Сказочная Саня

Сам же новый год прошёл достаточно обыденно для любой российской семьи того времени. Родители Сани утром готовили салаты и другую еду на стол, весь день работал телевизор и показывал каких-то певцов и новогодние фильмы, это мало интересовала маленькую девочку, ведь помогать она ещё не могла, а программы по ТВ не понимала.

Вечером к ним как обычно пришла Катерина Владимировна, и ещё чуть позже заглянула соседка с детьми. Пока взрослые ели, пили и смеялись за столом, Саня играла с Васей, они, хотя и были детьми одного возраста, были совершенно не похожими, ведь Саня больше любила бегать и играть, а Васю больше любил смотреть телевизор и сидеть. Юра сидел за общим столом и считался за взрослого, он много слушал и мало говорил, а ещё меньше этого ел. Когда время начало подходить к девяти: ушла и Катерина Владимировна и соседка решила возвратиться к себе. Уставшую и засыпающую Саню положили в её кроватку, и она заснула. Она знала, что родители тихо ушли, но она не боялась, её покой охранял новый, подаренный дедом Морозом дракон на батарейках, который и по сей день стоит где-то в шкафу у Маргариты Викторовны, но и она и Саня про него давно забыли.

Глава 4

Следующие несколько лет пролетели незаметно, как пролетает любое детство, даже самое раннее. Саня меньше болела и больше гуляла и ходила в детский сад. У неё даже появились там некоторые приятели, в том возрасте их сложно было назвать друзьями. Имена давно стёрлись из Сашиной памяти, да и вспоминать о них было нечего. Дни тянулись и были хотя и не совсем одинаковые, но с явным налётом серости и обыденности. Каждый день Саня вставала, шла в детский сад, жила там по расписанию, потом её забирали, и дома она уже отдыхала от общения. Вообще она довольно рано поняла, что общение с людьми, как сытная пища, часто её пресыщала и, когда она это чувствовала, старалась спрятаться ото всех. Ни в детстве, ни во взрослой жизни никто особо не понимал этой её привычки.

Родители Сани жили не так сладко и безмятежно как их дочь, 2000 год для них был особенно тяжелым. Работы было мало, денег ещё меньше. Николай Игоревич уже не работал грузчиком и был на заводе, но и там часто задерживали зарплату или снижали её разными штрафами в целях экономии денег. Он работал много, может быть гораздо больше своей жены, но он не был так чувствителен как она. Он мог спокойно отдохнуть и продолжить работу на свежую голову невзирая ни на что, Маргарита Викторовна позволяла это ему, так как любила. Мать Сани очень много переживала и нервничала последние два года. Маргарита Викторовна всегда близко к сердцу принимала жалобы и болезни пациентов, а дома она волновалась из-за дочери и мужа, так и получается, что на душе у неё никогда не было спокойно, даже ночью она не всегда могла спокойно заснуть. Саня и Николай Игоревич старались поддерживать её, но выходило это слабо, ведь отец Сани сам уставал и хотел отдохнуть, а сама Саня была ещё слишком мала, что всё хорошо понять.

Саня знала, что жить они стали беднее потому, что родители стали откладывать деньги на что-то. Ей по её природной и ещё детской любопытности было интересно узнать, что же за тайну они скрывают, и она решила подслушать на кухне. В один из вечеров, когда родители думали что она уже спит, Саша слезла со своего жёлтого диванчика и спряталась за стеной разделяющей кухню и общую комнату. Такой разговор долетел до её ушей.

– Знаешь, мне временами кажется, что это вообще не наша дочь, она слишком на нас не похожа – отчётливо звучал слегка надорванный голос матери.

– Как тебе такие мысли в голову приходят только – ответил ей отец и сделал большой глоток чая (у него была дурная привычка напиваться чаем перед сном, а потом вставать в туалет) – я ещё понимаю, когда ты говорила, что моя мать строга и грубовата, понимаю, но тут…

– Я не знаю! Она смотрит на меня будто бы чужими глазами…вопросов много задаёт, ты так делал в детстве? Я точно нет – нервно перебила его Маргарита Викторовна.

– У тебя просто стресс, тебе кажется, я тоже устаю, я тоже… – отцу явно был не интересен этот разговор.

– А что если не кажется? Что если она вырастет, плюнет на нас и бросит? что если её просто перепутали в роддоме, ни у тебя, ни у меня нету голубых глаз, откуда у неё голубые глаза, а? – уже сквозь слёзы говорила мать Сани, и, забыв про всё, с каждым словом слегка повышала голос. В конце он уже звучал достаточно громко, что мог бы даже разбудить спящую дочь.

– Тише, ты разбудишь Саню, тише, всё хорошо, тебе просто нужно было выплеснуть куда-то свой негатив, но не на дочь же. Она совершенно не виновата, а голубые глаза всегда были у моего отца, спокойно…

После этих слов Саня отошла от стены и снова залезла на диван, он показался ей исполинов в ночных сумерках. По ещё щекам текли слёзы, горячие слёзы обиды, горечи, полные отвращения к себе. Тогда она ещё не могла понять, что мать сказала это не спонтанно, и этот камень давно на душе лежал и нужен был лишь рычаг для него. Саня всегда была холодным ребёнком и редко открыто показывала чувства даже родителям, но никогда он так ещё ни в них, ни в себе не разочаровывалась. Она тихо лежала и плакала от душащих её обид и несправедливостей ещё больше часа, пока устлалась не взяла своё. Покой ей подарил только поцелуй в лоб от отца, который случился лишь глубокой ночью.

