Скифские саги

— А мне он нравится.

— Тогда пусть живет, — решил Кермуз. — Глядишь, и из него когда-нибудь вырастет достойный враг.

— Ты сказал это, и мне сразу захотелось его убить, — негромко заметил Отшельник. Затем он крикнул так, что содрогнулись горы: — Эй, скиф, ты свободен. Если хочешь, я могу доставить тебя в долину Евфрата!

Скилл быстро, словно ожидал этих слов, повернул голову к чародеям.

— Спасибо, не стоит, — негромко сказал он, не слишком заботясь о том, чтобы его услышали. — У меня там слишком много врагов, и я не хотел бы предстать перед ними с пустым горитом. А кроме того, я кое-чем обязан одной девушке из горного селения. Прощайте!

Скилл взлетел на коня и сжал его бока пятками.

— Хоу, Черный Ветер!

Чародеи наблюдали за скачущим всадником до тех пор, пока он не скрылся из виду.

— Сколько жизни, — медленно произнес Отшельник. — Так и хочется сбросить его с коня.

Кермуз усмехнулся:

— Пусть живет. Мир нуждается в сильных людях, способных быть достойными врагами.

Крик, донесенный горным ветром, подвел итог этой краткой дискуссии:

— Хоу, Черный Ветер!

Часть вторая ПОСОХ САБАНТА

Пролог

Четыре огромных существа, о которых не хотелось думать, что они имеют что-то общее с людьми, привязывали истошно кричащего сотника-мидянина к стальным кольцам, вделанным в перекладины огромного креста из черного камня. Мидянин пытался отбиваться, хотя уже понял, что это бесполезно. Существа были слишком сильны, чтобы человек мог совладать с ними. В их гибких стальных мышцах таилась не просто сила — непостижимая человеческому рассудку мощь. Несколько мгновений назад сотнику довелось стать свидетелем того, как один из четверых его врагов небрежным ударом кулака развалил надвое каменную плиту, мешавшую ему пройти. Несмотря на это, человек продолжал сопротивляться с тем отчаянием, которое присуще существам, предчувствующим смерть. Он извивался, пытаясь вырваться; когда же руки оказались прикреплены к кольцам, пробовал отбиваться ногами; и, лишь убедившись, что все его усилия тщетны, обмякнув, повис на сковывающих его запястья и щиколотки цепях. Он проиграл.

Существа поняли, что пленник смирился со своим поражением. Придирчиво проверив надежность оков, они вышли, оставив человека наедине о самим собой. Когда отзвуки тяжелых шагов растворились в толще каменных стен, мидянин поднял голову и огляделся.

Помещение, в котором он очутился, оказалось просторным, но лишь относительно. Протяженность его извилистых стен могла поспорить с периметром ападаны — главной залы — царского дворца в Персеполе, но потолок был непомерно низок. Он буквально нависал над головой, ломая всякие представления об архитектурных законах, отчего помещение походило на пещеру или темницу. Однако пещерой оно, скорее всего, не являлось: пол и потолок выглядели идеально ровными, а стены хотя и извивались, но несли в своих линиях ту законченность, которая определяет границу между хаосом первозданного и гармонией подчиняющегося канонам форм. Для темницы оно было слишком просторно, а кроме того, здесь имелся свет. Он лился узкими скупыми струями из трех аркообразной формы отверстий-окон, проделанных в стене слева. Все помещение покрывал однородный темный материал, цвет которого колебался от серого — таким был пол — до фиолетового на стенах, плавно переходя в пурпур грозно нависающего свода. Сочной окраской покрытие походило на отполированный гранит, но она распределялась неестественно равномерно, из чего пленник сделал вывод, что этот материал гранитом все же не является.

По долгу службы мидянину приходилось не раз и не два иметь дело с самыми разными камнями, которые использовались для отделки роскошных дворцов парсийского царя. Причиной его нынешних неприятностей в какой-то мере и был камень. Царю донесли, что в далеких восточных горах найдены необыкновенной красоты кристаллы, своим блеском и игрой превосходящие даже алмазы, которые привозили купцы из-за Инда. Два десятка воинов во главе с сотником отправились на поиски неведомых камней. Невероятно, но посланцам удалось обнаружить их. Сотник купил у неведомых варваров три десятка переливающихся, правильной формы кристаллов. Желая поскорее обрадовать владыку драгоценной находкой, мидяне возвращались домой горной дорогой, которая была почти втрое короче традиционных караванных путей. Про эти места ходили недобрые слухи, но что может устрашить двадцать отчаянных парней, вооруженных луками и острыми кривыми мечами, парней, которых ожидает впереди щедрая награда! Взяв проводника, отряд двинулся по узким скалистым тропам. На исходе второго дня пути мидяне попали в засаду.

