Скиф
Шрифт:
– Мне нужна твоя помощь, как специалиста. Конфиденциально, ― отрезал.
В трубке обескуражено молчали.
– Произошла драка. Человека неслабо помяли.
– Это рискованно, Макс. В больничку надо.
– А без больницы?
– Могут быть повреждения внутренних органов, переломы. Я не рентгент установка и не аппарат УЗИ, сложно будет диагностировать.
– Костя, я тебя о чем-нибудь, когда-нибудь просил?
Чилигин опять завис, переваривая аргумент, и вздохнул:
– Ладно, к четырем…
– Сейчас.
– Сейчас?!.. Слушай, давай ты подъедешь ко мне и мы в станционере,
– Домой, Костя. Ко мне. Сейчас, ― процедил Максим.
Чилигин вновь притих и, видимо сообразив, что спорить бесполезно, сухо и чуть обиженно спросил:
– Адрес.
Макс продиктовал и отключил связь. Осел на табурет, закурил и уставился в окно.
Перед глазами был сложенный по дневнику образ наивной, доверчивой и открытой всему миру девочки, которую сломали словно спичку, превратив в озлобленного мальчишку самоубийцу – того, с кем познакомился только сейчас.
Можно ли помочь Варе? Пусть не повернуть время вспять, но хоть что-то изменить?
Смелков не знал, но помочь ей стало почти потребностью. Он гнал чувство вины, но оно путалось с сопричастностью и мешало не столько реально воспринимать события, сколько принимать их как нелепое стечение обстоятельств. Отсюда и возникало острое чувство сожаления и желание загладить, изменить, если не вернуть прошлое, ту девочку, способную верить и любить, то хотя бы себя – человека способного не только мстить, но и помогать.
Разум говорил: лучше не лезь, оставь все как есть, не твоего ума это дело, совершенно тебя не касается, нагребешь ведь по самую макушку. И он готов был согласиться, но совесть гнула голову до столешницы, травила душу прошлым малодушием и винила, вопреки голосу рассудка.
Макс затушил сигарету и вернулся в комнату. Постоял над спящей девушкой и прошел в спальню. Расправил диван, постелил чистое белье и замер: какого черта он делает? Чилигин прав, девушку нужно отвезти в больницу.
А дальше? Начнется копание в грязном белье и Варе опять достанется. Начнутся выяснения кто же она, почему мальчик будучи девочкой, кто избил, почему. Косые взгляды и предположения – а, да ты, голубка, цветная? Сама нарвалась…
Не будет помощи от полиции, а вот дерьма девчонка их молитвами наглотается.
Он был уверен, что с ориентацией у Варвары все нормально, а образ оторвы-тинейджера, всего лишь защитная реакция, способ выжить, в принципе как-то жить. Этот «гот енд рокер» всего лишь панцирь черепахи, в который можно спрятаться. Вытряхни ее оттуда – что будет? Еще одна травма?
Мужчина потер шею – маяло, и вернулся в комнату. Навис над спящей, прикидывая как лучше ее поднять, не тревожа, чтобы отнести в постель. А если Чилигин прав – ей что-нибудь повредили, сломали?
Смелков осторожно поднял Варю на руки и отнес в спальню. Стянул футболку, сомневаясь и немного смущаясь, расшнуровал корсет. Взгляд задержался на груди – такую красоту прятать и калечить?
Макс расстегнул брюки, стянул их и печально улыбнулся, увидев, что на девушке женские трусики с кружевами. Значит нормальная, значит не все потеряно и он прав – роль пацана всего лишь защитная реакция, «панцирь».
Укрыл девушку и, чтобы не смущать Чилигина и давать ему повода задать лишние вопросы, снял шипастый ошейник. Под
ним оказалась тонкая лиловая полоса шрама.Пыталась повеситься?
Макс покрутил нелепый аксессуар и откинул в кресло, стянул краги и разжал клепки браслетов на запястьях. И тяжело уставился на череду рубцов, тянувшихся от кисти к локтевому сгибу.
Что она делала с собой? Резала вены, пытаясь уйти из жизни?
Мужчина накрыл девушку одеялом до подбородка и сел на край, спиной к ней, только чтобы не видеть.
Стыдно. Больно.
Меньше всего ему хотелось вспоминать о Томе, но вспоминалось само собой до самых нюансов – привычек усмехаться над всем, двигать челюстью, не спуская тяжелого взгляда с собеседника, от которого тем, кто послабей, становилось не по себе. Макс всегда знал, что Том способен на любую крайность, но все же не предполагал, даже не мог предположить что тот может обойтись с левой, ничего ему не сделавшей девочкой, как животное.
Если бы он сделал заказ раньше, всего лишь на день раньше.
Если б всего лишь на сутки быстрей узнал, каким бизнесом занимается Кон. Если бы не плавал как кусок дерьма между жаждой мести и привычкой законопослушного гражданина полагаться на органы правосудия в надежде что Том оступится сам и получит, в конце концов, по заслугам. Если бы не тянул, как обычный интеллигент, выбирая между правильно и неправильно. Если бы как Раскольников сделал, а потом философствовал и рассуждал. Если б сразу согласился на сделку, взаимовыгодную изначально.
Если бы, это гребанное «если бы».
Макс потер лицо, словно стряхивая навалившиеся воспоминания и сожаления о не содеянном время и содеянном в принципе. Сходил за льдом, завернул его и приложил к лицу Вари. Возможно поздно, но может быть еще поможет остановить оттек, наливающуюся синеву под глазом и по щеке.
Девушка чуть застонала и только. Фенозепам подарил ей крепкий сон и забвение. Но что будет, когда проснется? Почему она сказала, что родителей нет? Куда делись ее мать и отец или отчим? Кто за ней присматривает? Кто помогает?
Мужчина качнул головой и ушел на кухню, успел выкурить пару сигарет, горечью табака разбавляя горечь в душе, как раздался звонок.
Чилигин сдержал обещание. Явился с увесистыми сумками, прошел в коридор молча, лишь хмуро глянув на Смелкова.
«Немец» настороженно поднялся, но с места не сдвинулся и даже не оскалился, чувствуя, что от новичка в доме угрозы не исходит и к хозяину тот лоялен.
– Ну и кого избили? ― спросил гость, уже снимая обувь.
– Девушку.
– Не понял, ― выпрямился, ногой отодвинув ботинки к входным дверям. ― Шутишь?
– Не до шуток, Костя.
– Макс, ты вроде нормальный мужик, с мозгами дружишь, но такое несешь. Любая драка – в больницу! Это ясно любому… ммм… человеку!
– Больница это и полиция, ― парировал мужчина, подталкивая его в сторону спальни. ― Протоколы, дознания, а значит дополнительные травмы и продолжение неприятностей. Как наша полиция нас бережет – не мне тебе рассказывать. Так что девиз «спасение утопающих – дело рук самих утопающих» актуален как никогда.
Доктор фыркнул, то ли соглашаясь, то ли наоборот, и застыл над спящей с поджатыми губами: