Скифы

– Черт, – сказал он свирепо, – а что, если и в самом деле…

Яна спросила сонным голосом:

– Что?.. Опять? Только я отвернусь, ладно?

– Спи, – буркнул он. – Женщина.

– Зато какая, – ответила она гордо. – Ты чего такой злой?.. Вид у тебя решительный. На войну собрался?

– Вроде того.

– Какую?

– Да вот думаю, – сказал он еще злее, распаляясь, чтобы видимую мозгам нелепость утопить в эмоциях, которые все оправдают, – думаю… а что, если и в самом деле? Взять и нашу идею скифизации распространять всерьез? И не такая дурь проходит! Коммунизм вон же строили.

Она с трудом распахнула прекрасные глаза:

– Ты же сам говорил, что коммунизм – это прекрасно!

– Прекрасно, – согласился он. – Как вообще «прекрасное далеко». Но браться строить это прекрасное с теми ублюдками, из которых человечество, – это такая дурость, такая… что и на голову не лезет! Каким надо быть прекраснодушным… э-э… замедленного развития, чтобы взяться строить коммунизм всерьез? С этими людьми? Нами то есть? Но ведь чуть было не построили! Если бы так отчаянно не мешали из-за рубежа, то построили бы. Может быть, построили. А чем идея скифизации хуже? Как раз нет, не хуже. Она ж больше на инстинктах и желаниях, что правят этой голой обезьяной, чем на разуме…

– Какой голой обезьяной?

Он посмотрел на ее роскошное тело, представил всю в шерсти, но никак не мог вообразить в серой обезьяньей шерсти, а все только в белой, нежной, как у ангорской кошки. Получилось так эротично, что внизу потяжелело, а в мозгу с готовностью промелькнула пара непристойных картинок. Впрочем, на этом отрезке цивилизации непристойности не существуют. По крайней мере, в отношениях мужчины и женщины.

То ли влагалище у нее так устроено, подумал он с неловкостью, то ли там другая температура, иные мышцы, но с нею наверняка даже самый слабый мужчина, едва закончив половой акт, с изумлением чувствует, как снова пробуждаются эти древние силы, снова готов ее мять, протыкать, всаживать в мягкое покорное стонущее тело, бессильное перед его натиском, мощью…

– Спи, – прошептал он нежно. – Можешь даже не обращать на меня внимания…

Злой звонок от Черного Принца стащил Крылова с Яны. Она осталась лежать на постели, широко раскинув ноги, чем-то похожая на раскрытую устрицу, кожа блестела, словно смазанная маслом.

– Что-то серьезное? – спросила она лениво.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Спрашивал, ничего ли не случилось.

Она с усилием поднялась, села. Лицо ее было одуревшее.

– Да нет, – возразила она вяло, – надо вставать. Мы не вылезаем из постели уже третьи сутки!

– Да хоть и месяц… – вырвалось у него.

Яна приняла душ, быстро позавтракали. Она сидела в том кресле, где всегда завтракал дед. Снова сердце Крылова пронзила сладкая боль, в глазах защипало. Родной и замечательный дед ушел, чтобы ему, Крылову, не приходилось ставить ему судно, менять простыни, а теперь там сидит самая замечательная девушка на свете…

Но почему в груди такой щем?

В офис добирался на троллейбусе, почти час, останавливаясь возле каждого столба. Что за дурь, мелькнуло в черепе внезапно. Такие деньги, а он все еще без машины? Надо Замполиту сказать, чтобы подобрал две-три на всю их партию. Недорогие, подержанные, но это будет другой уровень жизни…

Яна вышла на остановке возле метро, улыбнулась обещающе на прощанье. Крылов помахал рукой, но когда в гениталиях пусто, как в государственной казне, то мысли тут же плавно переключились на скифов, их проблемы.

На стоянке возле офиса прибавилось машин, влезли даже на тротуар. Охранники его уже знали в лицо, металлодетекторы дали зеленый свет, но уже в коридоре Крылов увидел группки молодых парней, что спорили, что-то выясняли с пеной у рта, убеждали друг друга. Половину из них он видел впервые.

Черный Принц наткнулся на него в коридоре. С вытянувшимся, как у козы, лицом, похудевший, сказал с укором:

– Ты даешь!.. Нельзя же в такую депрессию впадать. Мы все твоего деда уважали.

– Да так, – промямлил Крылов, – понимаешь, не все по нашему желанию происходит.

– Скиф должен волю ставить впереди желаний, – возразил Черный Принц.

А Матросов подошел, обменялся рукопожатием, сказал твердо:

– Воля должна подчинять все!

Щеки Крылова опалило жаром. Нет, все-таки его ребята намного чище и лучше, чем он, придумавший эту скифизацию.

Вообще несчастлива страна, мелькнуло в черепе, у которой нет героев. Мой дед первый из новых героев… Он подал пример. Ему было труднее, чем тем, кто пойдет по его стопам. Он еще видел корчмовцев, а не скифов… Он сам стал первым скифом. Если бы у нас были партийные билеты, ему стоило бы выписать за номером первым…

Но, напомнил он, надо копнуть и старых героев. Отыскать. Не отыщутся – возвести в герои. Культурные герои, вроде Анахарсиса, известны, но нужны и примеры самоотверженности, патриотизма. Жертвенности… Стоп-стоп, знаменитая казнь Скилла, который начал пренебрегать обычаями скифов, за что его и казнили…

Он взялся за ручку кабинета, сказал твердо:

– Сегодня и я ночую здесь. Пора развивать успех! Увидишь Замполита, попроси зайти ко мне.

– Что-то наклевывается?

– Надо коней приобрести, – сказал Крылов твердо. – Скифы мы или не скифы? Можно подержанные, но чтоб на ходу и без ремонта.

– Можно иномарки?

– Да какая разница…

– Они покруче.

– Для скифов, – определил Крылов, – нет марок или иномарок. Все наше по праву! Так что выбирай по цене и качеству.

Большое помещение, что прямо по коридору, оборудовали под главный зал. В правую часть поставили компы, провели оптоволоконный кабель, напичкали оргтехникой, а левую разгородили на собственно кабинет главного, а вторую половинку приспособили для прочих хозяйственных нужд.

Крылов, как по определению – главный, засел в кабинете, начал разбираться с почтой. Из соседней комнаты все мощнее просачивались вкусные запахи ветчины, соленой рыбы, крепкого ароматного кофе.

Когда Крылов заглянул туда, Валентина, чуть похудевшая, серьезная, с большими пытливыми глазами, готовила бутерброды.

– У вас тут близко хорошая ветчина, – объяснила она почти виновато. – Какой смысл тащить бутерброды через весь город?

– Умница, – похвалил Крылов. – Ты наша кормилица. Без тебя бы здесь все пропали.

– Нет, – сказала Валентина польщенно, – это все Лилия…

Крылов развел руками:

– Ну, Лилия… Лилия – это вообще…

Он сделал неопределенное движение руками, словно взбивая не то мыльную пену, не то облака, поднимая их все выше и выше. Валентина слабо улыбнулась. От нее вкусно пахло хорошими бутербродами. Скифы дали возможность не то чтобы так уж расширить свое хозяйство, но при всеобщей разрухе как-то удержаться, не разориться, а там вдруг в стране да что-то улучшится, ну не может так долго барахтаться на самом дне, тут уж либо помирать, либо выкарабкиваться…