Скифы пируют на закате
Шрифт:
– Сентября не надо, Пал Нилыч. Сентябрь ее ящерам скормит. За Сергея…
– Верно! – Сарагоса кивнул. – Пошлю ее лучше с Дорджи Чучуевым, он парень спокойный и шустрый. Или, может, сам желаешь сопроводить? – он прищурился, разглядывая Скифа сквозь табачный дым.
– Святой Харана! Спаси и помилуй! Я ведь в Амм Хаммат собрался!
– Ну, раз собрался… – Шеф покивал головой, будто Скиф должен был уйти в амм-хамматские сны исключительно по собственному желанию. – Раз собрался, так слушай! Меня слушай и своего Харану, чтоб в беду не влипнуть! Пойдешь один. Людей у меня осталось четверо, каждый на счету, да и сам я тут нужен, не до прогулок… Так что пойдешь один! И все разведаешь, все выяснишь – и про этих сену, и про ару-интанов,
– Не поблазнились, Пал Нилыч. Джамаль их тоже видел. При упоминании о Джамале шеф мрачно скривился и запыхтел трубкой. Искры стайкой крохотных птиц вознеслись из разлапистого «гнезда».
– Ну, раз не поблазнились, так разведай! Бродит у меня мысль, что все это связано… как-то связано… «голд», рощи твои золотые, всякие запахи, ару-интаны, сену да наши зомби-атаракты… – Сарагоса пошевелил толстыми волосатыми пальцами и угрюмо усмехнулся. – Может, ты и защиту какую найдешь в этом самом Амм Хаммате? Заклятия, э? Заклятия от хлыстов нам бы сейчас очень пригодились…
– Вы же в них не верили, Пал Нилыч?! – вскинулся Скиф.
– Верил, не верил… А ты сам-то веришь?
– Ну-у… Песни слышал… очень впечатляющие песни… Еще видел, как девушки с белыми зверями говорят… А вот что касается заклятий…
Скиф смолк под насмешливым взглядом Сарагосы.
– Вот так! – менторским тоном заметил шеф. – То, что ты должен выяснить, не есть вопрос веры. Факты, сержант, факты! Деревья падда навевают дурные сны – это факт! Звери, как ты рассказывал, боятся их запаха – второй факт! Амазонки тоже боятся – и запаха, и шинкасов, и ару-интанов… Шинкасов колют копьями, от демонов творят заклятия. Почему? Сколь те заклятия действенны? Считать ли их бесспорным фактом или примитивной магией до смерти перепуганных женщин? Выясни и доложи!
– Я выясню, – сказал Скиф. – Только женщины не показались мне перепуганными до смерти. Они из породы бойцов, из тех, кто верит и в силу свою, и в копье, и в магию. Их вера – тоже факт. Пал Нилыч.
– Потому ты и отправляешься в амм-хамматский фэнтриэл, что я готов считаться с этим фактом. Сперва-то я думал, что все это блажь, – нехотя признался Сарагоса, – но потом… – Он смолк и будто бы про себя пробормотал: – Да еще эти сны… сны…
– Какие сны? Про Амм Хаммат? Про Шардис?
– Нет. – Пал Нилыч отвернулся, скрывая лицо. – Другие сны, мои… Ну, хватит о том! – Он посмотрел на часы. – Сейчас половина второго. Собирайся – и к Доктору! Прямо к нему в логово! Я там буду через сорок минут.
– Мне хватит тридцати, – сказал Скиф, поднимаясь.
Он спустился в каптерку к дяде Коле, где было приготовлено все нужное снаряжение: мешок с дорожным припасом, комбинезон – тот самый, амм-хамматский, с десятью карманами и зашитой в секретное место проволокой, таймер, компас, нож и кое-какие мелочи. Автомат он решил не брать, лазер казался надежнее, а вместо тяжелых обойм дядя Коля приготовил пару коробок с запасными батареями. Двадцать первое столетие все-таки, подумал Скиф, вкладывая свое оружие в наплечную кобуру. Да, двадцать первое столетие… Слидеры, видеотелефоны, трехмерные «эл-пи», боевые лазеры, пришельцы… Судя по первым годам, век обещал массу развлечений, и Скиф не сомневался, что в ближайшие пятьдесят лет ему не придется скучать. Если он их проживет, конечно! Пример Сингапура подсказывал, что агентам Системы суждена жизнь яркая, но недолгая. Правда, у счастливчика Сержа Никитина не имелось святого Хараны, и феноменом-акцидентом он тоже не был, так что вряд ли представлял интерес для любознательного Чакары уко Экоба. Жизнь его вполне подчинялась статистическим закономерностям: множество мелких удач уравновесила одна неудача, зато самая крупная, какая может случиться
с человеком.Дядя Коля следил за тем, как облачается Скиф, спросонья моргая глазами. Он тоже находился на осадном положении и по такому случаю, а также ввиду утренних волнений принял на сон грядущий лишний стаканчик. Но это его не развеселило, был он мрачен и угрюм. Когда Скиф взялся за свой лучемет, он вытянул руку-клешню и буркнул:
– Клади сюда, Кирюха… Проверю…
Скиф покорно отдал оружие. Старый «механик» поводил над ним двумя растопыренными пальцами, словно делая «козу» младенчику, и ощерился в ухмылке.