Эти слова матери были в некоторой мере даже логичны, ведь подрастающая Саня уже начинала понемногу отличаться от своих родителей, и это было нормально. Ведь росла она в другой обстановке и по сути в другой стране. Её детство было не таким степенным, как у её родителей и она уже начинала впитывать культуру нового, только наступающего времени. Однако были у неё и свои тараканы в голове.

Саня с раннего детства любила задавать вопросы и по мере своего взросления они лишь становились сложнее. Жажда нового и жгучее чувство первооткрывательсва бурлили и разгоняли её внутренние организмы, как в голове, так и теле. Иногда они даже выходили из своих берегов. Саня очень любила заглядывать в лица прохожих, преимущественно смотреть им в глаза. Когда она была совсем маленькой, это было даже мило и люди ей улыбались, потом это стало вызывать у них некоторые вопросы. Главным образом Сане было интересно читать их эмоции и выражения лиц, воображая, что же они думают. Сначала это казалось ей проще: спешащий человек наверняка думал о семье, которая его ждёт или о вкусном обеде, а женщина с зеркальцем было очень обеспокоена тем, как бы понравится этому бегущему человека, однако он снова и снова пробегал мимо неё, а она каждый день выходила и надеялась что он, наконец, остановится перед ней. Так маленькой девочке с голубыми глазами проста казалась жизнь во всём мире. Подобные истории она могла придумывать каждый день, пока гуляла. Эти фантазии она мало рассказывала родителям или бабушке, Катерина Владимировна всегда говорила, что всё намного сложней и старалась ей объяснить как всё на самом деле, но не поддавалась фантазиям внучки. Маргарита Викторовна большей частью соглашалась или пропускала мимо ушей, она была слишком озабочена выживанием семьи или работой, Саня это понимала и уважала, но мало общалась с матерью. Только отец, когда не работал или не слишком уставал, подогревал фантазию дочери, развивая её фантазии, которые часто заканчивались комично и они вместе смеялись. Только с ним Саня чувствовала себя на своём месте, однако таких моментов было слишком мало для такой девочки как она.

Ещё одним развлечением юного жулика, так называл Саню отец за хитрый характер, было заглядывание в чужие окна. Это касалось не только окон на первых этажах, иногда, она могла по несколько минут, задрав голову, смотреть на люстры, скупо делящиеся светом с прохладным вечером. И думать, и мечтать о том: а как выглядит квартира? а больше ли она чем у Сани? довольны ли жильцы ремонтом, накрыто ли у них на стол? а может там какой-нибудь праздник? Все эти вопросы были в голове у маленькой девочки и изливались часто на тех детей, кому повезло гулять с ней в этот вечер вместе во дворе. Они, конечно, мало её понимали, и нельзя сказать, что они были глупее или умнее Сани, они просто были другие, как и она, была другой по отношению к ним. Из-за этого у неё и не было хороших друзей в детском возрасте, только при встречах с детьми друзей её родителей или редкие приятели в детском саду или дворе. Вообще Саня, до появления в доме Морозцевых интернета, очень мало получала ответов на бесконечно всплывающие вопросы из-за чего снова прибегала к фантазии. Своё всепоглощающее желание познания всего, что она видела, Саня пронесла через всю свою жизнь и не на миг не стеснялась этого и не боялась задать вопрос, удивительно, как её только не смогли соблазнить дяди предлагающие конфеты, которыми её так пугала мать.

Болезненность Саши сильно уменьшилась за год. Она уже не болела чаще других детей, больше не ходила как снеговик с красным носом и кожа её теперь имела яркий оттенок слоновой кости, однако всё это как назло очень шло к её улыбающемуся худому и точёному личику. За год Саня успела перенести ветрянку, которая, к слову, ей очень понравилась, ведь в это время ей покупали много конфет, бабушка подарила энциклопедию про динозавров, а ещё её очень смешено щекотали, когда мазали жгучей зелёнкой. Вообще энциклопедия дала новый глоток воздуха в познании Саней мира, ведь помимо того, что это была интересная книжка про огромных ящериц, так ещё она и объясняла простым и доступным языком их строение. Иногда Саня даже просила читать ей её на ночь вместо сказок и историй. Динозавры стали её любимой темой ещё на долгое время.

Помимо ветрянки были, однако, и другие болезни и совсем не сладки, не интересные и не щекочущиеся. Так Саня перенесла на себе все тяжбы ангины и заболеваний уха. Она пролежала два раза в больнице, и её лечащий врач уже хорошо знал, что перед ним за фрукт и даже вёл с ней важные беседы о том, хорошо ли кормят дома и в детском саду. Хотя врач каждый раз при появлении её и казался обеспокоенным или занятым, но когда понимал, что девочка решительно настроена не болеть, со всей добротой и серьёзность подходил к её проблемам. «Многие дети сами выдумывают симптомы, чтобы не ходить в сад или школу, а ваша дочь сама болеть не хочет, это очень помогает ей выздоравливать» – как-то сказал врач матери Сани и та на секунду даже просияла.