Сказочные повести. Выпуск пятый

И вот сидел как-то чижик на ветке и скучал, соображал, чем бы таким заняться. Вдруг слышит, снизу какая-то странная песня доносится. Не то птичья, не то не птичья — слов не понять:

Бир-бир-бар, Бир-бар-будл, Бадл-дудл-Берлыдан.

Посмотрел он, а по земле странная птица расхаживает. Крыльями не машет, шея голая, с клюва красный лоскуток свисает. Идет и под свою песню приплясывает.

Бир-бир-бар, Бир-бар-будл…

Так и дергается весь, будто его лихорадка трясет. Не видал еще Пыжик такого существа.

А был это индюшонок, сын своего папы-индюка, по фамилии Берлыдуля-Берлыдан. Сам он, конечно, тоже носил эту фамилию и очень гордился ею.

Папа-индюк был важной птицей: возле самого дома вертелся, из хозяйских рук пищу принимал. И ведал он во дворе всеми птичьими песнями и полетами, хоть сам ни летать, ни петь не мог. Вот и ходил он по двору сердитый, важный, словно надутая до предела камера: толкни — лопнет. А какие бы сложные вопросы ни решал, всегда одно говорил: «Берлы, берлы», — и точка.

Индюшонок с виду был весь в отца, только совсем уж никаким делом не занимался. Шатался целыми днями по двору, приплясывал и на всех свысока поглядывал.

«Вот это красавец, — думал Пыжик. — А пляшет-то как ловко!» И он тоже попробовал поплясать на ветке. Но ничего не вышло.

«Вот подружиться бы с ним, тогда и скучать не пришлось бы», — подумал он и прочирикал:

— Эй-эй, приятель! Лети ко мне в гости!

Индюшонок остановился, посмотрел наверх, смерил чижика взглядом и отвечает:

— Бир-бир! Этого еще не хватало! Стану я к тебе на ветки летать. Может, еще мошек с тобой ловить?! Мы, индюки, не такие птицы, мы не летаем, не поем, только пищу клюем!

«Ишь ты какой! — подумал Пыжик. — Как интересно!» Спорхнул вниз, на землю. Поравнялся с индюшонком, пошел рядом. Ходит, пыжится, шею вытягивает, чтоб хоть сколько-нибудь на него похожим быть.

— Давно бы так, — сказал юный Берлыдан. — Если хочешь важной птицей стать, имей со мной дело!

— А какой ты породы? — спросил Пыжик.

— Индюшачьей! Я — индюк!

— Чендюк?

— Футы-нуты, не чендюк, а ин-дюк!

— Я и говорю — чен-дюк.

— Чепуха! — сказал индюшонок. — Ты даже говорить-то правильно не умеешь. Только чик-чик да чирик…

— А-а я умею летать, — робко похвалился Пыжик..

— Э-э, летать не модно! Надо танцевать!

— А как?

— Вот так Смотри и учись! — И индюшонок начал припевать:

Бир-бир-бар, Бир-бар-будд, Бадл-дудл-Берлыдан. Раз, Джаз, Утки-дудки, Бадл-дудл-барабан.

Эх, и трясло же индюшонка! Чуть надвое не переломило Ноги он выше головы задирал, головой мотал, как пустым шариком. Пыжик не удержался и тоже пустился в пляс, а поскольку новой песенки не знал, запел свою старую:

Чижик-Пыжик, где ты был

Скоро вокруг танцоров пыль столбом поднялась, и плясали они до тех пор, пока Пыжик не свалился на землю.

— Ну как? — с трудом переводя дыхание, спросил индюшонок.

— Здорово! — сказал Пыжик. — Я еще ни разу так не плясал!

— Это что! Это — пустяки! — Вошел в азарт Берлыдуля. — Я и не такое знаю, я совсем по-заграничному могу!

— Давай! Давай! — в азарте заорал Пыжик.

Индюшонка еще сильнее затрясло, а из его клюва, как горох, посыпались иностранные слова:

Эйнс, цвей — Три редиски, Вери-Мери, Дэр, ди, дас. Бром, ром, Виски-миски, Крабы-жабы, Кислый квас!..

Не выдержал Пыжик такого темпа и язык высунул, Берлыдуля все плясал, пока не грохнулся как подкошенный и закатил глаза.

— Умирает! Спасите! — запищал Пыжик и, набрав из лужицы воды, брызнул на индюшонка.

Берлыдуля и не думал умирать. Он отряхнулся, вскочил на ноги и сказал:

— Я, кажется, поставил рекорд по заграничным танцам!

— Конечно, конечно! — согласился Пыжик. Ему стало очень весело. — А что мы еще будем делать?

— Что еще? — переспросил индюшонок, но предложить ничего не успел.

Он вдруг радостно подпрыгнул, что-то берлыкнул и ухватил с земли пестрый лоскуток.

— Берлы-берлы! Смотри, какая красивая тряпочка! Это очень модная тряпочка! Мы, индюки, любим пестрые вещи! — Он тут же приладил ее к хвосту и спросил: — Правда, она мне к лицу!

Хвост был далеко от индюшачьей головы, и Пыжик ничего по этому поводу не мог сказать. Однако, чтобы не терять дружбы с индюшонком, пообещал:

— Когда у меня будет цветной лоскуток, я тебе его обязательно подарю.

— Если очень захочешь, сможешь мне сегодня подарить.

— Но у меня же нет.

— А я тебе покажу, где взять.

— Покажи!

И индюшонок потащил Пыжика к дому. Он показал на раскрытое окно и сказал:

— Там, в человечьем гнезде, много цветных тряпочек, даже заграничные есть! Достанешь — будешь мне первым другом!

— А разве туда можно? Мама сказала «нельзя!».

— «Мама, мама»! — передразнил его индюшонок. — Значит, ты — маменькин сыночек. Значит, ты — трус! Нет, я вижу, из тебя индюка не выйдет!

Пыжику не захотелось прослыть трусом, и, кроме того, его очень разбирало любопытство: какое оно, это человечье гнездо? Он почувствовал, как внутри у него сработала маленькая пружинка, та самая пружинка, что у всякого мальчишки сидит внутри и толкает куда не положено.

Он взмахнул крыльями и в тот же миг очутился на подоконнике.