– Не заржавеет, как рубль в сберкассе… Ежели, блин, тех гадов встретишь, что Серегу Сингапура срубили, жги в брюхо. От дырок в брюхе дольше мучаются.
– Тех гадов больше нет, дядя Коля, – сказал Скиф. – Им ребята с Пал Нилычем дырок понавертели.
– Не-а… – «Механик» сморщился и покачал головой. – Не-а, Киря… Самый главный гад улизнул… Я-то знаю! Щелка там была зелененькая, навроде окошка… Туда он, бляха-муха, и просочился!
Дядя Коля с кряхтеньем присел, покопался в шкафчике под верстаком и протянул Скифу плоскую коробочку – небольшую, величиной со старый железный рубль.
– Вот, возьми да сунь куда подальше… Соорудил я тут штучку… так, от безделья… Придет нужда, открой, погляди да подумай.
– Спасибо, дядя Коля. – Скиф сунул «штучку» в нарукавный карман. – А думать-то о чем?
– Там нарисовано Чего нарисовано, о том и думай. – Дядя Коля опустился на раскладушку, вытянул ноги и повернулся к стене. – Ну, удачи тебе, Киря… – невнятно пробормотал он, засыпая.
Скиф подпоясался, достал из мешка калгану и, подвесив ее к наплечному ремню, покинул склад. С минуту он постоял на лестничной площадке, раздумывая, куда идти – вверх или вниз, потом решительно направился на первый этаж. Там у одной из бронированных дверей он опять остановился и надавил кнопку звонка.
Выглянул дюжий медбрат лет сорока пяти, в накрахмаленном халате, косая сажень в плечах – сестер и нянечек в медицинском секторе звена С не держали. Этот крепкий мужичок, в отличие от дяди Коли, глазами не моргал, а уставился на Скифа недреманным оком. Потом, узнав инструктора, кивнул.
– Ты с третьего этажа? Ну, чего тебе, парень?
– На дружка взглянуть хочу. Попрощаться.
– Взглянуть – взгляни, а вот попрощаться… – Пропуская Скифа в палату, санитар горестно покачал головой. – Попрощаться – это сложнее. Ты ему «до свидания», а он тебе и «гу-гу» не скажет. Такие, брат, дела…
Скиф, не слушая его воркотню, скользнул взглядом по койкам и направился к той, что стояла в дальнем углу. В полутьме лицо Джамаля на белой подушке казалось темным, будто высеченным из камня, но на изваяние все же не походило. Нет, не походило… Какой скульптор стал бы ваять бессмысленный лик кретина7 Разве что в насмешку над родом людским…
Глаза Джамаля были плотно прикрыты, мышцы расслаблены и неподвижны, что придавало его физиономии выражение какого-то идиотского, дебильного спокойствия. Ни переживаний, ни мыслей, ни чувств… Брови – как две длинные черные кляксы, виски чуть запали, вялые губы разошлись, из уголка рта на щеку стекает слюна… Ах, Джамаль, Джамаль, Георгиев сын, из славного рода Саакадзе!.. Ты еще живой, но уже мертвый…
«Пошли бы мы вместе в Амм Хаммат, генацвале, – не разжимая губ, сказал ему Скиф. – Пошли бы, дорогой, в Амм Хаммат, куда ты так хотел вернуться, к девушкам и к твоей Тамме, к царице Тамар на белом коне… Поскакали б мы в степь, к городу с двадцатью башнями, погуляли б в лесах на взморье, поглядели б, как пробраться к золотым куполам… Поскакали б, погуляли, пошли!.. Да только ты уже умер, князь, и все это я буду делать без тебя».
Вдруг веки Джамаля приподнялись, и крохотные огоньки, замерцавшие в темных зрачках, будто шепнули Скифу: нет, я еще жив! Жив! Потом огни погасли, точно залитый водою костер, и бессмысленный пустой взгляд уперся в потолок.