Скелет за шкафом
Шрифт:
Картошка булькала на плите, брызгая кипятком во все стороны. Варя стояла у окна, глядя на Останкинскую башню, и плакала. Я накрыла кастрюлю крышкой, тихонько подошла к Варе и положила руку на плечо.
– Ты чего? Из-за заседания кафедры?
– Из-за всего. Из-за Сеньки. Я ведь к нему никого не пускала. С кем ему общаться? Ровесники давно работают. А дети его боятся. А тут пришла ты и...
Она снова зарыдала. Повинуясь внезапному порыву, я ее обняла.
– Они, – плакала Варя, – меня еще подозревают. Что это я украла рукопись и подожгла кафедру. Боже, разве я стала бы заниматься такой чушью? А?
–
Абсолютно поверила! Не знаю, может, в настоящих детективах, которые читала Ника в больнице, так выводы и не делают, но я сердцем почуяла – не виновата эта полная замученная, пахнущая борщом, добрая девушка. Надо исключить ее из подозреваемых.
– Не плачь, – попросила я ее, – смотри, Останкинская башня тебе улыбается!
– И правда, – улыбнулась она сквозь слезы, – ой, картошку посолить забыла!
Мы расставались с Варей тепло, как друзья. Она сунула мне кусок пирога с яблоками, завернутый в фольгу, и кипу журналов.
– Вот этот комикс в его переводе. И вот этот, про Капитана Америку.
– Спасибо, Варь! Я обязательно все посмотрю, – заверила ее я и, вспомнив кое-что, спросила: – А у тебя нет видеокамеры, случайно? Такой, чтобы кассета внутрь вставлялась, а не диск.
– Когда у меня будет много денег, я куплю себе видеокамеру и приглашу тебя в гости, – грустно улыбнулась Варя, – но боюсь, что ждать этого приглашения тебе придется очень долго. Осторожно, не споткнись о рыжий портфель. Томка! Зачем ты его у нашего порога оставила, я же сказала, он соседский!
В маршрутке по дороге домой я прочла эсэмэску от Ботаника.
«У родителей одного из коллег такая камера. Они живут за городом. 30 км по Дмитровскому шоссе. Поедем завтра? На работе отпрошусь».
«Отлично,– обрадованно написала я, – я завтра после трех свободна».
Дома, умяв Варин вкуснющий пирог, я уселась в кресло и поставила себе на колени телефонный аппарат, намереваясь позвонить Анне Семеновне и рассказать, что мы можем смело вычеркивать из списка подозреваемых Варю Петрову. Дверь в комнату я плотно прикрыла, чтобы папа не услышал мой разговор. Вдруг телефон затрезвонил сам.
– Анна Семеновна! – обрадовалась я, схватив трубку, – а я как раз собиралась набрать ваш номер!
– Добрый вечер, коллега! Это замечательно. Как говорят, у великих умов мысли сходятся.
Я улыбнулась. Ботаник так же говорит. А еще у великих ученых умов похожий юмор.
– У меня для вас новости, Анна Семеновна!
– И у меня для вас, коллега! Боюсь, по важности ваши новости уступают моим.
– Да?
– Я уверена в этом. Дело в том, что я хочу поблагодарить вас за помощь в расследовании.
– Не поняла. Оно ведь еще не завершено!
– Завершено, моя дорогая. Мы нашли преступницу. Завтра решением кафедры мы ее покараем.
– И кто она? – недоуменно спросила я.
– О, не обижайтесь. But I can’t share this piece of information with you [16] .
– Почему?!
– Видите ли, коллега. Подозреваю, за эти два месяца вы сильно сблизились с подозреваемыми. Простите за каламбур. Все трое отзываются о вас очень тепло. I can’t admit the leak of information [17] .
Срыв заседания кафедры кафедре ни к чему.16
Но я не могу поделиться этой информацией с вами.
17
Не могу допустить утечки информации.
– Но я...
– Имейте терпение, коллега. Завтра все тайное станет явным. See you tomorrow! [18] И еще раз – спасибо.
Глава 11,
в которой все летит прахом
На истории я получила выговор за то, что сижу с таким видом, будто окаменела за пять веков до нашей эры. На биологии только к концу занятия я обнаружила, что причина истерического хохота окружающих – рядом со мной: в начале урока одноклассники усадили за мою парту чучело обезьяны, а я ничего и не заметила.
18
Увидимся завтра!
Все мое существо дрожало и сгорало в ожидании большой перемены.
Наконец, спрятавшись в школьном туалете, я дрожащими пальцами набрала на мобильном нужный номер.
– Алло, кафедра перевода, – протяжно прогудела в трубку лаборантка Анечка.
– Аня, извините. Здравствуйте. Извините. Это ученица Анны Семеновны Розенталь-Тригель.
– Шпигель!
– Ой, извините. Ог-говорилась. Простите. Я Г-Гаянэ. Ар-рутюнян. Ск-кажите, а можно Анну Сем-меновну?
– Нет. Все ушли на семинары.
– Извините. Давно?
– Да, заседание закончилось пару часов назад.
– Простите, а кого отчислили?
«Бух! Бух!» – застучало мое сердце.
– Много кого.
Анечка зевнула. Ане все по барабану. Через пару месяцев она уходит в декрет. Кажется, на ее место заступит Анжела. Будет работать на полную ставку. Во втором полугодии пятого курса экзамены сдавать не нужно, надо только заниматься дипломом. А с дипломом у Анжелы проблем явно не будет. Раз он уже написан и один психопат в тапочках разного цвета пытается его защитить от плагиата. Так что быть Анжеле лаборанткой кафедры. Если, конечно, не ее отчислили сегодня.
– Посмотреть, кого отчислили? – спросила Аня.
– Конечно!
– Подожди.
Зашелестели бумаги.
– Тихомирову. Селезневу. Волкова. Петрову.
– Кого?!
– Варвару Петрову. Отчислена с сегодняшнего дня без права восстановления.
– Что-о?
Мобильный выскользнул из моих рук, грохнулся на пол. С него слетела крышка, выскочила батарейка.
Я сползла по стене и уставилась на давно сломанную сушилку для рук, всю исписанную признаниями в любви.
За дверью слышались крики одноклассников, переобувавшихся перед физрой – пока не зарядили осенние дожди, физрук проводит занятия на футбольном поле.
– Это невозможно, – пробормотала я, – за что ее отчислили?!
Надо встать... Проморгать слезы.
Найти батарейку.
Бедная Варя... Получается, она не зря переживала. А я даже ей не посочувствовала. Думала, у нее просто мандраж...
Оглушенная, я вышла и присела на скамью у гардероба, пытаясь приладить к телефону батарейку и крышку.