Сказочное наказание

— Бог мой! Да ведь это целая кондитерская!

— Нет, вы слышали?! — возмутился Мишка. — Ему сразу вспоминается жратва!

Станда рассмеялся:

— Пусть каждый переведет эту сумму на что ему хочется. Но не подумайте, что пятьдесят тысяч — это полная стоимость картин. Полная их стоимость полмиллиона, если не больше.

— Уй-юй! — удивленно присвистнула Алена.

— А иностранца-то все-таки поймали? — спросил Миша.

— Да, он даже до границы не успел добраться.

— Так что все кончилось хорошо, — подвела итог Ивана.

— Все, да не все, — возразила Алена. — Мы ведь потеряли Бояра. Жалко, что его с нами больше не будет.

Станда погасил сигарету о камень и поднялся с газона.

— С этой минуты и до последнего дня у вас одна забота — трудиться. Начнем помаленьку освобождать от хлама нижние помещения, чтоб маляры с бельэтажа спустились прямо вниз. Потом передвинем мебель в коридор, а ночку-другую поспим на тюфяках. Пойдем и на это. Может, кто хочет еще о чем-нибудь спросить? — Он обвел нас всех взглядом.

Мы один за другим, по очереди, отрицательно покачали головами.

— Значит, отбой, графы! — скомандовал Станда и направился к замку.

За ним двинулись все остальные: Большой волк, Дикий волк, Быстроножка и Толстый волк.

Ивана посмотрела нам вслед, а потом повернулась и пошла в огород пани Клабановой нарвать петрушки для супа.

Приближался полдень.

Часть третья

1. Тонда собирается нести яица

Ах, градиштьский птичник, здорово нам из-за тебя досталось!

Только таким вздохом можно начать рассказ о последней неделе нашего вынужденного пребывания в замке Ламберт. Ночи теперь проходили спокойно, дни тоже, и, хотя какое-то время мы еще жили воспоминаниями о недавних приключениях, все-таки на нас медленно, но верно наваливались будни.

Вы не поверите, как похорошел старый замок, когда за его отделку принялась бригада первоклассных мастеров. Правда, ходить за ними по пятам с мокрой тряпкой в руках и подтирать на паркете капельки краски с оконных рам, дверей и стен — это такая каторга, что даже представить себе невозможно. Два раз нам пришлось работать далеко за полночь, потому что побелка и штукатурные работы были закончены, а если известка засохнет, то, чтоб ее оттереть, усилий понадобится вдвое больше.

Идиллия первых десяти дней, проведенных в замке, канула в прошлое. Только теперь мне стало понятно, почему отец невообразимо долго обсуждает с мамой, пора делать ремонт в доме или можно еще подождать, и всякий раз повторяет: «Лучше два раза переехать, чем один раз сделать ремонт». Но дома у нас водопровод, газовая плита и горячая вода под рукой, а тут за каждой каплей нужно сперва сходить на колонку, потом принести в кухню, согреть в печке и уж потом разнести по всем покоям. Четыре дня спустя, когда мы после опостылевшей нам работы — уборки первого этажа — перебрались в бельэтаж, сетуя на свою горькую судьбину, Станда, естественно, напомнил про нашу «яичную баталию» на птичнике.

— Да я бы лучше сам эти двести яиц снес и еще кудахтал бы после каждого, чем все время по полу с тряпкой в руках елозить! — в сердцах бросил Тонда.

Мишка тут же с готовностью объяснил, что в таком случае ему пришлось бы еще клевать зерно, сидеть всю ночь на насесте, а на рассвете гонять по двору, глотая дождевых червей, потому что Тонда — известный мясоед. Превращение Толстого волка в кудахтающую курицу нам так понравилось, что мы поминутно поддразнивали его, спрашивая, не снес ли он яичко.

Тонда очень расстроился. Он пытался не замечать наших шуточек, но его просто распирало от ярости. А когда Мишка, серьезно наморщив лоб, осведомился, не хочет ли он проглотить немножко мела, чтобы скорлупа у яичек была покрепче, Толстый волк взвыл, схватил мокрую тряпку и бросился на Дикого волка. Тот, ничего не ожидая, заскользил по паркету к двери, где на большой скорости врезался Станде в бок. Большой начальник, не сходя с места, обратился в огромную юлу и удерживался на ногах, размахивая руками, как ветряная мельница крыльями. Мишка тем временем проехался через всю комнату, оставив на засыпанном опилками полу чистую блестящую полосу.

Станда еще какое-то время танцевал нечто вроде казачка или польки, а когда тело его вновь обрело вертикальное положение, раскрыл было рот, чтоб извергнуть громы и молнии. Но тут Дикого и Толстого волков от разноса спасло — хотите верьте, хотите нет — само министерство культуры!

— Станда, скорее сюда! — послышался с улицы голос Иваны. — К нам несется какой-то ломовоз!

Смерив осыпанного опилками Мишку уничтожающим взглядом, Большой начальник рассек воздух руками, показывая, как забивают дичь, и выбежал в коридор. Мы взялись за работу, и Тонда тоже, правда не удержавшись от грозного обещания:

— Все равно я вам этого не прощу, вы… трусы!

Алена дружески подтолкнула его локтем:

— Да брось, Толстенький, не сердись, это ведь шутка!

— Ну конечно, как шутить, так обязательно надо мною, — пожаловался Тонда уже более спокойно.

— А ты тоже подшучивай над нами, — посоветовал я. — Ничего, мы выдержим, не бойся.

— А если я не умею! — Толстый волк беспомощно развел руками. В комнате воцарилась тишина, и к нам донеслись голоса двух незнакомых мужчин, разговаривавших во дворе. Мы недолго испытывали муки совести.

— Ивана крикнула, что сюда кто-то на грузовике едет, — припомнила Алена. — Наверное, снова какой-нибудь пан Гильфе.

— Ерунда, — отозвался Мишка. — Там говорят по-чешски.

— Пан Гильфе тоже говорит по-чешски, — возразил я, и тут же память выдала мне одну фразу из нашего с ним разговора: «Та самок принадлежал мой папенка. Я там народился, и, как фойна коньец, мы туда nach Deutschland note 12 .

— Пф-ф-ф! — прыснула со смеху Алена, а за ней громко расхохотались и Тонда с Мишкой.

Note12

В Германии (нем)

— А у вас здесь весело, — вдруг раздалось у нас за спиной.

В дверях показался высокий человек с черной густой бородой; сопровождал его щупленький старичок в черной широкополой шляпе. А за ними стояли, таинственно улыбаясь, Ивана и Станда.

— Так это они? — снова заговорил бородатый великан, кончиками пальцев поправив узелок галстука. — Совсем не похоже, чтоб они могли раздавить кучу яиц.

«Ай-яй-яй, опять за прежнее», — подумал я.

Алена, отерев тыльной стороной ладони потный лоб, за всех нас благовоспитанно поздоровалась: