Скелеты из шкафа русской истории
Шрифт:
В разоренной стране исчезнет пятая (по некоторым оценкам — даже четвертая) часть населения, множество людей побежит в Сибирь, на Дон, в Речь Посполиту — куда угодно, только подальше от правительства России, ее столицы, ее царя, в 1721 году ставшего императором.
Б. Франк «Лейбниц».
Большой любитель «идеального» государства, где все министерства-ведомства-службы «аки колесики в швейцарских часах» друг за друга цепляются и приводят в движение. В современных российских
Громадность изменений налицо, нет более возможности спорить о принимаемых государственных решениях. Оспаривать можно только направление этих перемен и их ценность. Поражает масштаб бедствий и творимого почти открыто зла и разрушений. Не случайно же в народе, вовсе не в одной старообрядческой среде, Петра упорно называли Антихристом.
Размер ущерба особенно поражает, если принять изначально точку зрения противников Петра и считать направление «реформ» выбранным неправильно, а уничтожение наработанного за весь XVII век ничем не оправданным. Получается, что 36 лет страна шла в совершеннейшее никуда, постепенно разрушаясь, теряя сотни тысяч людей и расточая накопленные раньше богатства. Сегодня почему-то больше и больше исследователей соглашаются с такой оценкой, и нехорошее слово «антихрист» утрачивает эмоциональность, становясь чуть ли не диагнозом.
Европой мы так и не стали, но дух нации — растоптали, свободу — почти потеряли.
«Петровская армия вела себя в России, словно в завоеванной стране», — ставит свой диагноз современный писатель Александр Бушков.
Бушков, например, описывает следующие случаи. В Костроме полковник Татаринов выгнал за город всех членов городского магистрата, то есть высшего органа городской гражданской администрации. Коломенского бургомистра некий драгунский офицер в невеликих чинах велел своим солдатам высечь, что и было исполнено. Доходило и до смертоубийства.
Во время какого-то из бюрократических экспериментов в провинцию были посланы гвардейцы с предписанием: губернаторам непрестанно докучать, чтобы они готовили ведомости. В противном случае гвардейцы должны были губернаторов, вице-губернаторов и прочих подчиненных сковать за ноги и на шею намотать цепь, и по то время не освобождать, пока те не изготовят отчетность.
Такая вот армейская дисциплина.
В результате за пределами крупных городов, в стороне от больших дорог царила почти полная анархия, и были уезды, по которым вообще нельзя было проехать. Никак. Число разбойников в этих уездах, как горько шутили, превосходило число законопослушных подданных.
Иные разбойничьи шайки контролировали приличные куски территории Российской империи — целые волости. Эти шайки вели неплохое хозяйство, а некоторые атаманы вводили в бой сотни людей. Известны случаи, когда разбойники брали уездные города и освобождали своих захваченных солдатами товарищей (при этом часть солдат уходила с ними). В таких случаях утрачивается вообще представление, где тут разбойничьи шайки, а где — повстанческие армии…
Местных крестьян эти разбойники чаще всего не трогали, ограничиваясь поборами, но всех проезжих грабили неукоснительно, а дворян вообще не выпускали живыми.
Если назвать вещи своими именами, то получится — несколько десятилетий правительство Российской империи контролировало только часть своей территории, и даже те, которые вроде бы подчинялись Петербургу, делали это очень относительно.
28 января 1725 года закрыл глаза царь Петр I,
которого еще при жизни одни подданные нарекли земным богом, а другие, как уже говорилось, — Антихристом. После этой смерти Российскую империю трясло еще несколько десятилетий: буквально от самого часа смерти Петра и до того, как в 1762 году жена его внука, Петра III, убила мужа и сама заняла престол. Ведь и правда — период истории Российской империи с 1725 по 1762 год вполне официально назывался «периодом дворцовых переворотов».По словам вполне прозападного и пропетровского историка-либерала В. О. Ключевского, Петр «надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку… хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешаемая у нас со времени Петра два века и до сих пор неразрешимая».
Добавлю — эта квадратура неразрешима и по сей день, через 100 лет после Ключевского.
«Подкинутое сословие» и перевернутое сознание
Слой в одинаковой степени беспочвенный и бестолковый…
Одним из своих подданных Петр приказал стать европейцами. Другим он велел остаться туземцами. Никакой добровольности.
Ни малейшего права выбора.
Европейцам было велено сесть на шею туземцам и никогда с нее не слезать. Туземцы обречены были оставаться туземцами без малейшего шанса как-то изменить свое положение. Их дело — работать и обеспечивать русских европейцев.
Начался фактический раскол нации на два субэтноса, а то и два народа. И один из них находился в полном подчинении, в истинном рабстве у другого.
Русских европейцев даже к 1917 году было очень немного. Дворян при Петре — всего порядка 100 тысяч человек. К началу XIX века их уже тысяч 300–320. К началу же XX столетия — порядка 1 миллиона 300 тысяч. Если в 1700 году на одного дворянина приходилось примерно 140 худородных русских людей, то к 1800 году уже только 100–110 человек, а в 1900-м — 97–98 человек.
Интеллигентов, то есть неродовитых русских европейцев — побольше. Это верхушка купечества, предприниматели, весь образованный слой, начиная с окончивших гимназии. Всякий служилый и всякий образованный традиционно, со времен Петра — «европеец» по определению. «Европейцев» к 1917 году уже порядка трех миллионов. Фактически именно они и только они имеют монополию на всякую вообще интеллектуальную деятельность.
Мы до сих пор изучаем историю всех 100 % россиян по высказываниям и мнениям этих 1–2–3 % населения. И каким мнениям! Сама наука как форма общественного сознания родилась в среде русских европейцев. И родилась в России в ту эпоху, когда многие «русские европейцы» перестали не только писать и говорить, но и думать по-русски.
Психология Московии определялась позитивным мифом: о Москве — Третьем Риме, Москве — Новом Иерусалиме, о величии своей национальной идеологии и превосходстве над иноземцами. Достаточно сказать, что на иконах и на фресковых росписях в церквах бесов изображали бритыми и в немецких кафтанах. У бесов изо рта и носа шел дым.
Когда Петр шел по Москве в немецком мундире с трубкой во рту, он не мог придумать более выразительного образа, который бы напрямую указывал, что он — воплощение Антихриста.