Сотник ничего не знал о судьбе своих воинов, потому что в самом начале схватки брошенный со скалы камень угодил ему в голову и лишил чувств. Впрочем, он мог считать происшедшее не засадой, а обычным горным обвалом, но, придя в сознание, обнаружил себя в этом гигантском мрачном помещении в руках четырех ужасных существ, чьи лица походила на застывшие, подернутые тленом маски.

Мидянин не знал, зачем его сюда приволокли, но подозревал, что намерения пленивших его не являются добрыми. Хлебосольный хозяин не завлекает к себе гостя силой и тем более не растягивает его, словно лягушку, на кресте. Свирепея от сознания собственного бессилия, сотник в очередной раз попытался освободиться от цепей, но его старания оказались безрезультатными. Металлические браслеты, оковывавшие запястья, не только не ослабили свою хватку, но, напротив, еще глубже вонзились в изорванную острыми гранями плоть. Издав короткий стон, пленник оставил бесплодные попытки. Ему оставалось лишь ждать.

Прошло немало времени, в течение которого мидянин бесцельно блуждал взором по гигантскому периметру залы, ненадолго останавливая его то на узких жерлах врезанных в стену окон, то на небольшом углублении, расположенном шагах в трех от креста. Изнутри углубление было покрыто чем-то алым, а по краю его окаймлял невысокий бордюр, рассеченный узким желобком, который начинался у самых ног прикованного человека. Судя по всему, углубление было не чем иным, как жертвенником, а для какой цели служит приделанный к жертвеннику желобок, мидянин предпочитал не задумываться. Он устал. Его члены затекли и дрожали, онемевшие мускулы ног покалывали сотни крохотных иголочек. Пот, сбегавший по вискам и скулам, наполнял глазницы соленой резью, от которой тусклый свет начинал колебаться неровными серыми бликами, проступавшими чуть более яркими пятнами там, где были проемы окон. Сотник помаргивал, разрушая пелену, но та упорно застилала глаза, и вскоре пленник обнаружил, что утомленное сознание начинает оставлять его, сменяя скупую серость реалий неестественными, фантасмагорическими картинами. И в этот миг послышался негромкий скрежещущий звук. Сотник мгновенно встрепенулся и открыл глаза.

Пред ним стоял человек, который явился из образовавшегося в стене проема. Мидянин машинально отметил, что человек странным образом походит на змею. Он был долговяз и непомерно худ, а его голова, совершенно лишенная волос, напоминала череп. Тело человека покрывала длинная, до щиколоток, рубаха, подобная тем, что носят жрецы Ахурамазды. Только в отличие от одежд служителей Светлого бога рубаха вошедшего не была девственно белой, а состояла из двух полос. Левая сторона, там, где бьется сердце, — окрашена в черный цвет, правая — отливала горным снегом.

Какое-то время неведомый жрец стоял, рассматривая застывшего в ожидании пленника, после чего направился к нему. При ходьбе он слегка припадал на левую ногу. Очевидно желая скрыть свою хромоту, незнакомец пользовался посохом — длинной тонкой блестящей палкой, покрытой сложным орнаментом. Жрец шагал неторопливо, в его движениях скользила затаенная настороженность готовой к броску змеи. Именно так ползет подкрадывающаяся к добыче кобра — лениво, скрывая нетерпение под маской внешнего безразличия. В этих неспешных движениях таилась угроза. Не отрывая взора от пленника, жрец пересек залу и остановился прямо напротив мидянина, не дойдя шага до врезанной в пол каменной чаши.

Сотник внимательно оглядел жреца и почувствовал, как по его коже побежали быстрые, скользкие мурашки. Глаза незнакомца были неподвижны, словно у змеи, на которую он так походил своим обликом и движениями. Особенно мидянина поразили зрачки — белые, похожие на два блеклых, слюдянистых пятнышка. От них веяло безразличием и такой жестокостью, на которую неспособен даже самый безжалостный палач. Зрачки обежали распятого пленника еще раз, после чего неторопливо спрятались под блеклыми чешуйками лишенных ресниц век. Жрец издал короткий отрывистый смешок, напоминающий клекот горного орла. Запустив ладонь за отворот своей странной двухцветной одежды, он извлек горсть зеленоватых камушков, ярко блестящих даже в тусклом свете подземелья.

— Обыкновенный хризоберилл.

Произнеся эту фразу, не понятую сотником, жрец разжал пальцы, и драгоценные кристаллы струйкой рассыпались по полу. Несколько упали в чашу, один ударился о носок кожаной сандалии жреца. Равнодушно взглянув на блестящий осколок, жрец наступил на него. Раздался негромкий треск. Сотник едва удержался от того, чтобы не выкрикнуть ругательство. Камень, стоивший целое состояние, обратился в пыль. Заметив, как изменилось лицо пленника, жрец хмыкнул:

— Ничего не стоящие стекляшки. Ты проделал столь долгий путь в поисках этих камней?