший довольно далеко Иван Кощеевич неким таинственным образом – уши-локаторы, да – услышал мои слова и ответил, даже не удосужившись обернуться:

– Потому и в шубе, что начальство. Шуба сия силу волшебную имеет, не всяк с такой совладать способен.

Псих, как есть псих! На меня внезапно снизошло озарение: должно быть, я таки знатно приложилась головой при падении в огороде, вот мне и мерещится черт-те что. А раз так, то буду делать вид, что все в порядке, пока не очнусь.

Тем временем мы вышли на большую поляну, на которой стоял двухэтажный деревянный дом – мечта эколога. Я подобный в журнале видела, там одна известная певица жила. Певица дом нахвалила – ей он обошелся в кругленькую сумму, а проект разрабатывал модный дизайнер-архитектор. Так вот, дом в лесу отличался от дизайнерского совсем незначительными деталями. Всегда подозревала, что работать дизайнером – значит получать деньги за ерунду, теперь вот убедилась. Певица-то распиналась про эксклюзивность своего жилья – ха!

– Прошу, – засуетился Милослав, забегая вперед и отпирая боковую неприметную дверцу. – Добро пожаловать, Иван Кощеевич. Чайку не желаете?

Мы вчетвером протиснулись в небольшое помещение, захламленное донельзя. Шкаф ломился от пухлых папок, три разномастных стула у стены были завалены книгами, на подоконнике, полускрытый кокетливой занавесочкой, располагался электрочайник, зато письменный стол был девственно пуст.

– У меня вот и в тайничке осталось немного от вчерашнего, – продолжал завхоз.

– Милослав! – оборвал его ректор. – Мы зачем сюда пришли?

И повел подбородком в моем направлении.

– Ах, да, – разом сник кастелян. – Новенькую оформлять. Сейчас, сейчас…

И он принялся рыться в шкафу среди многочисленных папок.

Вытащив наконец одну из них, Милослав уселся за стол и принялся перебирать бумаги, что-то бормоча себе под нос. Иван Кощеевич, тяжело вздохнув, сбросил с одного из стульев стопку книг и уселся, расставив ноги. Беспределкин последовал его примеру. Поскольку за дамой, то есть за мной, никто поухаживать не пожелал, то пришлось позаботиться о себе самой. Книги с третьего стула с громким "шмяк" приземлились прямо посреди кабинета, подняв тучку пыли. Веник закашлялся, а кастелян бросил на меня строгий взгляд, будто я совершила невесть какое правонарушение. Криво ухмыльнувшись, я уселась на стул, решив, что ни за что не стану извиняться. Могли бы и сами предложить мне присесть, в конце-то концов!

– Итак, – объявил наконец Милик, – есть свободное койкоместо в крыле "Б". Девочки-соседки хорошие, смирные: Василиса Прекрасная и Василиса Премудрая.

– С ума сойти! – вырвалось у меня. – Вы себе что, по именам студентов отбираете?

– Не только, – уклончиво ответил ректор. – Но соответствовать данному условию требуется, да. Какую-нибудь Марисабель точно не возьмем.

– Новенькую-то как записать? – вернулся к насущным делам кастелян.

– Корбышева Василиса Юрьевна, – чинно представилась я.

– Не доросла до Юрьевны, – заявил Милослав. – Да и с фамилией тебе того… неудобственно будет.

Не успела я обидеться на "не доросла" – в нашем универе, видите ли, доросла, а здесь нет – как до меня дошла вторая часть сказанного, про фамилию.

– Получается, Прекрасная и Премудрая – это и не фамилии вовсе?

– Разумеется, нет, – вмешался Беспределкин, снисходительно эдак на меня поглядывая. – Вы вообще когда-нибудь такие фамилии встречали?

– Распоповичей Беспределкиных да Кощеевичей Бессмертных среди моих знакомых тоже отродясь не водилось, – сердито буркнула я. – Или это тоже всего лишь клички?

У Веника и Милика одинаково вытянулись физиономии. А ректор поспешно сказал:

– Нет-нет, наши фамилии самые что ни на есть настоящие. У нас и в документах так записано.

– В паспортах? Или в берестяных грамотах? – никак не желала уняться я.

– Пожалуй, запишем Противной, – задумчиво сказал Милослав.

И не успела я возмутиться, как он быстро застрочил по бумаге самой обычной дешевенькой шариковой ручкой.

– Сам ты такой, – запоздало отмерла я. – Не буду на такую фамилию отзываться.

– А и не отзывайтесь, – беззаботно сказал ректор. – Имя-то у вас все равно свое останется.

Я растерялась. Свое-то свое, да вот только, если я правильно поняла, со мной в комнате еще две Василисы жить будут. Или они и не Василисы вовсе? Хотя вроде бы как раз по именам их и отбирали, разве нет? Словом, я совсем запуталась. Но не забыла дать себе самую страшную клятву отомстить мерзкому Милославу за сделанную гадость.

Тем временем кастелян заполнил очередную бумажку и протянул ее мне.

– Вот, талон на форму ученическую. Придешь с ним в каптерку и вручишь кастеляну.

– Тебе, что ли? – прищурилась я.

Милик важно кивнул.

– Так забирай! Зачем вообще мне отдал?

– А положено так. Выписывают талоны в бухгалтерии, а принимают к рассмотрению в каптерке – про то всякому известно. Порядок потому как должен быть! Вот придешь куда след в приемный час, отдашь мне талон и форму-то и получишь.

Я только скрипнула зубами.

– Кстати, приемное время вот-вот наступит, – обрадовал меня Милослав. – Так что пойдем. Иван Кощеевич, Вениамин Распопович, вы здесь останетесь? Наливочки, чтобы не скучно ждать было?

У Беспределкина заблестели глаза.

– Сливовая наливочка-то? – потирая руки, осведомился он.

– И вишневая есть, – тоном Змея-искусителя протянул кастелян. – И даже крыжовниковая. Какую пожелаете?

Но ректор тут же обломал этим двум алкашам весь кайф, заявив:

– Отставить наливочку! Работать надо.

– Так мы только по стопарику, для сугреву, – заискивающим тоном проскулил Милик.

– Лето на дворе! – рявкнул Иван Кощеевич. – И без наливки жарко. Все, забыли до вечера.